Сшитое лицо

Сшитое лицо
Андрей Птицын

Отважный молодой охотник и прекрасная девушка живут, не зная друг о друге и предстоящих им испытаниях. В бескрайней тайге весна сменяет зиму, затем приходит лето, у добрых людей всегда полно забот и хлопот, а злые проникают в их мирную жизнь тайком, обманывая, притворяясь и лелея ужасные замыслы. В глуши скрывается племя, безжалостные воины которого охотятся не на лесную дичь, а на людей, и юным героям придётся пережить настоящий кошмар, чтобы отстоять свою жизнь, свободу и зародившуюся в их сердцах любовь…

Андрей Птицын

Сшитое лицо

Сшитое лицо

Литературная повесть

Глава

1.

Долгожданная

добыча

На опушке леса, чутко прядая ушами и время от времени поднимая украшенную великолепными рогами голову, кормился дикий олень. Стояла полуденная тишина: только пташки, перелетая с ветки на ветку, изредка оглашали лес веселым пением, и легкий ветерок временами шелестел в верхушках деревьев. Молодой рогач не заметил, что к нему с подветренной стороны, прикрываясь кустами и деревьями, крадутся три молодых охотника. Руки каждого из них крепко держат меткий лук, и для первого выстрела уже выбраны самые прямые и острые стрелы…

Два брата, Толбочоон и Бузагу, как всегда, соперничая, начали жестами спорить, кто из них достоин пустить стрелу. Их безмолвная пантомима, перешедшая в тихие удары и тычки, достигла слуха третьего охотника, их старшего товарища – Бэркэ. Сам он невелик, но запястья большие, руки тоже. Крепкие плечи. Медленно присев на корточки, не делая резких движений, он обернулся на ступающих за ним друзей. Болваны! И тут не могут прийти к согласию. А ведь они который день уже не видели дичи. Упустить такой момент нельзя! Он, еле сдерживая возмущение, состроил сердитую мину и, выпучив глаза, погрозил им кулаком. Стрелять самому? Обидятся оба брата. Он им обещал возможность показать себя на охоте. Но если промахнутся? Нет, придётся уступить и рискнуть… Кому же из них доверить право выстрела? Строго оглядев притихших братьев, Бэркэ указал пальцем на Толбочоона. Обиженный Бузагу, поджав губы, опустил руки и шумно засопел: он ведь на целый год старше брата. Обрадованный Толбочоон, пряча довольную улыбку, закусил зубами две свои чёрные как смоль косы и начал осторожно скрадывать чуткого зверя. Бэркэ украдкой покосился на недовольного Бузагу. Если он ошибся в выборе, и Толбочоон промахнется, старший из братьев будет дуться на него всю обратную дорогу. Они и так сильно отдалились от своих угодий в поисках дичи – не хватало ещё поссориться… Какие они непохожие… Словно от разных матерей, – в который раз подивился про себя Бэркэ. – Не схожи ни видом, ни характером. Один не любит рыбу, второй мясо… Он подружился с братьями несколько лет назад во время поколки – сезонной осенней охоты на кочующих оленей на переправах рек. С тех пор они неразлучны.

Лето выдалось сухим, и вся живность как сквозь землю провалилась. Обследовав свои оказавшиеся пустыми угодья, он, Бэркэ, поддался на уговоры братьев и согласился перейти западное урочище, служившее границей территории, на которую они никогда не заходили. Великая чёрная тайга кажется нескончаемой и бескрайней, но и она поделена многочисленными живущими здесь племенами… Впрочем, трёх охотников продолжали преследовать неудачи: проплутав несколько дней по лесу, они не встретили ни единого зверя. Оказавшись у незнакомой горной речки и переночевав на её берегу, они несолоно хлебавши отправились в обратный путь. Казалось, удача отвернулась, а дух охоты Баянча разгневался на них за какие-то былые прегрешения… И тут друзья неожиданно наткнулись на мирно пасущегося одинокого оленя-дикаря. Первым его заметил Толбочоон, с удивлением обнаруживший, что рогач один, без стада. Однако разглядев животное и поняв, что олень прихрамывает на заднюю ногу, охотники догадались, что он ранен. Возможно, волками – серые охотники иногда несильно кусают свою жертву за конечности, что бы она не в состоянии была далеко уйти, а они затем, когда придёт время, могли найти ее, не прилагая чрезмерных усилий. Поэтому он и отстал от своих рогатых сородичей. Сердца охотников забились сильнее, впервые за время безуспешных поисков всех троих охватил настоящий азарт.

Бэркэ и Бузагу, прячась за деревьями, осторожно начали обходить дичь с разных сторон, отрезая оленю путь к бегству – на случай, если лучник промахнется. Худощавый и быстрый в движениях Толбочоон, ловко передвигаясь среди деревьев, используя их как укрытие – где горностаем на четвереньках, где ползком, змеёй – преодолел нужную дистанцию. Медленно натянув тетиву, он осторожно приподнялся над кустом. Зверь был на месте и, не подозревая об опасности, спокойно кормился. Молодой стрелок прищурился и прицелился. Биение сердца гулким эхом отдавалось в ушах Толбочоона, капля пота сползла по его щеке, и всё его внимание сосредоточилось на зазубренном наконечнике костяной стрелы. Медленно выдохнув, он выпустил стрелу. В тишине леса звонко щелкнула защищающая запястье костяная пластина. Услышав незнакомый звук, испуганный олень быстро поднял голову, навострив уши. Через мгновение стрела, пронзившая сердце, заставила его, прогнув спину, высоко подпрыгнуть, и, едва удержавшись на ногах, он бросился прочь. – Промазал!– мелькнула паническая мысль в головах всех трех охотников. Но животное, сделав несколько отчаянных скачков, замедлило бег и, зашатавшись на ставшими непослушными ногах, неуклюже завалилось на бок. Олень попытался подняться, но вновь упал, в агонии суча копытами в воздухе. Охотники с разных сторон ринулись к качающимся кустам. Раздался ликующий вопль Толбочоона: он поцеловал свой лук на бегу. Спустя несколько минут голова оленя уже лежала на мху с веточкой зелени во рту, – дань традициям предков. Бэркэ побрызгал кровью оленя по сторонам. Трое друзей весело и быстро разделывали острыми ножами свежедобытый трофей. Руки их двигались уверенно, не совершая лишних движений

– Как я его?! Прямо в сердце! Это был мой лучший выстрел! Не зря, не зря, Бэркэ, ты выбрал меня. Со мной, парни, вы голодными не останетесь. Доверьтесь мне, и Толбочоон не подведет вас! – хвастался возбужденный Толбочоон.

– Лучший выстрел! Да с такого расстояния и ребёнок бы попал! – сказал Бузагу, менее рослый и более коренастый и жилистый, чем Толбочоон. Братья, как и всегда, были не прочь поддеть и подзадорить друг друга, и между ними началась очередная перепалка.

– Ребёнок?! Вот кто бы не попал, так это ты, братец, уж это я точно знаю. Да с твоими кривыми стрелами, Бузагу, ты и в небо не попадёшь, если выстрелишь! У старухи Гарпанай ноги ровнее, чем твои стрелы!

– Стрелы мои в порядке, – обоснованно выдал невозмутимый Бузагу, разделывая печень оленя. – А вот как ты рогача разглядел и попал в него, я удивляюсь… Старуха Гарпанай и то видит лучше тебя, брат. Тебе просто повезло, слепоглазая лягушка.

Отрезав кусок печени, Бузагу с наслаждением прожевал его, зажмурившись от удовольствия.

– Лягушка, говоришь?! Ах, ты, неблагодарный! Да я вижу, что тебе просто завидно! Ну ничего, когда-нибудь мы с Бэркэ разрешим выстрелить и тебе, неумеха. Только смотри, не попади сам в себя, а то какой-никакой, а все же ты мне братец. Верно, Бэркэ? Над кем мы будем подтрунивать, если ты застрелишься? Не сердись, мой глупый старший брат. Дай-ка я тебя развеселю…

Толбочоон, дотянувшись до брата, окровавленным пальцами быстро нарисовал на его щеках улыбку. Бузагу, перехватив его руку, в ответ тоже измазал лицо брата кровью. Братья, хохоча, бросив разделку оленя, начали бороться. Бэркэ, очнувшись от своих дум, нехотя погрозил им.

– Эй, вы, олени, перестаньте! Надо торопиться! Нам ещё до дома добираться: забрели в такую глушь, не выберешься… Вы слышите? Я кому говорю?!

Братья, не слушая старшего товарища, продолжали пыхтя бороться. Затем Толбочоон, вырвавшись из рук Бузагу, пританцовывая и раскинув руки как крылья, оббежал вокруг нахмурившегося Бэркэ и огляделся. Ловко вскочил на ствол упавшего дерева и громко крикнул:

– Ээгэ-гээй! Я – Толбочоон, великий охотник! Я добыл оле-еня! Ле-еня! Е-еня! Ня… Ня…

Эхо подхватило его крик, который, повторяясь, разнесся по ближайшим сопкам. Бэркэ, вскочив, рывком стащил парня вниз на землю. Толбочоон неловко упал и удивленно вытаращился на стоящего над ним старшего товарища, лицо которого выражало тревогу.

– Перестань! Чего ты орешь, дурак? – гневно произнёс Бэркэ.

Толбочоон, потирая ушибленное при падении плечо, обиженно сказал:

– Ты чего? Покричать нельзя? Мы неделю не могли добыть дичь… Нельзя порадоваться?

Бэркэ, смутившись, отступил назад, понимая, что немного переборщил, но тревога, поселившаяся в душе с тех пор, как они ступили на чужую землю, не отпускала его.

– Мы отдалились от наших лесов на несколько дней пути. Эта не наша земля. Ты же знаешь, нельзя кричать в лесу. Тем более в чужом!

– Но мы ведь никого не видели… Здесь нет никого. Почему мы должны бояться? – возразил Толбочоон.

– Надо поскорей убираться из этих мест! – не желая спорить, обрубил Бэркэ. – Хватит баловаться, принимайтесь за дело! – уже спокойней добавил он и продолжил разделывать мясо.

– Ну извини, старший брат. Я не сдержался от радости… Сколько дней мы не могли добыть мясо… – виновато произнёс Толбочоон, присоединяясь к ним.

– Дух охоты, щедрый Баянча, сделал нам достойный подарок… – согласился с ним Бузагу, успокаивая Бэркэ. – Что тебя тревожит, Бэркэ? Ты сам не свой эти дни.

Бэркэ хмуро оглядел окружающий их лес и на свои руки. Стряхнув с них кровь, нехотя произнёс:

– Надо уходить отсюда. Когда-то отец запретил мне приближаться к этой речке и вообще к этим местам.

Толбочоон шмыгнул носом и заинтересованно придвинулся к Бэркэ.

– А что он говорил тебе про эти места? Что в них такого?

– Не помню, – ответил Бэркэ, стараясь скрыть свое беспокойство. – Просто запрещал. Всё, давайте поторопимся! Не сидите сложа руки, – раздраженно бросил он друзьям, – скоро стемнеет.

Братья торопливо разделывали оленя и вскоре, позабыв о разговоре, опять начали весело подтрунивать друг над другом. Бузагу, схватив ногу оленя, постукивал остриём ножа по суставу, принялся выковыривать "чонкуу"– излюбленное лакомство охотников.

Вскоре, погрузив мясо на самодельные поняги, сделанные из корней березы, маленький отряд отправился в обратный путь. Вечернее солнце озаряло верхушки деревьев красным светом. Растянувшись цепочкой, друзья, спины которых согнулись под тяжелым грузом, один за другим скрылись в чаще.

Полная луна, время от времени прячась за небольшими тучками, освещала небольшую поляну, посередине которой горел яркий костёр. Весело трещали сучья, всполохи огня освещали довольные лица трёх охотников, жарящих и сразу поедающих приготовленное мясо. Оживленный разговор был в самом разгаре, неугомонный Толбочоон, как всегда, наседал на своего брата, пытаясь вывести его на спор. Бэркэ, задумавшись, отрешённо смотрел на пляшущие огоньки костра: его дневная тревога немного улеглась, но одна мысль не давала ему обрести покой. Он понимал, что почувствует себя в полной безопасности, только добравшись до родных земель. Ведь он старший в их группе и несёт ответственность за жизнь своих друзей. Хоть они с ним были из разных племен, дружба связала их крепче кровных уз. Но все же, что же тревожит его? Не зря отец запрещал ему охотиться в этих местах. Но с чем же был связан запрет? Бэркэ копался в памяти, но не мог вспомнить: отец умер, когда он был ещё совсем мальчишкой. Ничего, ещё один переход, и они покинут эти земли… После сытного ужина его стало клонить в сон, он почувствовал, как устал.  Толбочоон, разгоряченный спором, толкнул его в плечо.

– Вот ты, старший брат, когда ты думаешь жениться, обзавестись семьей? Вот он, – Толбочоон указал на Бузагу, – не прожив и года со своей Илик, уже жалуется на семейную жизнь! Но сам же заставляет меня жениться!

– Дурак ты, – невозмутимо парировал Бузагу, сыто рыгнув и завалившись на спину, – всё не так понимаешь: вовсе я не плачусь… Хотя, по правде сказать, уж очень несносный характер оказался у моей Илик. Вечно она недовольна, всего ей мало. Теперь я понимаю, почему ее родичи так быстро избавились от неё, когда я пришёл к ним свататься. Отдали даже без подарков, – и Бузагу тяжело вздохнул.

По-брачному договору-тори, так как Бузагу был беден и не мог задобрить будущую родню оленями, он договорился, что, в обмен на невесту, будет некоторое время работать на ее семью.

– Плачешься! – упрямо насел на него Толбочоон. – Только что говорил, что зря женился, бегал бы сейчас, как свободный олень! Хорошо, что эта Илик не прицепилась к тебе, Бэркэ. Я видел, как она на тебя смотрела. Этим женщинам только дай повод, враз охомутают!

Бэркэ, смутившись, вспомнил, как Илик проявляла интерес к нему, а не на заглядывавшегося на нее Бузагу. Тогда, не желая ссориться с мучимым ревностью другом, он отошёл в сторону. К взглядам Илик он был равнодушен, да и не собирался пока связывать себя узами брака.

– Не-ет… – продолжил Толбочоон. – Мы с Бэркэ будем вольными хосуунами-удальцами. Зачем нам эти бабские оковы? Будем гулять, где хотим и как хотим! А ты, братец… – Толбочоон, скорчив сострадательную мину, участливо приобнял Бузагу, тяжело вздохнув, похлопал его по плечу. – Мне жаль тебя, но что поделаешь, если у тебя такие мозги. Придётся терпеть и бегать по указке жены. Такова твоя судьба… Правильно я говорю, Бэркэ?

Бузагу  оттолкнул парня, и тот опрокинулся на землю. Тут же вскочив, Толбочоон подсел к задумавшемуся Бэркэ, обнял его за плечи.

– Выбирайте жён из другого племени, друзья – сказал Бузагу, не обращая внимания на брата.