Минут десять петляли между полуразрушенными строениями, пока не добрались до сталелитейного цеха, соединённого с «бытовкой» галереей. Она то и была нам нужна.
Машину близко подгонять к зданию не стали.
– На всякий случай, чтобы не повредили, бывали, знаешь ли, прецеденты! Эти твари имею дурную привычку бросаться чем ни попадя, – пояснил Семёныч, выбираясь из машины.
Подошли к зданию, прислушались. Никаких звуков, тишина. Только ветер подвывает в выбитых окнах.
– Ладно, давай искать, – прошептал напарник, и мы зашли в здание.
За двадцать минут обшарили все комнаты, даже на крышу выбрались. Никого.
– Пошли, посмотрим в цехе, – предложил Семёныч, и мы через галерею пошлёпали в производственное помещение.
Стены этого перехода когда-то были выложены из стеклянных блоков, которые, кто-то выбил, приложив к этому, наверное, немало сил.
По галерее двигались осторожно, не торопясь, перешагивая через валявшиеся на полу обломки стеклянных блоков. Когда прошли полпути, я почувствовал какое-то неудобство, непонятное ощущение чужого присутствия. Это чувство уже было знакомо мне.
– Семёныч, стой – скомандовал я, тот мгновенно остановился и начал осматриваться.
– Там впереди что-то есть, давай осторожнее, – напарник кивнул и поднял свой «Бекас».
– Я тоже вытащил «Маузер» и нажал кнопку активации, через несколько секунд аппарат слегка завибрировал, показывая готовность к применению.
Мы шли по галерее рядом, как говорится, плечом к плечу. Когда добрались до двери ведущей из галереи в цех, я вдруг почувствовал, что сейчас что-то произойдёт. Так уже было, в магазине. Ясно осознанная опасность. Не раздумывая, с силой толкнул напарника в плечо, заставив того завалиться влево. Сам, оттолкнувшись от него, отлетел вправо.
И в это же самое мгновение, когда мы развалились в разные стороны, между нами пролетел кирпич и загрохотал по галерее.
Пока я поднимался, Семёныч с непостижимой ловкостью для его квадратного тела извернулся и замер возле дверного проема.
– Я ничего не увидел, смотри ты, – прошептал он.
Я кивнул и встав с другой стороны двери заглянул в неё.
Дух стоял в десятке метров от входа в галерею и смотрел в нашу сторону.
– Так вот какой ты, северный олень! – пробормотал я, вспомнив присказку Сергея.
Пока я разглядывал это создание, призрак, видимо, для того чтобы мы не расслаблялись, запустил в нас приличных размеров трубу.
Я шустро отпрянул в сторону, спасаясь от мелких обломков, которые этот снаряд вышиб из кирпичной кладки.
– Он недалеко от входа, – сообщил я Семёнычу, – со своим стволом ты, по всей вероятности, ничего ему не сделаешь, сам попробую.
Тот молча кивнул.
Завалившись на левый бок напротив двери, я провёл прибором на высоте примерно одного метра от пола, и увидел, как мутное тело призрака буквально распалось на две половины. Раздалось шипение, после чего верхняя часть туловища упала рядом с нижней.
Я встал и начал размахивать «Маузером», разваливая тело призрака на более мелкие куски, пока не услышал:
– Всё, Саня, я его уже вижу, он больше не в состоянии поддерживать своё состояние, – скаламбурил он.
Потом мы принесли из машины саван и сложили в него то, что осталось от духа. Перед тем как начать складывать куски в мешок, напарник прочитал мне целую лекцию о том, что нельзя хватать голыми руками всё подряд. После чего, заставил одеть рукавицы из того же материала, что и саван.
– А что с ними дальше будет? – поинтересовался я, когда мы уже возвращались домой.
– Их невозможно убить, – пожал плечами Семёныч, – можно только удержать в стороне от людей. Без савана, это создание восстановится через несколько дней. В мешке, в измельчённом состоянии ему потребуется, скорее всего, несколько лет. Поэтому их «шинкуют», увозят подальше в лес, где и закапывают, чтобы на виду не валялись. И ещё я слышал, что после восстановления они могут измениться и уже не жаждут нагадить хомо сапиенс.
– А если развезти эти куски в разные стороны? – полюбопытствовал я.
– Будет ещё хуже. Генадич говорил, что при невозможности восстановиться, из каждого куска может получиться отдельная тварь. Поэтому лучше уж так.
– А сжечь?
– Не получится, – покачал головой Семёныч, – не горит, как только не пробовали…
Приехав на базу, направились в научный отдел, где и пристроили мешок с бывшим духом. Потом зашли в оружейку, сдали стволы и пошли в свою комнату.
Я заварил себе кофе и удобно устроившись в кресле, начал отдыхать, периодически залезая ложечкой в стоящую на журнальном столике вазочку с мёдом. Мед был отличный, даже запах пошёл по комнате.
Семёныч, почуяв запах мёда, подошел ко мне, грустно посмотрел на вазочку, а потом спросил:
– Сань, а у тебя ещё есть мёд? – подвоха я не почувствовал, и, ответил утвердительно
Услышав это, медведь ускакал к холодильнику и начал чем-то там греметь. Когда вернулся, в руках у него был гигантский бутер с колбасой и сыром, состоящий из двух половинок батона. Он снял верхнюю половину бутера, сцапал вазочку и вылил всё её вязкое содержимое на начинку бутерброда. Я смотрел на всё это, вытаращив глаза. Такого бутерброда я не видел никогда!
– Саня, прости!.. Искушение слишком велико!.. – прогудел этот ненормальный медведь и откусил такой кусок, что я испугался – сейчас подавится. Не подавился!.. Продолжал с наслаждением жевать свой бутер, причём жевал так, что ни одной капельки мёда не уронил.
По всей вероятности, он спросил у меня про мёд для того, чтобы не забирать последнее. Как я уже упоминал, здесь работают добрые люди и нелюди. Последнее они, видишь ли, не забирают.
– Семёныч, нам скоро на обед, аппетит перебьёшь, – напомнил я ему.
– Не перебью, – довольно прогудел он, продолжая с удовольствием чавкать.
После обеда я отправился в научный отдел, разыскал Алексея Геннадьевича и спросил про результаты анализа своей крови.
Учёный завёл меня в свой кабинет, взял бумажку, лежащую у него на столе, повертел её в руках, вздохнул, после чего протянул её мне и сказал:
– С кровью у Вас всё в порядке. По составу она точно такая же, как и у простого человека, но… – сделал он паузу, – у Вас в крови всего в разы больше, чем должно быть. Заметив, что я тупо смотрю на него, он хмыкнул:
– Видите ли, Александр, если бы у Вас в крови было повышенное содержание какого-то одного из элементов, например, лейкоцитов. То можно было бы говорить о том, что в вашем организме идёт какой-то воспалительный процесс. Другими словами, Вы болеете.
Повышенное содержание эритроцитов тоже плохо. Негативно сказывается на процессе дыхания, кровоснабжения и функциональности клеток головного мозга. Если будет избыток тромбоцитов, будут образовываться тромбы, которые начнут закупоривать сосуды.
– А у меня? – напомнил я.
– А у вас всего много! Очень много! Однако Вы совершенно здоровы, что говорит о том, у Вас для самого себя нормальная кровь. Ваши внутренние органы работают именно на такой крови. Вырабатывается у Вас именно такая кровь, она для Вас норма. Другой человек умрёт, если Вашу кровь ему перелить в достаточном количестве. Очуметь можно, откуда Вы вообще взялись, Александр Андреевич?
Это меня задело, и я, сдерживаясь, проговорил: