Ковид. Вымирание

Скрипачка Ирина Небесная сидела позади всех, прислонившись спиной к стене, и не испытывала никаких эмоций по поводу предстоящего концерта. Почти все из своих двадцати шести лет она посвятила музыке. Пандемия коронавирусной инфекции раздавила музыкальную культуру Санкт-Петербурга: филармония и капелла закрылись. Классическая музыка, в условиях дефицита денег и продовольствия, вдруг оказалась не нужна обществу. Даже репетиторство мало кого интересовало. Чтобы обеспечить нормальную жизнь своей шестилетней дочери Ирина уже играла на скрипке на корпоративах, приватных вечеринках, в костюме медсестры и без костюма вовсе. Сегодня придётся унизиться еще больше.

Двадцатилетняя начинающая скрипачка Майя, с которой у Ирины в коллективе сложились тёплые отношения, попросила подругу сесть позади неё, чтобы защитить от нападок хамоватого ухажёра. Публично уважаемый за заслуги былых лет, флейтист пенсионного возраста Натан Степанович опять присел рядом и похотливо прижимал к себе Майю. Пользуясь всеобщим жарким обсуждением предстоящего выступления и робостью неопытной девушки, он глубоко засунул костлявую руку под её джинсы, ощупывая голый зад. Майя покраснела, но не находила в себе сил открыто отказать посягательствам самодовольного и наглого старика.

– Уберите руки от девочки, – громко и грозно сказала Ирина Небесная, подрывая свой привычный ореол молчаливого ангела.

Привлечение внимания подействовало – мерзавец ненадолго отстранился от девчушки. В текущий социальный и экономический кризис Ирина начинала думать, что скромность и интеллигентность, привитая ей родителями – устаревший наряд, несовместимый с достойной жизнью.

Через два часа после дебатов все согласившиеся на моральную экзекуцию члены оркестра оделись в светло-зелёные одежды.

За час до выступления в фойе для встречи гостей отправили группу молодых людей – юношей и девушек – в откровенных нарядах под прозрачными защитными костюмами. Тогда же музыкантам привезли гору упаковок апельсинового сока и настоятельно порекомендовали выпить по литру.

– Для яркого, веселенького цвета, – подбадривал в преддверье испытания худрук.

Чтобы выжить, Мариинский театр перепрофилировался в экспериментальную площадку современного искусства. Выступления транслировались и продавались по подписке. Вместо множества близко посаженных кресел в портере и на балконе оборудовали четыре десятка индивидуальных мини люксов – герметичных комнаток площадью три квадратных метра и высотой чуть меньше двух метров. Билеты стали доступны только крайне обеспеченным людям.

– Господин Босх! Рады приветствовать столь дорогого гостя! – льстиво, но радушно высказался Артемьев, оказавшись в нужное время в правильном месте зала.

Максимилиан Босх негромко отшутился и сразу занял полагающийся ему по билету крайний люкс, явно пытаясь сохранить инкогнито.

– Ира, мне плохо. Давай уйдем отсюда прямо сейчас? – прошептала Майя, когда до начала выступления оставалось менее десяти минут. – Со вчерашнего дня чувствую себя разбитой, а сегодня совсем гадко.

– Брось, ты, должно быть, переволновалась, – подбадривающе ответила Ирина, хотя бледный вид подруги ей не нравился. – Некуда уходить, понимаешь? Где еще мы получим такие деньги за полтора часа выступления? Мы с мамой копим на трёхкомнатный люкс, да и тебе деньги лишними не станут.

Когда близился кульминационный момент в конце первой части концерта, Максимилиан Босх надел защиту, поднялся с места и, стараясь не привлекать внимание, вышел из зала. Он прошел по направлению к уборным и подозвал дежурившего неподалеку работника сцены, вручив ему пятитысячную купюру.

– Позаботьтесь, чтобы сюда больше никто не вошел, – приказал он.

Текут последние нотки чувственного произведения Вивальди, рождая руками и душами оркестра совершенную, тут же исчезающую в небытие игру звуков.

Ирина зажмурилась – пора возвращаться с небес в суровую реальность. Пару секунд тело сопротивлялось разуму, но чувство стыда компенсировалось апатией к происходящему. Горячая струйка начала своё движение, оставляя тёмные пятна на светло-зеленой одежде, затем стекла по босым ногам со стула прямо на пол. Сцена имела наклонный пол и по случаю шоу была накрыта белоснежной пленкой хорошо контрастирующей с жёлтыми ручейками.

Ирина, борясь со стыдом, украдкой осмотрелась.

Вроде все справились – публично синхронно обмочились. Теперь придется жить с этим опытом. О, нет, Майя!

Болезненная девушка перестала играть и закрыла лицо рукой. Её брюки выглядели сухими. Вдруг она начала извиваться, сдерживая конвульсии, и упала на четвереньки. Концерт остановился. Ирина первой подбежала к несчастной девушке и попыталась её поднять. Майя находилась в полуобморочном состоянии, тело её горело. Вставая, она оперлась руками о стекло, которым сцена была отгорожена от зрительного зала. В этот момент с девушкой случился сильнейший приступ кашля – на стекло брызнула кровь. После чего Майю вырвало апельсиновым соком и остатками обеда.

– Эта сука инфицирована! – сменившись в лице, вдруг прокричал Натан Степанович, бросив свою флейту, – Я не хочу умирать!

Поднялась суматоха. Люди с ругательствами шарахнулись по сторонам, и от только что витавшей над оркестром утонченности не осталось и следа.

Администратор спектакля, Алёна, спешно нажала кнопку экстренной блокировки промышленного люкса, которым фактически являлась сцена. Оргстекло за кулисами герметично закрылось, послышался шум включаемой вентиляции. Несколько музыкантов подбежали к выходу и принялись возмущенно стучать в закрытую дверь.

– Простите, по технике безопасности я не имею право открывать, – с виноватым и испуганным видом отвечала Алёна, кутаясь в свой защитный костюм, – Вы все уже давно в одном помещении.

Оркестры по всему миру распадались еще и потому, что требовали нахождение большой группы людей вместе и без средств защиты дыхания, что рано или поздно приводило к заражению всего коллектива.

– Как же так вышло? – причитала Алёна. Подойдя к Артемьеву, она предложила, – Может, опустим занавес и начнём эвакуацию зрителей и персонала?

С меловым лицом Владислав Артемьев выглянул в зал. Несколько гостей спешно уходили через индивидуальные, защищенные коридоры. Оставшиеся три десятка зрителей заинтересовано смотрели на сцену. По их мнению шоу продолжалось.

– Включите фоновую музыку, раздайте гостям меню на закуски и напитки, – тихо сказал Артемьев, пытаясь вытереть пот со лба сквозь защитный экран на лице, – Бинокли тоже можно предложить.

Занимаясь безобидным, почти тривиальным трудом, младший помощник худрука Алёна в коронавирусную эпоху чувствовала себя, как на войне. Кто с кем сражался было непонятно, но нравственность несла большие потери, еженедельно вызывая горечь утраты.

Максимилиан Босх вернувшись из уборной, едва взглянул на сцену и спешно покинул концертный зал.

Эпидемиологическая служба в составе семи машин скорой помощи и мобильной лаборатории приехала за четверть часа. Вход на сцену дополнительно закрыли герметичной ширмой. Врачи, наглухо запакованные в защитные костюмы, наспех осмотрели всех участников выступления. У каждого из двадцати восьми музыкантов из пальца взяли кровь, маркером написав на руке уникальный номер соответствующий пробирке.

Стандартизированных результатов теста существовало всего несколько. Выявлялся вирус чаще всего верно – хоть в чём-то здравоохранение России не подкачало.

Спустя пять долго тянущихся минут после взятия первых проб, индивидуальные тесты последовательно начали сигнализировать о результатах.

Майя, а также двадцать четыре её коллеги по творческому цеху оказались инфицированы COVID-22 – наиболее распространенным, почти не излечимым и очень заразным штаммом коронавируса. Двое музыкантов облегченно вздохнули – каким-то чудом они не были заражены. Их сразу одели в защиту и отпустили домой с обязательным условием контрольного прохождения теста на следующий день.

Тем временем на сцене произносились драматические и страдальческие речи о несправедливости жизни, достойные героев Шекспира.

– Вы всё равно должны заплатить нам за выступление! Я засужу ваш проклятый театр! – кричали другие.

Ирина несколько раз успела прокрутить в голове все ужасные ограничения и последствия, связанные с коронавирусным заболеванием. Успокаивало одно: рано или поздно инфицирование должно было случиться. Однако её тест упорно молчал, вызывая недовольство окружающих и задерживая госпитализацию оркестра.

Лишь спустя четырнадцать минут тестирование её крови тоже завершилось.

Ирина Небесная: наличие COVID – неизвестно, статус – неизвестно.

– Что за результат такой? – задал риторический вопрос старший врач, явно растерявшись. Затем всё же добавил, – Вас тоже придётся забрать, пока не поймем ваш статус. Наденьте защитный костюм.

Майя вздохнула с облегчением, узнав, что Ирина едет со всей группой. Последние полчаса, как случился ад, именно она в числе первых защищала Майю от агрессивных нападок недавних дружелюбных коллег.

– Петербуржцы, что с вами случилось! – прокричала Инесса Павловна сквозь стекло, оглядывая зал, – Мало того, что мы унижаемся, так вы еще хотите посмотреть, как мы страдаем и умираем?

Почти никто из зрителей не опустил взгляд, бесстыже рассматривая ругающихся, еще недавно интеллигентных людей в подмоченных брюках и юбках.

– Будьте вы прокляты! – завершила тираду она и отошла в дальний угол, закрытой по периметру сцены.

– Зря старается, – сочувственно произнес худрук. Он окинул взглядом зал и едва слышно добавил, – Они уже прокляты. Мы все прокляты.

* * *

После недолгих поисков в соцсетях и местных новостных каналах Ани Гириян удалось найти видео ролик, который подтверждал, что президент компании Люксор, Максимилиан Босх, куда-то ненадолго выходил из зала во время драматичного выступления оркестра.

Ян на всякий случай запросил список всех госпитализированных музыкантов, после чего они с Ани покинули оплот культуры.

– Получатель знал или предполагал, что за ним следят, – высказалась Ани, – Иначе он мог заказать доставку себе домой.

– Согласен. Еще думаю, что Босх, не связан с убийством напрямую, – уверено предположил майор Левандовский, отъезжая от театра, – Если бы инженер Дружин не умер, никто и никогда не узнал бы о посылке.

Он посмотрел на счетчик рабочего времени в Гало – почти четырнадцать часов. Наручные часы показывали десять минут двенадцатого. Только Ян хотел озвучить желание отправиться по домам, как неожиданно позвонил Минский.