НА КРЮЧКЕ

– Тогда сделаете из него черепашку-ниньдзя.

– Так ведь опознать могут.

– И надо, чтобы опознали. Устроим этим птенчикам показательную казнь. Они нас стращают, на понт берут, теперь и наша очередь пришла. Короче, Муса сказал, ваше дело выполнять. Везите куда-нибудь на стройку – и в цемент!

– Сделаем, Шапсо.

– Вот и начинай. – Сплюнув себе под ноги, приземистый неторопливо поднялся. Опередив его, Муса уже шагал к выходу. Парочка, что в несколько секунд подписали незнакомому человеку приговор – легко и буднично, как будто проделывали подобное регулярно. Впрочем, возможно, так оно в действительности и было.

К Дмитрию приблизился тот, кого именовали Фиником, – мускулистый, обряженный в футболку и джинсы детина.

– Все слышал, фраерок?

Дмитрий слегка пошевелил плечом.

– Вот и не обижайся. Все будет быстро и качественно, это я тебе говорю.

Горло Харитонова издало какой-то клокочущий звук.

– Не вибрируй, фраерок. Все будет в лучшем виде. Тебе и памятник не понадобится, сам будешь вместо памятника.

Заметив мелькнувший в руке детины газовый баллон, Дмитрий успел зажмуриться, но это не спасло. Ядовитая аэрозоль вновь успела сделать свое дело. Дыхание сперло, по телу прокатилась судорожная волна, в голове зазвенели знакомые колокола. Выскользнув из тела, сознание серебристой змейкой нырнуло в беспросветный омут.

***

Помахав рукой отъезжающей машине, Елена поправила на плече сумочку и шагнула в родной подъезд. Лифта в ее доме отродясь не водилось, и на пятый этаж она привычно поднималась пешком. Когда-то секретаршу «Кандагара» это крепко раздражало, но со временем она привыкла. Более того – Елена начала находить в сложившихся условиях серьезные плюсы. Даже три-четыре рейда из дома знаменовали собой приличную нагрузку. Во всяком случае для ее «усидчивой» профессии это было немаловажно. Кроме того, в одном из журналов она прочитала, что именно лестницы способны «формировать» женские ноги как ничто другое. В статье даже приводились аналитические таблицы, в которых лестничная нагрузка сравнивалась с равнинными дистанциями, упоминался «поэтажный» коэффициент полезного действия. Так или иначе, но из всего написанного неоспоримо следовало, что красота женского бедра прямо пропорциональна количеству одолеваемых этажей. Во всяком случае именно после этой статьи Елена стала внимательнее присматриваться к своим ногам, а лестничные пролеты покоряла даже с некоторым удовольствием.

Однако в этот вечер она поднималась более рассеянно. Из памяти по-прежнему не выходила картина с мальчиком-инвалидом, получившим первый приз. Вспоминались его дрожащие, берущие конверт руки, дорожки слез на его щеках. У Елены и сейчас запершило в горле. Умом она понимала, что жизнь сурова и пестра, что далеко не всем добропорядочным дамам достаются прекрасные принцы, что, увы, до сих пор падают самолеты, случаются аварии, погибают на минах, от пуль и ножей, и все-таки в эту невеселую схему, никогда и ни при каких обстоятельствах она не могла вписать детей. Покалеченных и погибших взрослых было жалко, но от одной мысли, что наравне с ними могут погибать и дети, у нее начинало ныть сердце. Это было не просто жестоко, это было несправедливо, а Елене в ее двадцать два в справедливость очень хотелось верить.

Так или иначе, но погруженная в свои мысли, ни торопливых шагов снизу, ни шороха приглушенных голосов она не услышала. Ее родная лестничная площадка как обычно была погружена в темноту, – лампочки у них скручивали с заунывной методичностью, возможно, даже кто-то из своих же соседей. А потому, достав ключ, Елена по привычке стала действовать на ощупь. Не сразу, но попала в замочную скважину, повернула ключ, и в этот момент чужие руки обхватили ее голову, с силой зажали рот.

– Не дергайся, курва!

В голосе не слышалось ни азарта, ни какого-то особенного трепета. Тем не менее, Елена, лихорадочно припомнив кое-что из уроков Лосева, взбрыкнула ногой, угодив в голень нападавшего. Увы, ожидаемого эффекта не последовало. Чужая хватка стала только еще жестче. Прижав губами к ее уху, незнакомец шепнул:

– Еще один такой выкидон, и придется лишить тебя правой почки. Согласна, сучка?

Елена похолодела. Запоздалый страх окутал сердце мерзлой паутиной, заставил судорожно сжаться.

– Ну что, все поняла? Так и веди себя впредь. Глядишь, и подружимся. – Рука мужчина огладила через ткань ее грудь, чуть ущипнула сосок. – Сейчас мы войдем в твою конурку, и там поговорим в комфортных условиях… Ну, чего встали, раззявы? Открывайте. Ключ в скважине.

Кто-то невидимый приблизился к двери, нашарив ключ, не сразу отворил дверь. Елену подтолкнули в спину, и очень скоро она оказалась в собственной прихожей. Впрочем, рассмотреть своих противников ей не удалось. Прежде чем включить свет, ей завязали глаза ее же собственным шарфом, усадив на стул, стянули за спиной руки.

– Ну вот, куколка, мы и на месте, можешь расслабиться. – Лумарь щелкнул выключателем, по-хозяйски огляделся.

– А девочка ничего, – сипло пробубнил Лешик. – Я пойду, пошарю на кухне? Пять часов не жрамши.

– Потерпи, мы не надолго. – Лумарь присел возле Елены, положил ей на колено ладонь. Не без удовольствия заметил, как напряглось и замерло тело девушки. – Ну что, куколка, будем базарить?

– Чего вы хотите? – голос у Елены слегка дрожал. – Если деньги, то они в сумочке. И еще в вазочке есть немного.

– Деньги, курочка, тебе самой пригодятся. – Лумарь продолжал чуть поглаживать женское колено. – А мы сюда за другим пришли.

Губы у Елены задрожали.

– Не надо, прошу вас!

Лумарь хмыкнул.

– А это уже от тебя, подружка, зависит. Вернее – от твоего поведения.

– Я вас не понимаю…

– Где камушки, стерва?

– Какие камушки? У меня ничего нет.

– Камни, которые твои коллеги подняли из озера. Целый чемодан изумрудов с платиной.

– Я… – Елена замешкалась, и рука допрашивающего похотливой змеей немедленно поползла вверх по бедру.

– Так что ты хотела мне сказать?

– Их нет. То есть они были, но «Кандагар» все расписал по благотворительным счетам.

– Каким еще счетам?

– Счет для ветеранов Афганистана, на подъем подлодки «Курск», на покупку германских протезов для инвалидов Чечни…

– Ты чего трендишь, козочка! Какие счета? Там же бабок было немерено!

– Они сразу решили все отдать. Я в этом участия не принимала… – голос у Елены сорвался. – Кое-что, конечно, осталось, но сколько именно – я не знаю.

– А в скворечниках что прятали?

– В скворечниках? – вся нелепость вопроса даже и не дошла до сознания девушки. – Мы… Ничего там не прятали.

– Зачем же развешивали их по деревьям?

– Ну… Для птиц, наверное. Тимофей с Димой решили, что просто так давать деньги будет не совсем правильно и решили устраивать конкурсы. На лучший детский рисунок, на лучший скворечник и так далее.

– Да она же горбатого лепит! Внагляк лапшует! – Лешик нервно дернулся на диване. Вид разгуливающей по коленям девушки руки возбудил его до предела. – Давай, я потолкую с ней. Вдую ей конкретно, и все дела. Вот увидишь, она только спасибо скажет.

Лумарь осадил разогревшегося Лешика взглядом.

– Перебьешься. Я так думаю, она сама нам все скажет. Мы же ей дружбу предлагаем, не гадость какую-нибудь. А девочка просто не в курсах. Ну, отправили десяток-другой тысчонок в больничку, но не весь же чемодан, верно? Так что, лапуля, я прав?

– Я… Я не знаю. Они не говорили мне, что и куда отправляют. Я же не бухгалтер, всего-навсего секретарь.