Самолетнутые

ОЛЕГ (раздраженно): Уснешь.

ЕВА: Не усну! Ты не…

ОЛЕГ (твердо, зло): Уснёшь. Если все пройдёт хорошо, а, позволь мне сказать, все должно пройти хорошо, то сегодня последний день, когда ты можешь спать спокойно.

Олег почти уходит, затем возвращается.

ОЛЕГ: Скажи: сколько нужно жестокости, чтобы заставить ребенка родиться в мучениях и жить в мучениях? Лишь бы наказать меня. Сколько?

Пауза.

И за что? За то, что я не ушел от жены? За это? За то, что – как-как ты там любишь говорить? – делая что-то, не делаю это до конца? Ну так вот: ты дошла до конца. Сделала. Ты, позволь спросить, довольна? Счастлива?

Пауза.

ОЛЕГ: Хуже всего, что ты молчишь.

Олег уходит. Раздаётся стук сердца. Эдуард вздрагивает, тяжело поднимается и выходит через дверь. Идет за левые кулисы и за руку тащит оттуда Женю. Женя останавливается.

ЖЕНЯ: Не хочу жалости.

Эдуард молча тянет ее дальше. Они делают шаг, Женя снова сопротивляется.

ЖЕНЯ (на одном дыхании): Не хочу жалости. Когда ты в больницу приехал, я думала, от стыда умру. Я свой адрес забыла. Забыла, где живу, и не знала, что делать, кажется, в такие моменты включается особый тип мышления. Туннельное, кажется. Все силы мозга направлены на то, чтобы решишь одну-единственную задачу, и больше ничего не замечают.

Эдуард тянет ее дальше. Они делают шаг, Женя снова сопротивляется.

ЖЕНЯ: У меня есть парень.

Эдуард отпускает Женю, но не поворачивается к ней.

ЖЕНЯ: Я познакомилась. Он клевый. На самом деле познакомилась. Конечно, назло. Но познакомилась же. Он лучше тебя.

ЭДУАРД: Плевать.

Берет ее за руку и тянет дальше. Женя не двигается.

ЖЕНЯ: Не хочу жалости.

ЭДУАРД: А ЧЕГО ты хочешь?

Ева снимает рюкзак, встает с койки. Сворачивает простыню, как ребенка и, качая его на руках, уходит за кулисы. Женя нерешительно проходит через дверь и садится на подоконник, болтает ногами. Эдуард входит следом, садится на диван. Они смотрят друг на друга. Слева появляется Ева, осоловелая, с малышкой на руках. Слышен плач ребенка.

ЕВА (без сил): Пожалуйста, дай мне поспать хоть немного?

Ребёнок не утихает. Ева садится на пол, прислоняясь спиной к кровати, и кладёт ребёнка на колени. Звонит телефон. Ева вытаскивает и подносит трубку к уху. Молчит и закрывает глаза. Похрапывает. Женя спускается с подоконника и ложился на диван к Эдуарду.

ЖЕНЯ: Только сегодня. Не хочу жалости.

К Еве входит Олег. Ева шумно вдыхает носом, будто задремала на секунду и тут же пришла в себя.

ЕВА: Здрасте-здрасте.

ОЛЕГ: Ты, позволь заметить, первый человек, который умудрился храпеть в телефон. Давай, выгуляю вас. Заодно надо поговорить.

ЕВА: А? Не могу, она заболела.

ОЛЕГ: Опять?

ЕВА: Не знаю, что хуже, – когда она болеет и плачет целыми днями или когда молчит, и я каждые пять минут проверяю, есть ли у нее дыхание.

ОЛЕГ: Почему ты коня-то не продала? Я же тебе скинул контакт.

ЕВА: Не знаю. Мы уже как-то сроднились с этим конем. Будешь кофе?

ОЛЕГ: Нет, я быстро. Я… я… я зашел сказать… что больше не приду.

Пауза.

Ева встаёт. Оглядывается, не зная, куда положить ребенка, и машинально кладёт его на спину коня. Малышка тут же затихает. Несколько секунд не слышно ни одного звука. Ева наливает воду в кофейник.

ОЛЕГ: Ты меня слышишь? Мы переезжаем. Деньги я буду присылать, и ты пиши, если… но…

Ева прислушивается.

ЕВА: Что?

ОЛЕГ: Деньги я буду присы…

ЕВА: Да погоди ты.

Ева медленно поворачивается к ребёнку и заглядывает в пелёнки. Слышно детское гуканье. Ева тупо смотрит на малышку несколько секунд, затем ставит кофейник, идёт к постели и, рыча, без сил падает. Женя резко садится на диване.

ЖЕНЯ: Так не должно быть.

ЭДУАРД: А как должно?

ЖЕНЯ: "Оставьте мертвым хоронить мертвых". Или как там говорится?

ЭДУАРД: Где?

ЖЕНЯ: В какой-то умной книге. Оставь меня.

Олег разводит руками и уходит.

ЭДУАРД: Жень…

ЖЕНЯ: Я буду забывать мыться. Чистить зубы. Ходить в туалет… в правильных местах. Забуду, кто ты, кто я. Забуду слова, кроме пары-тройки, которые и буду без конца повторять. Неужели ты этого хочешь?