Волк в ее голове. Часть I (бесплатно)

– Вырос.

«А ты материшься и воруешь вещи», – едва не отвечаю я. Мы стоим слишком близко друг к другу, и малиновое дыхание Дианы, её пот, запах, тепло её тела – они дразнят и смущают. Или коробят? Что-то в Диане очень коробит меня, и это грустно.

Чёрные глаза напротив расширяются.

– Тебе так нельзя домой. Я поищу…

О, да, Диана снова идёт в тёмный угол. Коктейль, ножницы, гардероб – что там ещё? Ламборджини?

– У тебя мужская одежда?

– С такими плечами на тебя налезет только мамино, – отвечает Диана и добавляет после странной паузы: – Мамино…

Я с ознобом представляю, как Диана собирала вещи и покидала дом: следом за Вероникой Игоревной, в неизвестность.

Следом за мамой, которая свалила второй раз в жизни.

Кто так вообще делает?

– Ну, а полиция её искала?

– Зачем ты спрашиваешь? – Диана резко оглядывается, и её чёлка взлетает, опадает по дуге.

Я открываю рот, но глупо молчу.

– Какая разница? – наседает она с неожиданной злостью.

– Я просто спросил.

– «Просто»! Ты ничего не делаешь «просто». – Диана снова перебирает вещи и после паузы тихо, зло объясняет:

– Да ни пизды они не делали. Сказали, такие, наверняка она в пустыни, рецидив… у них некому этим заниматься. – Диана достаёт из кучи пассатижи, оглядывает и швыряет обратно. – А она, типа, пошляется и вернётся, и всё такое. И, типа, учитывая обстоятельства, ко мне надо направить соцработника. Типа, намёк – не лезь со своей мамашей и не будет проблем. А я, такая: поеду к бабушке!

Бабушки у Дианы нет. И дедушки нет. Знаю, что он работал или адвокатом, или судьёй. А ещё была собака. Вот и вся семья Дианы: призраки и пропавшие без вести.

– … они всё говорили, пусть бабушка позвонит сначала, объявится, – продолжает Диана, не замечая, что Артур Александрович отключился, – а меня достало, и я сказала, вскрою себе вены прямо в отделении, если маму не начнут искать. Они, ха-ха, чуть кирпичи не отложили.

Диана вытаскивает на свет чёрную кожанку и осматривает с каким–то странным выражением. Вроде бы, лицо весёлое, но в глазах ничего весёлого нет.

Сияние свечи оттеняет шрам на её худющей шее – тот, о котором я говорил Мухлади, – и перед моим внутренним взором снова возникает серое фото трупа.

К горлу подступает тошнота.

– Чел, повернись… Нужно надеть и… Чего с тобой?

Я с трудом вырываюсь из своего кошмара и качаю головой.

Диана подходит, набрасывает на меня куртку. Запах от кожанки струится особый, гуталиновый. Я кое-как надеваю левый рукав, а Диана натягивает правый. Её прохладные пальцы соскальзывают по моему плечу, вызывают мурашки. Прохладные пальцы с облупленным чёрным лаком на ногтях.

Откуда это едкое чувство вины? Ведь Диана шибанула меня топором – не наоборот.

– Интересно, чего бы мама сейчас сказала?.. – шепчет Диана.

Что куртка Артуру Алекандровичу идёт, хотя и старомодна.

Ладно, очень старомодна.

– Чел, можно… можно тебя попросить?

– Нет.

Я хочу пошутить, но выходит нервно и грубо.

– Чел, пожалуйста! Не говори папе и… и в гимназии. Оки? Или придумай что-то, я не знаю. Только не говори никому, что я здесь и что я… Пожалуйста-пожалуйста! Чтобы за мной не присылали уёбков-соцработников или…

– Не матерись. Я уже кровью из ушей истекаю.

– Да блядь! Не расскажешь?

Кому? Бате? Валентину? О, так много людей, которые не поймут – даже не знаю, кого выбрать.

– Чел. Пожалуйста-блин-пожалуйста.

– Не расскажу. В итоге-то про маму чё?

Диана едко улыбается одними губами и убирает с лица чёлку.

– Так интересно?

Она злится. Точно злится, но я не понимаю, за что.

– Тебе неприятно об этом говорить?

Диана фыркает.

– Я счастлива об этом говорить! Давай! Конечно! Мы же такие друзья, что делимся всем с утра до вечера!

Ответное раздражение вскипает в горле, но я удерживаю его. Диана с минуту смотрит на меня, затем вскидывает руки – как бы сдаётся.

– «В итоге», нашли на камере. Перрон – вагон – она садится. Тю-тю!

– К-какой камере? – не понимаю я.

– Вокзала.

– Чё?

– У нас та-ак много вокзалов.