Спортивное пиратство для начинающих

Спортивное пиратство для начинающих
Андрей Смирнов

Все любят пиратов. Ну, может, за исключением тех, кто не читал в детстве «Остров сокровищ». Питер Фаулз эту книгу помнит наизусть. И скучной работе библиотекаря предпочёл бы карьеру знаменитого флибустьера. Есть лишь одна проблема: он совершенно не умеет ходить под парусом, не любит пить ром и уж точно ни при каких обстоятельствах не станет рубить незнакомого человека абордажной саблей. Но если ты не подходишь под стандарты пирата, значит… Нужно сделать так, чтобы пиратство подошло под твои стандарты. Из бессмысленного и беспощадного занятия превратилось бы в общественно полезную и респектабельную профессию для тех, кто практикует его на постоянной основе, и лучший вид активного отдыха для всей семьи. Остаётся самая малость: убедить в преимуществах спортивного пиратства все заинтересованные стороны. Сумеет ли Питер сохранить жизнь и свободу при встрече с флибустьерами тропического Сан-Януарио? И сумеют ли флибустьеры сохранить рассудок и душевное здоровье при встрече с Питером?

Прочитать это будет нетрудно, так как мы все знаем этот язык.

Лорд Гленарван, «Дункан»

И какой хороший почерк!

Джон Сильвер, «Испаньола»

Человек должен уметь иногда посмеяться над собой, иначе он сойдёт с ума. Об этом, к сожалению, знают очень немногие, и потому в мире так много сумасшедших.

Питер Блад, «Арабелла»

Глава первая. Как разглядеть знак судьбы

Когда я сказал, что хочу стать пиратом, родители мои огорчились до крайности. Мама даже немного всплакнула. Отец же пригласил меня в кабинет, запер дверь на ключ, вытащил из брюк ремень – был он слегка полноват, а потому, если предстояло долго сидеть, предпочитал от ремня избавиться – и прочитал трёхчасовую лекцию о том, что пиратство – не лучшая карьерная стратегия для обдумывающего житьё тринадцатилетнего юноши. Он говорил, что в семье Фаулзов пиратов отродясь не было. Приводил в пример прадедушку Готлиба, добродетельного и благовоспитанного джентльмена, всю жизнь трудившегося библиотекарем. Дедушку Джейкоба, добродетельного и благовоспитанного джентльмена, всю жизнь трудившегося библиотекарем. Дядюшку Эдварда, добродетельного и… В общем, родственников у нас было много и все они – не исключая папу – посвятили свои полные добродетели жизни библиотечному делу. Предполагалось, что иного выхода, кроме как пойти по их стопам, у меня нет и быть не может. Осыпав напоследок грудой нравоучительных цитат из Вергилия, Овидия и Гомера, отец счёл меня достаточно вразумлённым и наставленным на путь истинный.

Славными людьми они были, мои родители. Ныне, сквозь предзакатный туман прожитых лет, я вижу это гораздо лучше. С лёгким сердцем прощаю им тот единственный недостаток, которым теперь обладаю и сам. Изъян, что рано или поздно – поначалу медленно и незаметно, а затем с каждым годом всё быстрее и быстрее – закрадывается в душу всякого человеческого существа.

Они были взрослыми. Они уже разучились понимать.

Не слышали, как по ночам, когда в доме всё стихло и отблеск свечи пляшет по страницам книги, звенит клинок о клинок. Не видели, как вдруг расправляется и наполняется ветром парус бумажного листа. Не чувствовали сладкой дрожи в сжимающих переплёт руках, когда остриё лопаты, преодолев последние дюймы рыхлой земли, утыкается в крышку сундука…

В силах ли я был им это объяснить? В силах ли был найти те слова, что обращают ход времени вспять и заставляют вновь поверить в реальность сотканного из них мира?.. Не думаю, что и сегодня на такое способен. Тогда же о столь высоких материях не помышлял и вовсе. Да и зачем? Ведь у меня была та, что умела слушать и слышать. Та, кому мог я без опасения доверить свою мечту.

Долгими часами лежали мы рядом на крыше дровяного сарая, разглядывая проплывающие над головой эскадры облаков.

– …а потом я приеду обратно на трёхмачтовом фрегате под чёрными парусами. Я тогда уже буду настоящим взаправдашним пиратом, одноногим, одноруким и одноглазым. И скажу: «Йо-хо-хо, Дженни, я вернулся!»

– Во-первых, – отвечала она, – отсюда до ближайшего моря двадцать дней пути. А в наш ручей фрегат не пролезет при всём желании. Во-вторых, можно ты будешь пусть и настоящим, но симметричным пиратом? И говорить будешь не «йо-хо-хо», а «Дженни, я тебя…»

– Что?

– Нет, ничего. Забудь.

Время – никудышный офтальмолог. Взрослым прописывает очки от дальнозоркости воображения. С детьми обходится не лучше: наделяет способностью видеть манящие горизонты, но не даёт умения разглядеть то, что лежит на расстоянии вытянутой руки.

Понимать Дженни я тогда ещё не научился.

Шли годы. Теперь я частенько подменял отца в библиотеке. Предполагалось, что место его рано или поздно перейдёт мне по наследству, и, как подобает всякому достойному представителю рода Фаулзов, жизнь свою я проведу здесь, среди пыльных стеллажей. Мечта же… Мечта по-прежнему оставалась мечтой. Может статься, она потускнела, поистрепалась в житейском море. Но не забылась, о нет.

От больших дорог городок наш лежал на отшибе. Путники забредали в него нечасто. Любезные же соседи мои – люди добропорядочные, трудолюбивые и рассудительные – чтение полагали занятием, порицания хоть и не заслуживающим, но от честного труда отвлекающим и порядочные суждения затрудняющим. Дни мои тянулись в одиночестве, праздности и скуке. Не заглядывала ко мне более и Дженни. Разговоры о дальних странах и морских сражениях уже не пробуждали в ней былого интереса. Во всяком случае, тяжкие её вздохи, возведённые горе очи и слова: «Питер, когда же ты наконец повзрослеешь!» – иным образом истолковать я не мог. Ныне её окружала компания ладных и не по годам широкоплечих юнцов, места среди которых мне не находилось.

В тот день я по обыкновению – в тысячный, должно быть, раз – перебирал от скуки библиотечные карточки. Слышно было, как часы на ратуше пробили полдень. В это время ожидать посетителей не стоило и вовсе.

Бум!.. Дверь едва не слетела с петель от могучего пинка. Ворвавшийся в полумрак библиотеки солнечный свет омывал чёрную фигуру незнакомца. Хотя лицо его скрывала надвинутая на глаза треуголка, я готов был поклясться, что человека этого в наших краях вижу впервые. Раскачивающейся походкой, словно под ногами была палуба, пронёс он грузное тело к моему столу. Бухнул на него окованный медью сундучок. С плохо скрываемой неприязнью поводил по сторонам сизым носом.

– Рому, мальчик! – венчающий руку железный крюк ткнулся мне в лицо. – А потом свободный стол и все книжные новинки, что найдутся в этой дьяволом забытой дыре!

– Столы все свободны, выбирайте любой, – не скрою, что был слегка испуган. Но незримые сонмы предков-библиотекарей стояли за моей спиной, ободряя и придавая мужества. – А вот употребление спиртных напитков категорически запрещено правилами внутреннего распорядка. Книги же – сию минуту. На этой неделе как раз большое поступление было.

– Тысяча морских чертей и одна золотая рыбка!.. Как можно обделывать дела насухо? И потом они ещё удивляются: почему это нынешнее поколение утрачивает интерес к литературе?.. Ладно, тащи что есть.

Он обосновался в глубине читального зала, обложился принесёнными мною томами, вытащил из сундучка стопку листов бумаги и чернильницу, обмакнул в неё кончик крюка и погрузился в писания.

– Мне очень жаль, – сказал я несколько часов спустя, – но мы закрываемся.

Странный посетитель рыкнул что-то неразборчивое, сложил письменные принадлежности в сундучок и, не удостоив меня даже взглядом, направился к выходу. Любопытство моё одержало убедительную победу в схватке с осторожностью.

– Извините, не хотелось бы показаться навязчивым… Я просто подумал, что, может быть, могу как-то помочь… Если вы не сочли бы за труд рассказать мне, чем именно занимаетесь…

Он на секунду замер, быстро развернулся, молниеносным движением вскинул руку, обхватил меня за шею крюком, притянул к себе, обдав густым запахом смолы, пеньки и табака.

– Слушай сюда, юнга, и слушай внимательно! Чем занимаюсь – не твоя забота. Мне от тебя лишь одно нужно. Книги! И хорошие книги, заруби себе на бушприте. А коли попытаешься сунуть длинный бакланий клюв в мои дела, – протяну под килем так, что ни один лоцман с рыбами-собачками не найдёт. Усёк?

Лицо моё, надо полагать, свидетельствовало о понимании услышанного столь красноречиво, что он удовлетворённо кивнул, отпустил меня, цыкнул сквозь зубы табачной жвачкой и удалился прочь.

С тех пор он приходил каждый день. Молча брал книги – а я уж, поверьте, изо всех сил старался, чтобы он получал самые лучшие, свежие и интересные, – забивался в угол и трудился без устали. Стоит ли пояснять, что заинтриговал меня этот страшный пришелец сверх всякой меры? Плотины благоразумия уже не могли сдержать приливную волну мыслей, подозрений и догадок, грозившую выплеснуться на первую – и, по правде говоря, единственную – подходящую жертву.

– …Пират?.. Здесь, у нас?.. Регулярно посещает библиотеку? – Дженни скорчила обеспокоенную гримасу и положила руку мне на лоб. – Странно. Жара нет, а бред есть.

– Ну я ж не на слово прошу мне поверить. Приходи да сама на него полюбуйся. Поглядим, как ты тогда запоёшь, ага.

– Пфф, вот ещё! Делать мне больше… Хотя-я-я… хм… Ладно. Хорошо. Но тогда у меня условие. Я не просто на него посмотрю. Я тебе докажу, что никакой он не пират. А ты после этого поклянёшься окончательно выкинуть из головы всю ту идиотскую чепуху, которой она забита. И больше никогда – никогда, слышишь! – не заикаться о пиратах и пиратстве в моём присутствии. Идёт?

Да уж, ставка была высока. Забыть о флибустьерской романтике?.. Навсегда?.. Отказаться от мечты?.. Но в правоте своей я не сомневался ни на секунду. О, как я был в ней уверен!.. А потому без промедления твёрдо сказал:

– Ну, может, он не совсем пират… Может, он бывший… Или… или… просто знаком с какими-нибудь пиратами… Или что-нибудь о них знает. Слушай, а что если…

– Питер Фаулз. Немедленно. Прекрати. Юлить! – в голосе Дженни лязгал металл. – И хотя бы для разнообразия начни вести себя со мною так, как подобает взрослому восемнадцатилетнему человеку.

Свинцовая тяжесть прожитых годов навалилась мне на плечи, пригнула к земле, вынуждая признать поражение и смириться с неизбежностью.

Миновала неделя. Пират – или тот, кого считал я пиратом, – появлялся в библиотеке ежедневно. От Дженни же никаких вестей не было. Молчание её попеременно то огорчало, то радовало меня. Как нестерпимо хотелось мне поскорее открыть ей глаза, доказать, что я не ошибаюсь!.. Но что если… Нет-нет, лучше и впрямь никуда не торопиться…

Так размышлял я, возвращаясь домой после очередного дня в библиотеке, когда неведомая сила ухватила меня за руку, рывком втянула в закоулок между домами и зажала рот. Ужаснейшие сновидения разом пригрезились мне наяву: вот меня похищают безжалостные компрачикосы, вот превращают в циркового уродца, и вот уже я, заливаясь слезами, смеюсь на потеху публике в ярмарочном балагане…

– Тсс!.. – сказала меж тем неведомая сила. – Не ори, это я. А компрачикосов в наших краях нет и никогда не было.

– Дженни, ты с ума сошла?!.. И откуда ты знаешь, про что именно я собираюсь орать?

– Да уж несложно догадаться. Ты всегда так делаешь, когда я так делаю. Ну что, готов?

– Это к чему это я ещё должен быть готов?

– Расстаться с иллюзиями.