Дельцы и мечтатели

Она по-новому приоткрыла мне глаза на великий мир. Ее звали Оля. Рисовала она постоянно, днем и ночью посвящая этому занятию все свое свободное время, как будто хотела надышаться и пропитать этим свою жизнь. Ее жизнь в эти мгновения была настолько ярка и заразительна, что дети, которые лежали с ней тут же, загорались этим, и уже их нельзя было оторвать от карандашей и красок. Родители детей удивлялись, когда их жутко зависимый от телефона ребенок днями не подходил к нему, а то и вовсе забывал об его существовании.

Я лежал в соседней палате, и каждый раз проходя по коридору, через стеклянную дверь я видел, как она сидит на своей кровати и рисует. Мне очень хотелось подойти, но я не решался.

Однажды, я все-таки решился. Это случилось во дворе. Она сидела на лавочке и рисовала. Я больше не мог оставаться в стороне, но у меня оставалось не так много времени. Мы разговорились. Ну, о чем могут разговаривать дети? Естественно, нам обоим очень хотелось жить и жить вне этих стен. Даже находясь в таком положении, мы старались радоваться каждому мгновению, причем это получалось у нас само собой. С тех пор мы все время проводили вместе. Она никогда не подсказывала и не учила меня, как надо рисовать, но мы много говорили о содержании рисунка, о том, чем наполнен был лист бумаги. С тех пор я не выпускал из рук альбома и до поздней ночи уже у себя в палате рисовал. Она показала мне сказочный мир разноцветных птиц, лошадей, кентавров и львов. Небо, солнце и деревья – все это заново рождалось на листе бумаги. Я сам создавал свой волшебный мир, в котором я был всем сразу, и все было мной. Кое-что я взял с собой сюда и это мне очень пригодилось. А Оля маяком мне светит и сейчас – закончил мальчик.

Прилетел голубь, в клюве он принес черное перышко, которое положил рядом.

«Пора», – подумал мальчик. Время действовать пришло. Главное, чтобы у них хватило сил.

Глава 3. Электрик высшей квалификации – Василий Петрович

Василий Петрович этим утром попрощался с женой и пошел на работу. Он вышел на улицу. На работу ему надо было только к обеду, и у него было достаточно времени, чтобы прогуляться по парку. Парк по городским меркам был огромен, с большим прудом. Вода в пруду не замерзала даже зимой. В центре пруда, куда вела искусственная дорожка, имелся каскад водопадов, возле которого постоянно кипела жизнь. Круглый год здесь суетились утки, разжиревшие и совершенно потерявшие интерес к перелету на юг. Люди им в этом сильно помогали, постоянно подкидывая все новые батоны. Большинство из них скорее не выдержало бы такого дальнего перелета, после такой усиленной углеводной заправки. Василий Петрович не был исключением, он купил батон для уток и направился в парк. Подойдя к мелкой цепочке водопадиков, он присел на корточки и принялся кидать хлеб в воду. Василию Петровичу было пятьдесят три года. Тридцать лет назад, вот так же он сидел здесь, на этом самом месте и крошил возможно тот же батон тем же уткам. Только вот он стал чуть дряхлее и смурнее. А чего вдруг? Ведь жизнь его сложилась удачно или лучше сказать почти удачно.

Раньше он как то не задумывался над этим, но сегодня он не мог не думать об этом, внутри просто все кричало. У него была жена и двое детей подростков, которых он, несомненно, любил. Кроме нелюбимой работы он ничего не мог вспомнить. Только сейчас ему пришла в голову мысль, что он совершенно не помнит лица жены, а ведь прожил с ней почти всю жизнь. Как же так можно прожить и не заметить, что живешь с совершенно чужим человеком. Каждодневные бесконечно беспокойные заботы о семье и о себе. Или все это только притворство и возможность спрятаться от себя, как хорошо за этим прикрываться.

Но почему же так вышло? Почему над этим он задумался только сейчас, когда и исправить вроде можно, но уже как-то не особо хочется. Может надо подождать еще немного и решение придет само? Но Василий Петрович, как никто другой знал, что ничего само по себе не произойдет и не решиться, и осознание этого всего погружало его в еще более мрачные настроения. Да сейчас у него была отличная высокооплачиваемая работа с окладом в две с половиной тысячи долларов – просто мечта для электрика. На эти деньги они купили квартиру, сделали в ней ремонт, а семь лет назад даже дом в деревне приобрели.

В деревню ездили на выходные и в каникулы детей. Жена не могла нарадоваться на такого мужа, но доверительных отношений с ее стороны к нему тоже не было, и Василий Петрович это очень хорошо чувствовал. Одиночество давило.

За двадцать лет работы в институте «Красоты и холода» он скопил приличную сумму, о которой никто не знал. Сегодня захотелось впервые плюнуть на все: на сберкнижку, работу, квартиру и вообще на всю его жизнь. Вот если бы какому-то доброму чуду вторгнуться в его жизнь, тогда бы он точно не упустил свой шанс и смело надув паруса пустился во все тяжкие. Не хватало волшебного пинка, но откуда же ему было взяться, если он сам взял и похоронил себя, тогда очень давно еще в прошлой жизни.

Случилось это лет тридцать тому назад. Тогда он чувствовал в себе эту мощную силу природы и был готов на поступок, но потом день за днем совсем незаметно для себя, он начал предавать ее – самое ценное, что у него было – его жизнь. Волны трясины из тухлой и затхлой воды накрыли его, и сделано это было с его же согласия. Во времена молодости, он был полон планов и свершений и даже очень многое делал для претворения их в жизнь. Затем попытки становились все тусклее, пока совсем не угасли и окончательно потухли, когда он устроился сюда на последнее место работы.

В школе он много интересовался электроникой. Дома паяльник не выключался совсем, в комнате стоял дым коромыслом от канифоли. Постоянно кто-то приходил и что-то приносил, какие-то приборчики, радиодетали и прочее. Вася не только чинил, но и постоянно собирал, что-то свое. В восьмом классе он собрал кассетный магнитофон из оставшихся запчастей, правда проигрывающую японскую головку ему пришлось купить, а деньги у него уже тогда водились, ведь чинил он не всем бесплатно.

После школы училище, армия и везде он только повышал свою квалификацию, затем работа на предприятии по ремонту бытовой техники. Иногда вечерами после работы в нем просыпалось какое-то смутное желание, и тогда он брал паяльник, и вся комната наполнялась дымом как в юности, но этого заряда хватало ненадолго, и вся романтика улетала вместе с дымом в форточку без следа.

Дома он думал, что вот завтра задержится на работе и поделает что-нибудь для души, но на следующий день, как правило, были какие-то незавершенные дела или просто неохота. Все дальше и дальше отодвигалось время великих свершений. Прикупив домик в деревне, Василий Петрович лелеял мечту, что уж там-то ему точно никто не сможет помешать. Но приехав туда с семьей или один, видел, что тут чуть покосилось, там надо немного подправить, дров для бани наколоть, землицы чуть подкопать. А уж вечером он всем покажет! Но вечером после бани, ноги сами несли его к вечернему телевизору и уже не в силах встать, он так и засыпал перед ним с пультом в руках. Утром начиналось все сначала. Наконец, оставив все попытки и с твердой уверенностью набраться в деревне сил для решительного и бесповоротного броска в городе, он мощно и всей грудью вдыхал чистейший деревенский воздух и уже без всяких зазрений совести засыпал вечером перед телевизором.

Приезжая домой в еще более разбитом состоянии, мечтал лишь об одном – взять отпуск за свой счет. Нет отпуск он иногда и брал, но вот проводил его по большей части возле того же телевизора. Поначалу его немного мучила совесть, где то глубоко внутри маленький кусочек ее еще был подвязан на тоненькой ниточке, но Василий Петрович мощным волевым усилием перерубил ее кухонным ножом, которым только что чистил картошку с его огорода, и которой очень гордился. А тогда тридцать лет назад, ни о какой картошке и речи быть не могло. «Почему же радость ушла?» – спрашивал он себя. Казалось бы, ему, электрику высшей квалификации, да с такой работой можно почивать на лаврах, а вот сегодня ему стало тошно от такого лавра. Сейчас его сердце сжимали тиски, тиски которые он сам же себе и построил. Они были добротные и сделаны, как и положено, с нелюбовью, и от этого сильно жали. Его сердце кричало и уже давным-давно, а он услышал только сегодня. Только сейчас он понял, на что ушла вся его жизнь. Он жил лишь для того, чтобы уничтожать изо дня в день свое сердце.

Василий Петрович выкинул разом остатки батона в пруд с твердой уверенностью, что-то поменять и это он сделает именно сегодня, но только после работы. Ведь надо хорошенечко все обдумать. Да и на работе ему предстояло только отрегулировать кресло, а затем он мог быть свободен. Надо сказать, что Василий Петрович ходил на работу не каждый день, а только по вызову или когда хотелось самому. Представьте и такое бывает. Шаги потяжелели. Очень нелегко далось ему осознание этого.

– Что же мне? Как же я? Куда? – в полубреду бормотал он.

Хуже всего было то, что если бы он и решился все бросить, то в каком направлении надо бить? Все мосты он давно сжег.

«В монастырь, делать доброе и творить вечное? Нет! В Сибирь, в глушь, забыться. Может в Индию? На поиски духовного учителя?» – беспорядочно кружились мысли в его голове.

Двери, что когда-то были открытыми, теперь наглухо заколочены. В таком полупьяном состоянии он вышел из парка и шел по оживленной улице, никого и ничего не замечая вокруг. Было около одиннадцати, в это время улица немноголюдна. С центральной улицы, он всегда сворачивал в проулок, во-первых пройтись по относительно тихому дворику, во-вторых так он сокращал расстояние. Обычно, во дворе Василий Петрович сбавлял темп и шел в свое удовольствие. Сегодня он тоже на автомате сбавил темп, вот только про удовольствие не могло быть и речи. Василий Петрович еще издали увидел фигуру в пальто. Все в его одежде было несуразно и нелепо.

«Зачем он ее одел? Ну и чудик», – было у него первой мыслью.

Они приближались друг к другу. Уже оставались не более десяти метров, когда они разом увидели на асфальте белый конверт, а из него чуть на вылет несколько банкнот – это были доллары. Василия Петровича прошиб холодный пот. Оба, как по команде, замерли на месте, попеременно посматривая то на конверт, то друг на друга. Медлить было нельзя. В таких случаях надо действовать быстро или проходить мимо. Василий Петрович вопросительно поднял бровь. Человек в пальто оказался немного решительнее. Он взял конверт, одним пальцем заправил банкноты внутрь и убрал во внутренний карман. Решительный незнакомец кивнул Василию Петровичу в сторону арки. Не сговариваясь, оба быстрым шагом покинули двор, и вышли на оживленную улицу. Напоследок, они оба обернулись во двор, как бы для очистки совести. А вдруг деньги уже начали искать? «Вот здрасьте, я тут в сторонке постоял, чтобы ваши денежки лучше сберечь. Ну что же, никого нет? Ну, тогда извините, я все сделал, чтобы вам их вернуть. Не нашлось хозяев, пусть побудут пока у меня, а там посмотрим».

По улице человек в пальто шел впереди, а Василий Петрович за ним следом, как то даже немного гуськом. Они тут же, с ходу зашли в пирожковую и уселись за столик. Человек в пальто заказал два зеленых чая, чтобы продавцы не косились на них. Они не знали друг друга, но и без слов было понятно, что конверт никто из них возвращать не хотел. Незнакомец достал находку. В конверте оказалось пять тысяч долларов. Ровно по двадцать пять бумажек каждому.

Василий Петрович поймал себя на мысли, что это его зарплата за 3 месяца. Незнакомец отсчитал двадцать пять бумажек и так же молча отдал их. Представляться в таком деле не стоило, оба понимали это, лучше сохранять инкогнито. Василий Петрович нервным и быстрым движением спрятал деньги, руки у него дрожали, а вот незнакомец напротив, был абсолютно спокоен, как будто поиск конвертов с долларами был для него ежедневной и обыденной процедурой. Напряжение спадало. Они сидели и пили свой чай. Вот только неуверенность в правильности поступка немного не давала покоя.

Василий Петрович уже знал, как ему поступить с деньгами – он их попросту спрячет туда, где у него и остальные. Об этом месте никто не знал: ни жена, ни тем более дети. Василий Петрович копил. Ощущение значительной прибавки согревало. Зарплату он вынужден был отдавать жене, а эти были чисто его. В дверь позвонили.

– Кто там?

– Это я, нарастающее напряжение. Откройте, пожалуйста, мне к вам!

Василий Петрович первым предложил по маленькой, хотя он знал, что этого делать не стоит и надо со всех ног бежать отсюда к его денюжкам, чтобы доложить уже свои сокровенные. Незнакомец кивнул в знак согласия. Василий Петрович заказал виски без закуски, только лимон. Не такое это дело, чтобы долго засиживаться, по-быстрому снять напряжение и по домам. Первую и вторую выпили залпом. Закусили лимоном, шумно занюхивая. Только сейчас Василий Петрович более внимательно оглядел своего «соучастника». Незнакомец немного расстегнул свое пальто мышиного цвета. Под ним была рубашка и костюм, тоже старого кроя, ему даже показалось, что сам запах от одежды был таким же старым. Такую одежду носили во времена детства Василия Петровича. Все вещи хоть и были старого кроя, но были в идеальном состоянии. Костюм был несколько потерт в некоторых местах. Ботинки из жесткой кожи на шнурках, громоздкие и неудобные, но начищены они были до блеска. Это был моложавый мужчина лет сорока, с круглым чистым и белым лицом. Выпили по третьей. Виски шло хорошо. Василий Петрович не пробовал алкоголя вот уже пятнадцать лет. Да он бывший алкоголик, но сегодня не выдержал. В последнее время он еле сдерживал желание выпить, а тут еще такое. Шансов удержаться не было. «В конце концов, переночую у кума» – подумал Василий Петрович. Дома это не вызовет подозрений, ему и раньше приходилось задерживаться на работе. После четвертой Василий Петрович приятно захмелел. Наливали жирные порции и пили залпом, без закуски. Василия Петровича даже начало слегка покачивать. Незнакомец был опытным воякой и держался не шелохнувшись, явно соизмеряя свои силы и выпитое. Василий Петрович первым нарушил табу на молчание. Он больше не чувствовал себя одиноким, а виски плавными волнами накатывало, создавая приятную обстановку для беседы, и все самые лучшие и высокие порывы души, вот-вот вырвутся наружу. По крайней мере, ему так тогда казалось, но самом деле, он просто жаловался первому встречному о своей никчемной жизни. Попытка рассказать настоящее и то, что в таком настоящем нет никакого будущего, о том, что такое будущее представляет темный колодец без воды, с грязной жижей на дне. Василий Петрович за столько лет завязки впервые чувствовал единение с миром, даже с этим незнакомым человеком их уже связывало нечто более значительное, чем доллары. Василия Петровича несло. Он чувствовал, что с каждой секундой в нем просыпаются силы, когда-то похороненные под толстым слоем дерьма, своего же производства. Еще миг и вырвется на свободу то сокровенное, что лежало чистым изумрудом на дне этого колодца. Незнакомец молча слушал, опустив глаза, ему становилось скучно от банальных претензий Василия Петровича. Он собрался уж было идти, как вдруг его что-то остановило, он встрепенулся и ожил. Было видно – он очень взволнован. В этот момент Василий Петрович выкладывал уже заплетающимся языком про свою треклятую работу. Что являлось засекреченной информацией. По контракту за разглашение ему грозил тюремный срок. Василий Петрович не просто поливал, он фонтанировал, причем делал это абсолютно добровольно. Незнакомец, как опытный рыбак аккуратно подсек свою добычу и медленно тянул, не давая жертве сорваться. После пятого стаканчика виски он рассказал, чем же на самом деле занимается их институт и что за такая отмороженная красота содержится в его подвалах. Об этих мрачных подземельях, наполненных, как называл их Василий Петрович, отморозками. Проехавшись немного по Павлу Ивановичу и пожелав ему самому быть заживо замороженным, и у себя же, он замедлял свою речь. Источник понемногу иссякал. Василий Петрович был пьян. Незнакомец встал, застегнул пальто, откланялся и ушел. Легкая улыбка была на его лице, когда он покидал заведение. Василий Петрович заказал еще два пирожка с картошкой и попросил принести счет за виски. На это официант ответил, что счет уже оплачен. Надо было еще поесть. Ведь он не ел с утра. Хоть он и был пьян, но в голове у него был четкий план. Сейчас он посидит, поест и немного отрезвеет, затем возьмет такси и прямиком к куму. После пирожков он купил двойной чай с сахаром, стало полегче, голова немного прояснилась. Запустив руку во внутренний карман, он приятно убедился, что деньги на месте. Одну стодолларовую бумажку сразу убрал отдельно. Так, на всякий случай. Вот же! Сумел остановиться, выпил и с деньгами остался. Он вышел из кафе. Штормило и довольно сильно – таким к куму нельзя. Он решил сесть на кольцевой трамвай, проехаться на нем и поразмышлять. Василий Петрович ничего не терял, в трамвае было безопасно и тепло, а самое главное – ему нужно было немного времени. Маршрут этот он хорошо знал, он был не изменен лет сорок: трамвай делал большой крюк часа на полтора, и в это время обещал быть пустым. Василий Петрович вышел на остановку. Долго ждать не пришлось. Скрипя подошел старый трамвай. Сев в трамвай и заняв одиночное место, он осмотрелся, вагон был полупустым, как и было запланировано. Кресла были старого образца, на толстом слое поролона. Сидеть на них мягко и тепло. Василий Петрович задремал, плавно погружаясь в сон под чудесный стук колес – тук-тук-тук.

Сон Василия Петровича

Ярко светило солнце. Была зима. Василий Петрович собирался на прогулку. Прогулка по хвойному лесу на лыжах – что может быть лучше в это декабрьское утро. Он оделся по-спортивному и вышел на крыльцо. Две огромные собаки кинулись к нему навстречу, приветливо лая и виляя хвостами – это были его собаки. Предстоящая прогулка для них была пределом счастья. Собаки вообще любят погулять, а уж по зимнему лесу и говорить нечего. Василий Петрович знал, что он для своих собак был сейчас источником счастья. В свою очередь собаки для него были тем же источником. Присев на корточки, он дал себя облизать. Собаки шумно лаяли и прыгали на него. В этом дружеском порыве, они чуть не опрокинули его. Он взял лыжи и они пошли.

Лыжня начиналась сразу от калитки и уходила в лес. Напоследок, он обернулся, ему почему-то захотелось посмотреть на дом. Это был не его дом в деревне. Он увидел настоящий дом богача.

Большие и цельные витражные стекла придавали значимость и породистость строению. Мраморное крыльцо с резными перилами и почти такого же цвета облицовочный известняк – все это создавало единый и вписывающийся в окружающую среду ансамбль. Словом, все было выполнено в стиле «а-ля».

Чуть правее дома на стоянке стоял новенький дорогой джип, поблескивая в лучах утреннего солнца, и это была его машина.

Они вышли за калитку. Василий Петрович надел лыжи, и они покатили, углубляясь все дальше и дальше в лес. Он шел коньковым ходом, вдыхая морозный и свежий хвойный воздух. Чувствуя каждую клетку своего тела. «Это и есть настоящая жизнь», – так думал он. Отталкиваясь и дыша, они катили вперед. Собаки попеременно обгоняя и отставая, делали все свои дела по пути.

Лес кончился. Пошло поле, лыжни не было. Затем кончилось и поле, и перед ними лежала широкая река покрытая льдом. На льду они двигались размеренно, не спеша, давая отдых мышцам. Иногда под ними лед постреливал, приятное ощущение легкой опасности охватывало его. Собаки, высунув языки и хватая снег на ходу, бежали рядом. Снег местами заканчивался, освобождая под ними чистое пространство льда. Василий Петрович остановился, пора поворачивать назад. На той стороне реки была деревенька. Из печных труб деревенских домов уютно валил дым. Пахло баней. Над деревней возвышалась заброшенная церковь, а вместо куполов на ней были снежные маковки, как будто сама природа старалась укрыть человеческое невежество.

Василий Петрович, опираясь на палки, стоял посреди реки, любуясь видами. Затем он достал из внутреннего кармана куртки припасенный на дорожку апельсин и медленно, получая удовольствие от каждого движения, начал его чистить. Брызнул сок, попадая на одежду и лицо. Одна капелька попала на губы, он облизнулся, почувствовав ярчайший из всех вкусов. Избавившись от кожуры, Василий Петрович принялся есть его, как яблоко, не деля на дольки, а кусая целиком. Это было самое лучшее, что он, когда-либо пробовал. Вкус был божественный. Состояние невероятного счастья с каждой капелькой сока переполняло. Вдруг он увидел девушку, она шла к нему. Одета она была в беленький тулупчик с оборками, валенки с черными глянцевыми калошами и разноцветный белый платок на голове. Словом, настоящая русская красавица. Девушка, улыбаясь, несла два ведра с водой на коромысле. Собаки заискивающе метались и ластились перед ней, признавая новую хозяйку. У Василия Петровича аж дух перехватило, какая она была ладная красавица. Он стоял, не шелохнувшись, боясь спугнуть. Проходя мимо, словно плывя по льду, она вдруг ни с того ни с сего, резким и неестественным движением обратилась к нему и грубым голосом пробасила:

– Але! Эй! Але, гражданин! Оплачивать будем? – ухнуло над рекой.

Реальность

– Просыпаемся гражданин! – гремело в зимнем воздухе.

Он, еще не веря в это, стоял и смотрел, не понимая, что волшебный замок вот так запросто может рухнуть. Раздался сильный треск ломающегося льда. В голове заскрежетало. Снег разом сошел с маковок церквей, а из деревенских домов повалил черный дым. Собаки ощерились, обнажив клыки.

– Да что же ты будешь делать?! Опять пьянь нанесло, – ругалась кондуктор трамвая на весь вагон.

Василий Петрович с большим трудом разомкнул глаза. Перед ним стояла суровая толстая тетка с выщипанными бровями и глазами навыкате. Она при этом еще и тормошила его.

–Ты будешь платить или нет? – уже переходя на «ты», не отставала она.

Спросонья Василий Петрович полез в карман и выгреб мелочь. На билет не хватало. Как же это он забыл, что на сто рублей, которые у него были, он купил пирожки с картошкой.

– Чего это ты мне суешь? – негодующе, с полным правом победителя, хлестко и грубо бросила она ему. Трясущимися руками, Василий Петрович с виноватым лицом полез в другой карман, в надежде исправить положение, но лучше бы он этого не делал. Он достал сто долларов и протянул их ей. Тетька-кондуктор взорвалась. Поток отборнейшей вагонной брани обрушился на него. Вид стодолларовой банкноты сработал, как красная тряпка на быка. Если бы он просто сказал, что забыл деньги дома, она бы, потеребив его все равно бы отстала, дав ему доехать, но то, что он козырял тут долларами, вывело ее из себя. Такое прощать было нельзя.

– Нет, вы посмотрите на него! Ты че, специально так взял, чтоб сдачи не было?! Ты со своими деньгами езжай на такси, если богатый такой. Ну, ты че сюда залез то? Денег нет – давай освобождай место, – все шире и шире открывая рот, орала кондуктор.

При этом она не забывала его шпынять и с каждым разом шпыньки становились все жестче.

– А ну давай, че расселся?! – не унималась она раздухарившись.

Василия Петровича грубо выперли на ближайшей остановке. Так он и остался стоять с зажатой в кулаке стодолларовой бумажкой.