Дельцы и мечтатели

Голова болела страшно. Хотелось пить. На душе было жутко. Тело ныло. Вдруг, внезапная мысль как выстрел пронзила его.

«Деньги. На месте ли деньги?» – нервно и судорожно бросился к карману. Слава богу, деньги были на месте. Василий Петрович шумно выдохнул. Он пересчитал еще раз. Однако надо было что-то предпринять. План не менялся, срочно к куму. Он зашел в ближайший пункт обмена, которые были на каждом шагу, и разменял сто долларов, заодно удостоверился в их подлинности. Он опять столкнулся с той же ситуацией – к куму в таком помятом состоянии нельзя. Сто грамм водки могли исправить положение. Рядом с пунктом обмена было строение, напоминающее ларек начала девяностых, с покосившийся вывеской «Фиалка». Наверняка здесь можно было купить «чекушку» и прямо там же выпить. Василий Петрович зашел. Внутри стояли два столика, как раз для таких целей. Опытная продавщица сразу определила, что ему нужно. Василий Петрович по прошлому знал, что чувство жажды пока можно подавить, оно пройдет после водки. Он взял чекушку и сосиску в тесте. Продавщица, с неприятным звуком выдавила ему остатки дешевого кетчупа на пластиковую тарелку. Кетчуп плевком вылетел из красной бутылки.

«Сейчас поправлюсь и сразу к куму. У-у-у, жирная ведьма. Вот доведет же», – пережитое в трамвае ни на секунду не покидало его. Подойдя к столику, который находился тут же, и переведя дух, он прямо из горла выпил примерно половину содержимого бутылки. В продаже сто граммовых не оказалось и пришлось брать в два раза больше. Водка была дешевая. Занюхав сосиской, он отломил кусочек мякиша, помакал его в кетчуп и положил в рот, медленно пережевывая. Сосиска в тесте была такой же дешевой и дрянной, как и водка, впрочем, как и само это заведение. Он постоял минут десять, заметно полегчало. Рядом на батарее сидел черно-белый пушистый кот, который подавал ему знаки. Василий Петрович отломил еще кусочек и положил, приглашая того закусить. Кот подошел, сначала обнюхав предложенное, затем не спеша начал есть, выражая признательность урчанием.

– В конце концов, ну обругали меня, ну выперли, ведь ничего такого страшного не произошло, а даже совсем наоборот. И мне кроме как радоваться, ничего не остается сегодня, – добрел он на глазах, быстро забывая недавнее приключение.

Василий Петрович посмотрел на бутылку:

«Допью, в самом деле не оставлять же ее здесь? От ста грамм хуже не будет», – подумал он, поднося бутылку к губам и запрокидывая вверх. Осушив одним махом содержимое и занюхав, он доел сосиску, тщательно собрав весь кетчуп с тарелки. Василий Петрович обдумывал, как ему поступить дальше.

«А что, собственно говоря, мне мешает доехать до кума на трамвае. И деньги сэкономлю. Куму надо тоже поставить, ведь не с пустыми же руками к нему ехать. Зачем тратиться на такси? Спешить мне все равно некуда. Предупреждать и звонить на работу не надо – сегодня вызова не было, а то, что я шел туда, так это я шел сам – дома сидеть надоело. Пожалуй, так и сделаю», – так думал он, стоя в этом отстойнике большого города. Ему совсем похорошело, голова прошла, снова хотелось жить. Теперь это место не казалось таким ужасным, а продавщица так и совсем была ничего. Дикая музыка, которая сначала била по мозгам, звучала сейчас в унисон с его настроением.

– Мало!

Подходя к продавщице, он заметил, что она слегка улыбается ему. «Люда» – прочитал он на бейджике ее униформы. В свою очередь и он тоже немного улыбнулся, чтобы не казаться невежливым. Он взял еще чекушку, пластиковый стаканчик, два пирожка с мясом и картошкой. Продавец с приветливой улыбкой достала новую бутылку кетчупа и обильно полила на тарелку.

– Вам разогреть? – поинтересовалась она.

– Спасибо я привык пить холодной, – пытаясь пошутить, ответил он.

– Я оценила, так греть? – еще раз спросила она.

– Да, если можно, – ответил он.

Она подогрела пирожки в микроволновке. Пошел вкусный аромат выпечки. Забрав и расплатившись, он двинулся к своему столику. Чинно расположившись на столике, он отломил добрую половину и предложил коту присоединиться к его трапезе. Кот подошел, при этом вставая с места, потянулся, демонстрируя всего себя, понюхал, но есть не стал, а отвернулся и начал лизать лапу.

– Ладно, не хочешь не надо,– немного обиделся Василий Петрович на кота. Налив в стаканчик и залпом выпив, он закусил пирожком, не забывая предварительно обмакнуть в кетчуп. Кетчуп был определенно лучше предыдущего. Обстановка навевала времена молодости и он решил еще взять кильку в томатном соусе. Продавец на удивление быстро согласилась ее открыть и сделала это очень умело. Под кильку грех было не выпить, и он налил еще. Водка под кильку шла хорошо. Он кинул одну рыбку коту, доставая ее пальцами и капая на стол и пол соусом, килька шмякнулась о пластик, который укрывал батареи и подразлетелась в разные стороны, кот даже ухом не повел, продолжая следить за своим хозяйством. Допив остатки водки, он расправился с консервой, густо запачкав стол соусом.

– Поеду, – решился он. Выйдя на улицу, он подошел к дороге и поднял руку. Машины как на зло проезжали мимо не останавливаясь.

– Да что за день такой! На трамвае не доехать, машину не поймать, – то, что он нашел сегодня деньги, отошло на второй план.

– Эй, але шеф, ну куда! Э-эй, стой, ну ты че… – дальше шла нецензурная речь. Такими словами он провожал очередную проезжающую мимо машину. Вдоволь наматерившись, ловя попутку и приняв это для себя как знак, он решил добавить «соточку». Продавщица при виде его еще больше заулыбалась. Василий Петрович заметил, что у нее не хватало одного переднего зуба.

– Я знала, что вы вернетесь, – сказала она ему, явно давая понять, что может быть и продолжение. Пребывание на свежем воздухе немного его отрезвило.

«В самом деле, не познакомиться ли мне с ней поближе?» – так же быстро подумал Василий Петрович. Мысль была соблазнительной, ведь он столько лет себе во всем отказывал.

«Ну, потрачу тысячу рублей, ну и что? Деньги все равно халявные», – уговаривал он себя пустится во все тяжкие: «В конце концов, на работе и дома меня сегодня не ждут, а завтра будет видно. И в самом деле, что это я все к куму, да к куму? Ну, приеду я к нему, выпьем, посмотрим телевизор. Кум опять начнет новости перечислять, кто с кем и как. В общем, вечер будет безвозвратно испорчен. А тут перспектива, какая никакая, ну да не модель она, не красавица, но зато и денег много не потрачу. Не тряхнуть ли мне стариной? Вспомню молодость. Эх, были же денечки! Но тогда денег по большей части не было, а сейчас-то мне – самое оно, потрачусь малость. Может у меня и в жизни такого больше не будет?» – стоя в грязном ларьке, рассуждал Василий Петрович.

– Я сегодня до пяти, если хочешь, подожди меня, пойдем ко мне, – сразу напрямую выдала она ему. То ли она почувствовала, что у него с собой есть деньги, то ли ей просто захотелось гульнуть. Кто ее знает? Людмила в определенных кругах была особой известной. Брала, что хотела, когда и сколько, но контингент, с которым она водила «дружбу» сам был рад предоставить ей все для этого.

– Заходи сюда, – пригласила она, поднимая стойку и открывая дверь в подсобку. Он прошел за стенку, здесь был стол и один стул, на котором он и расположился.

– Посиди пока. Два часа осталось до конца смены, – сообщила ему Людмила.

Василий Петрович ей не поверил и полез за телефоном, желая удостовериться во времени. Он явно потерялся, ему показалась, что прошло не больше часа с того момента, как они нашли деньги с незнакомцем. Люда увидала телефон и отметила про себя – телефон у Василия Петровича был не из дешевых. Откуда-то взялась бутылка водки и закусь, они выпили вместе и закусили теми же пирожками. Люда поставила на стол их изрядное количество. Василий Петрович даже не догадывался, что пирожки были просроченные и Люба торгует ими из под полы. Она сама брала просрочку в пекарне возле дома, у нее там соседка работала, с которой они частенько и выпивали.

Василий Петрович сидел, медленно пережевывая просроченные пирожки. А здесь не так уж и плохо, как показалось ему сначала. Стол был накрыт клеенкой. Клеенка была старая, но чистая и без дыр. Людочка налила по рюмке себе и гостю. Выпили.

Обилием клиентов заведение не страдало. Оно стояло на дороге, как последнее ископаемое среди множества супермаркетов, с их дешевым изобилием товаров. Ларек непонятно за счет чего еще держался. Цены были выше, и качество обслуживания было не на высоте. Скорее оно напоминало огонек, на который слетались последние мотыльки огромного мегаполиса. Мотыльки не могли не прилетать, опьяненные тусклым светом, они падали здесь же, подломленные своим божком.

Люда тем временем, налила только себе и выпила, видимо, как-бы желая догнать собеседника. А может, давая знак, что она рассчитывает сегодня на нечто большее, и как бы сберегая силы мужчины, для великих свершений. Она что-то болтала, но это Василия Петровича не особо интересовало, все плыло. Оба хотели поскорее домой, чтобы забыться в алкогольном экстазе. Пришла сменщица, переоделась и встала за прилавок.

– Привет, – бросила она, обнажая передний ряд своих золотых зубов.

– Еще и зубы золотые, ну точно динозавр и откуда их таких добывают, – сменщица в своем прикиде была олицетворением прошлой эпохи, ушедшей от нас навсегда, но почему то сохранившейся до наших дней вместе с этим ларьком как единый целое.

– Пошли Василий нам пора, – сказала ему Людочка.

Они вышли. В ста метрах была трамвайная остановка, с которой его так много уже связывало. Ждать долго не пришлось. Сверкая чистенькими стеклами, подошел новый трамвай. Василий Петрович с Людочкой зашел в вагон, его качало. Свободных мест, как назло, не оказалось, а он очень рассчитывал. Люда держала его с боку. Он встал на задней площадке вагона, двумя руками облокотясь о перила. Народ, стоявший здесь же, заметно раздвинулся перед ними. Трамвай тронулся, было душно. Подошла кондуктор приятной наружности с бровями на месте. Люда сама рассчиталась за него и за себя. Слава богу, ехать пришлось только две остановки. Они вышли, Василия Петровича после душного трамвая подразвезло и прогулка пошла ему на пользу. По пути зашли в пекарню – в ту самую, где Людочка брала просрочку у Зиночки. Набрав очередную порцию несвежих пирожков, и намекнув на то, что та может заходить сегодня попозже, они покинули заведение. По пути они зашли в нормальный магазин «У дома». Люда набирала «по полной». Васе было уже все равно. На кассе он равнодушно и медленно начал доставать бумажник, Люда ему помогла. В бумажнике лежали деньги, оставшиеся от размена ста долларов. Остальное было глубоко спрятано в недрах его одежды. После покупки продуктов и двух бутылок дорогого коньяка, от ста долларов почти ничего не осталось.

Утро

Голова сильно болела. Хотелось пить. На душе было жутко. Тело ныло. Кто-то лежал рядом, тяжело дыша. Проснувшись окончательно, Василий Петрович обнаружил, что он совершенно голый. Одежда в беспорядке валялась на полу.

– Деньги! – было первой его мыслью. И прямо так, не одеваясь, он бросился искать куртку. В ней был потайной кармашек. Куртка висела в прихожей на вешалке. Судорожно, трясущимися руками он полез открывать замочек за подкладкой. «Фу-у» – выдохнул он, деньги были на месте, не считая, конечно, тех ста долларов, что он вчера пустил в оборот. Он вернулся и сел на кровать. Сопящее тело по-видимому было вчерашней жуткой продавщицы из той тошниловки.

«Кошмар! Как я тут оказался? Скорее к жене и детям. Что я скажу на работе? Хотя на работе ничего говорить не надо. Домой, быстрей домой или все-таки лучше к куму? Как я появлюсь дома в таком виде? Что скажет жена? Нет, я не могу ее расстраивать», – стучало у него в голове, похмельным синдромом. Только сейчас, он увидел, что на столе стояла чуть початая бутылка с «Хеннеси». Конечно, он прекрасно понимал, что не надо пить. Нужно срочно рвать когти к куму, там отлежаться и домой, но на столе стояла бутылка дорогого напитка.

– Ау! Я здесь, я не куда не ухожу. Прошу вас в гости, мы принимаем строго по утрам. Желательно, с похмельным синдромом. Я вас жду со вчерашнего вечера, – приветливо сказала ему бутылка.

– Ну, в самом деле, не отказывать же гостям, когда тебя само «Хеннеси» зовет. Просто, как-то даже неудобно перед людьми. Загляну, только ради приличия, с визитом вежливости, – Василий Петрович налил пол стакана.

– Ну! За знакомство, – и опрокинул залпом. На кровати что-то зашевелилось.

– Вась ты уже проснулся? Плесни мне тоже, – с хрипотцой сказало зашевелившееся существо.

День пролетел не заметно. За ним еще один и еще. Средства, что естественно, были пущены в оборот. Общество шептало и пело. Через месяц Васька был выдворен за ненадобностью. Он уже не соответствовал запросам и задачам данной публики. Прощай Вася! Мы расстаемся с тобой навсегда. К своей прежней жизни и семье ты больше не вернешься.

Глава 4. Человек и козел

Павел Иванович открыл книгу. Это была короткая Абхазская сказка, которую он давно хотел прочитать. Называлась она «Человек и Козел». Вообще у него в кабинете было довольно обширное собрание сказок народов мира, которые он периодически перечитывал – это успокаивало и хорошо отвлекало от рутинной работы.

«Жил в горах пастух. Было у него небольшое стадо, состоящее из овец и одного козла. Из молока пастух делал сыр, тем и питался. Иногда спускался он с гор к людям, чтобы постричь овец, продать шерсть, пополнить запасы и опять возвратиться в горы. В горах был у него маленький домик, где он жил некоторое время и хранил припасы, пока вновь не пускался в путь со своим стадом. Он не был угрюмым и мрачным человеком, любил горы, а с людьми чувствовал себя не очень хорошо. Козел же был у него за друга и собаку. Вечером, когда разжигался огонь, козел, отделялся от стада и подходил к пастуху. Пастух чесал его специальной щеточкой, вычесывая колючки и при этом разговаривая с ним. Человек искренне радовался, когда козел проявлял ответные чувства. Особенно приятно было, когда козел подставлял свою бороду, предлагая очистить ее от колючек. Козел был вожаком стада, и все овцы шли за ним. Бывало, овца родит ягненка и козел звал человека.

Случай свел в горах двух друзей. Вечером, расположившись возле костра, они пили вино, закусывая овечьим сыром. За разговором пастух решил поправить лезвие на ноже, который он затупил дня три назад о ветку старого дуба. Они обсуждали события, произошедшие в селе, много ли нынче собрали урожая, где кто видел улей диких пчел. Когда изрядно подвыпили, пастух начал рассказывать про своего козла. Он рассказывал, что когда совсем холодно они спят, прижавшись друг к дружке, о том, что когда они заблудились, козел вывел их и многие другие истории о достоинствах своего товарища. Козел никогда не засыпал прежде, чем заснет его хозяин и как обычно лежал поодаль. Козел смотрел, как хозяин точит нож и что-то недоброе чудилось ему в движениях людей. Человек рассказывал про то, как забавно козел подставляет свою бороду для чесания и они с гостем опять рассмеялись и посмотрели на козла: вот мол, какой красавец! В этот вечер поселился у козла страх, страх за свою жизнь.

Рано утром товарищ ушел со своим стадом.

Вечером козел не пришел к пастуху как обычно, тогда пастух сам пошел к нему, прихватив щеточку. Козел немного вздрогнул, заметив приближающегося к нему человека.

– Что ты так испугался? Это же я! – спрашивал его человек, не понимая, что происходит. Козел же думал, что не зря вчера точен был нож и смеялись, поглядывая на него, люди. Сегодня вечером человек его точно прикончит. Козел смирился с этим и ждал удара, думая при этом, что человек чешет его, чтобы поближе и поудобнее добраться до горла.

Так и пошло. Вечером человек сам шел к козлу и каждый раз козел вздрагивал, думая, что сегодня все будет кончено. Козел все больше укоренялся в мысли, что человек оттягивая время казни, хочет насладиться его страхом. Так проходили дни, недели, месяцы. Козел становился мрачнее и угрюмее, корень недоверия захватил и терзал его. Не видя другого пути, козел решился на предательство, задумав уничтожить человека и освободиться.

В один из дней, переходя на другое пастбище, когда пастух повернулся к нему спиной, козел разбежался и столкнул его в пропасть. На короткий миг он ощутил эйфорию от свободы. Но через минуту пришло девятикратное осознание от сделанного поступка, он понял, что время не пустить вспять и нет возможности что-либо исправить, виновник же сему он сам. С тяжелейшим чувством вины пришла и полная безысходность. Спала пелена с глаз и козел понял, что на него никто и не думал покушаться, а наоборот желали только добра. К полной безысходности прилипло чувство тоски и уныния. Яды начали разрушать его.