Флагман футбола

Высоким артистизмом была окрашена и игра Бориса Пайчадзе, достойного продолжателя традиций ранних поколений грузинских футболистов. С грузинским футболом я знаком с середины двадцатых годов, когда впервые приехал в солнечный Тифлис и выступал на стадионе, домашнего, можно сказать, вида – поле без газона, без трибун, выход из раздевалки со стеклянной верандой прямо на поле. Зрители тут же на лавочках, примыкающих к боковым линиям. Размещался этот стадион-площадка на Плехановском проспекте. Но тогда уже грузинский футбол располагал яркими «звездами» – Солонин, Вачнадзе, Аникин, Жордания – и развивался на принципах высокого технического мастерства и творческой инициативы игроков. Игра Пайчадзе и его товарищей по команде (Шота Шавгулидзе, Гайоз Джеджелава, Александр Дорохов, Михаил Бердзеишвили, Григорий Гагуа, Александр Элиава, Сергей Нинуа и ряд их соратников во главе с Борисом Пайчадзе) произвела на басков такое впечатление, что тридцать лет спустя оно не изгладилось из их памяти. Об этом они говорили при личном свидании в Мексике в 1964 году.

Много воды утекло с тех пор: «Динамо» (Тбилиси) побывало в звании чемпиона СССР, а в 1981 году стало обладателем Кубка кубков для команд европейских стран, не изменив своему творческому высокотехничному почерку в ведении игры.

Это были годы становления и самоутверждения отечественного футбола. Воспитание у игроков чувства собственного достоинства на практических примерах поединков с командами европейских стран с высокоразвитым футболом высшего профессионального ранга.

Сборная Украины, созданная на базе киевского «Динамо», добилась сенсационной победы во Франции над известным клубом высшей лиги французского чемпионата «Ред стар», закончив матч с разгромным счетом 6:1! Республиканский футбол, заметно прогрессировавший в то время, всегда стоявший на позициях совершенствования технического мастерства, тоже нуждался в смене тактических схем: баски и в Киеве выиграли матч, правда, киевляне сумели забить один гол – 3:1.

И я не случайно упомянул нескольких прославленных киевских динамовцев, приглашенных в помощь «Спартаку» на игру с басками.

Хотелось в одной команде выйти на поле и сыграть в каком-нибудь высоком официальном турнире: Олимпийских играх, в чемпионате мира, Кубке Европы. Команды, объединившиеся в Красный спортинтернационал, чисто спортивного интереса для нас уже не представляли. Получался этакий заколдованный круг: с рабочими командами играть стало неинтересно, с профессионалами не позволяли организационные рамки. Турецкая футбольная ассоциация в свое время получила взыскание от ФИФА за неоформленные встречи с советскими футболистами. В дальнейшем турецкие спортивные руководители нашли какую-то бюрократическую уловку, позволяющую им продолжать матчи с советскими командами, минуя запреты ФИФА.

Позже и европейские страны стали практиковать камуфлированные названия, скажем, сборная клубов, не желая рисковать авторитетом сборной страны. Со временем и у нас появится подобная практика. Вот мы и варились в собственном соку, если не считать отдельных экзаменов в Чехословакии, Франции, Болгарии.

У каждого человека, связавшего свою жизнь с этой популярной игрой, есть свое время в футболе, самое, наверное, счастливое для него. У меня оно тоже есть – это футбол довоенной формации. Мое поколение в предвоенные годы было в расцвете своих творческих сил. Но проявить их во всей их мощи нам не удалось. Нам не хватало четкой организованности, мы не имели постоянно объединяющего бы нас центра – сборной команды СССР. Хотя, повторяю, мы все числили себя членами несуществующей команды.

Нет, футбол не был у нас в загоне. Это был по-настоящему массовый вид спорта, очень популярный и любимый народом. Пополнялся организованный футбол за счет того же «дикого», продолжавшего осваивать все новые и новые пустыри наших городов, еще не охваченных стихией индустриальной застройки, и уютные поляны на окраинах сел и деревень. Были у нас и стадионы, отвечающие требованиям международного стандарта. Москва тогда располагала крупным стадионом «Динамо», восхищавшим своей монументальностью.

– Не хуже Грюневальдского, – только и слышалось от посетителей, знавших об одном из крупнейших стадионов в Европе, незадолго до того построенном недалеко от Берлина.

– Ну, уж извините, этот стадион современнее вашего Грюневальдского, – не без оснований возражал архитектор Аркадий Лангман, по проекту которого вознесся динамовский красавец.

Как уже говорилось, с 1936 года стали разыгрываться чемпионаты страны для клубных команд. В мировой практике проведение клубных турниров – первый признак высокого уровня развития футбола в суверенном государстве. И у нас были сильные клубы. Москву на первом чемпионате страны получили право представлять «Динамо», «Спартак», ЦДКА и «Локомотив». Но их сила не использовалась в должной мере, даже, например, во встречах с басками. А существует аксиома: сильные клубы – сильная сборная.

Были и высококлассные игроки, прошедшие проверку на довольно высоких уровнях мастерства.

Советская школа футбола развивалась на базе общефизической подготовки.

Народ на трибунах надо было считать уже десятками тысяч. Поэтому насущным становился вопрос о зрелищности игры.

Еще мой дядя Митя во времена «Горючки» поучал нас: «…Не только себя тешите – люди смотрят!» Футбол начинал завоевывать все большее признание как явление, несущее важную социальную функцию в системе культурного воспитания трудящихся.

Вот и вспомнил один, я бы сказал, назидательный разговор на всегда актуальную тему. Было это в Литературно-художественном кружке в Старо-Пименовском переулке. Должен сказать, что спорт в лице его ведущих представителей всегда тяготел к сближению с работниками творческих цехов – театра, литературы, живописи. Футболисты были не в последнем ряду участников процесса смычки, как тогда говорили.

Мы к вам на стадионы, вы к нам в кружок, в ЦДРИ, – существовала такая неписаная договоренность, взаимная благожелательность ощущалась при встречах. Северная трибуна стадиона «Динамо» была излюбленным местом свиданий.

Мы с Михаилом Михайловичем Яншиным зашли к «Бороде», нас пригласил к столу Валерий Павлович Чкалов, что-то громко обсуждавший с Иваном Михайловичем Москвиным и Николаем Павловичем Смирновым-Сокольским, сидевшими одной компанией. Будучи со всеми знакомы, мы с Яншиным присоединились к беседующим, и разговор продолжался. Тема оказалась животрепещущая – баски – и на лету была подхвачена Яншиным.

Михаил Михайлович был очарован манерой их игры. Говорил, что получил впечатление, как от замечательного концертного ансамбля.

Валерий Павлович, ездивший со мной вместе смотреть басков в игре с «Локомотивом», окая на владимирский лад, поддержал Яншина и предложил уже не раз обсуждавшуюся между ними тему о благотворном влиянии театрального искусства на повышение общей культуры человека.

Яншин восхищался игрой Владимира Степанова против басков.

Немного задержусь на портрете «Болгара» – так в народе прозвали этого футболиста из «могучей кучки» предвоенного поколения. Коренастый, широкоплечий крепыш, с корпусом, посаженным на мощные короткие ноги, что подчеркивало его невысокий рост. Однако для своего роста он был пропорционально сложен. О таких, как Степанов, говорят: мал золотник, да дорог… И на трибунах слышалась эта пословица, когда играл Болгар. Он мог в нужный момент отозваться искусным пасом, сыграть «в одно касание», но по природе был закоренелый индивидуалист, атакующий финт – его стихия. Болгар врывался в штрафную площадку противника, как граната. То был форвард бутусовского темперамента, владевший мощнейшим ударом с обеих ног. Степанов любил футбол и много лет служил ему беззаветно. В конце его карьеры с ним случилось несчастье: он попал в трамвайную аварию, ему ампутировали две ступни. Играть он уже не мог и перешел на тренерскую работу, воспитывал молодых футболистов. Под его руководством мальчишки из «Спартака» двадцать лет кряду становились чемпионами столицы.

Послушав о индивидуалистических наклонностях Степанова, Иван Михайлович Москвин, всегда живо откликавшийся примерами из своей богатой актерской жизни применительно к затронутой теме, по аналогии рассказал, как Станиславский на одной из репетиций заметил ему, актеру уже с мировым именем, что если он, то есть Москвин, игравший Ноздрева, будет привлекать на себя внимание зрителей банальными приемами, не избавится от штампов, то никогда не станет настоящим артистом. И дальше Иван Михайлович стал развивать мысль о том всем известном «чуть-чуть», которое отделяет настоящее художественное творчество от ремесленнической поделки в любом деле.

Я не случайно вспомнил этот разговор в кружке. Бесконечное количество раз эта не имеющая конца дискуссия возникала и, не находя решения после яростного спора, тихо сходила на нет, чтобы вновь всплыть неизвестно когда и где.

Речь идет об эстетической стороне футбольной игры. Народ еще шел на футбол любого ранга. Билеты в кассах стадиона брались, что называется, с боя: заранее не запасешься, так и вообще не попадешь. Обеспечение близких людей «дефицитными» билетами – одна из неприятнейших личных бытовых проблем. Спрос на билеты свидетельствовал о благоприятном климате, в котором развивался футбол предвоенного времени.

Однако зрелищная сторона игры недостаточно освещалась при оценках результатов встреч. Критерием качества игры оставался все тот же итог забитых и пропущенных мячей. Болельщицкие пристрастия брали верх. Плохой, но наш – это мнение укоренилось в психологии любителей футбола. Баски потревожили привычное представление высокотехничным мастерством.

Организатор публичных выступлений Павел Лавут соблазнил меня чтением лекций на футбольную тему в большой аудитории МГУ. Народу набралось много, все ходы и проходы забиты людьми. В большинстве записок и устных вопросов с мест высказывался интерес к техническому мастерству испанских футболистов. Болельщики невооруженным глазом отмечали наше отставание в обращении с мячом от западных футболистов.

Против очевидного возражений не найдешь. Да никто этим возражениям и не поверит: действительно, в техническом мастерстве наш футбол стоял ниже среднеевропейского. Наши асы – Федотов, Дементьев, Пайчадзе, Ильин, Бутусов, Щегодский и многие другие выдерживали сравнение по технике владения мячом с Лангарой и Регейро, но впечатление от ведения игры с точки зрения зрелищности и внешней привлекательности складывалось в пользу иностранцев. Они играли красивее и эту красоту создавали высокотехничным мастерством.

С лекторской трибуны большого зала МГУ я в меру своего понимания игры искренне пытался защищать наш футбол, его престижность и уровень качественных умений. Я говорил то, во что верил сам. А именно, что мы достаточно технически «подкованы», чтобы играть по любой тактической системе, в том числе и по самой современной, то есть по той, которую нам во всем блеске продемонстрировали и баски, по схеме «дубль-ве».

Но в глубине души я чувствовал, что сместил акцент почти завязавшейся дискуссии. Мои оппоненты интересовались не технической грамотностью наших игроков, а каллиграфией их технического почерка. По чистописанию баски имели выше оценку. Эта тема, на мой взгляд, не нашла своего решения в нашем футболе до сегодняшнего дня. Мы продолжаем больше уповать на атлетические достоинства в ведении игры. Тогда под воздействием одержанных побед над европейскими футболистами впечатление сгладилось у массового зрителя. Но на лекцию пришли, так сказать, самые-самые. Они в своих вопросах не преминули затронуть эту важную тему. Примирило общее согласие отложить разговор до приезда из Болгарии.

Приглашение из Болгарии принять участие в товарищеских матчах поступило как раз вовремя. Три сезона клубные команды осваивали новую тактику, проверяя класс своей игры в матчах друг с другом. Давно уже, с приезда басков, не было у наших футболистов международных встреч ни на своих полях, ни на зарубежных. А всем хотелось знать, чего мы достигли за период реконструкции советского футбола.

Времени для подготовки было в обрез. Старшим тренером сначала назначили к общему удовлетворению Бориса Андреевича Аркадьева. Потом какие-то обстоятельства вызвали переназначение, и эту должность занял Петр Иванович Ежов. Коллектив был собран на тренировочный сбор в Тарасовку.

Поездке нашей команды в Болгарию придавали большое политическое значение. Для контроля за подготовкой к ней была назначена специальная комиссия, в которую входили Александр Сергеевич Щербаков, Лев Захарович Мехлис и Андрей Януарьевич Вышинский.

Незадолго до отъезда у нас состоялась тренировочная игра с молодежной командой на стадионе «Динамо». Мы проиграли. Обычная история, когда отъезжающая на ответственную встречу команда плохо играет в проверочных матчах: отъезжающие берегут силы, а остающиеся доказывают, что они не хуже отобранных в поездку, и стараются во всю мочь.

В таких случаях добра не жди. Настроение начальства обычно прямо пропорционально забитым и пропущенным голам. Мы еще одеться не успели, как слышим: «Старостина и Федотова просят пройти в центральную ложу».

Входим с Григорием в клубную комнату, смежную с ложей на трибуне, где собрались все члены комиссии.

«Кто атаман?» – спрашивает Мехлис. Я понял, что Лев Захарович имеет в виду капитана. Переглянулись мы с Григорием по поводу оговорки большого командира. Я выпалил: «Я атаман!» Почему-то на душе вдруг легче стало. Наверное, потому, что все члены комиссии вместе с Мехлисом дружно рассмеялись моему быстрому отзыву.

Гроза обрушилась на замешкавшегося с приходом старшего тренера Петра Ивановича Ежова. Не помню, по какой причине он запоздал. Она показалась недостаточно уважительной Мехлису, отличавшемуся среди крупных военачальников крутым нравом. Ежов в напряженной тишине докладывал стоя по команде «смирно» – строевик Петр Иванович был отменный. Вдруг раздалась короткая, как дуплет из ружья, команда: «Кру-гом!» Мехлиса не удовлетворил отчет старшего тренера. Ежов развернулся через левое плечо, четко щелкнул каблуками и двинулся к выходу, полный достоинства.

У нас появился новый тренер Петр Герасимович Попов, пребывавший в должности второго тренера. Попов в двадцатых годах неплохо играл беком за сборную Москвы. Он тоже, как и Ежов, был военный, в чине старшего лейтенанта.

Беседа продолжалась при утихшей погоде. Шквал недовольства поражением промчался, унеся с должности старшего тренера. Однако мы после этого еще острее ощутили ответственность, которая ложится на нас за результаты поездки.

Время было неспокойное. В беседе неоднократно упоминались военно-стратегические термины: линия Маннергейма, линия Мажино, оккупация и прочие.

Об этом говорил с нами и Александр Сергеевич Щербаков. Он подчеркнул, что мы едем в монархическую страну, где правит царь Борис, и будем представлять единственное в мире социалистическое государство. «Вы понимаете, – строго спросил секретарь горкома КПСС, – какой политический резонанс будет иметь ваше выступление».

Вышинский ознакомил нас с международным положением и тоже обратил внимание на значение нашего выступления в Болгарии.

Лев Захарович, как бы подытоживая общую обеспокоенность за результаты поездки, обращаясь ко мне, спросил:

– Так что же, капитан, завоюем у царя Бориса Балканы?

– Постараемся не проиграть…

Через несколько дней мы двумя самолетами вылетели в Софию под флагом московского «Спартака», для укрепления команды в нее были включены несколько футболистов из других клубов. Летел с нами и ленинградский судья Н. Усов.

Руководителем делегации был назначен Николай Николаевич Романов, его заместителем Константин Александрович Андрианов. Тренером – Петр Герасимович Попов.

Как только приземлились в аэропорту Софии, мы увидели бесконечное море людей. Нас встречала вся трудовая София. Вдоль всего пути от аэропорта до столицы встречающие образовали плотный коридор длиною около 20 километров. Мужчины, женщины, молодежь, подростки, дети горячо приветствовали нас. И цветы, цветы, цветы.