– Жар-р птица! Жар-р птица! Р-разумная!
И добавил скороговоркой – непонятное, но обидное:
– Шайзе тойфель пер-ркеле нохмаль! Шанглот намудах, говядина!
Кожаный дядька сперва раскрыл рот от изумления, а потом вдруг расплылся в беззубой улыбке. Из нетопленных глубин разоренного дворца донесся еще один голос, погуще:
– Микола, ты чего там вошкаешься? Нашел кого?
– Тут, товарищ Рыбов, попугай говорящий с синей мордой. Ругается не по-нашему, буржуйская тварь. Я, говорит, жар-птица.
В дверном проеме возник еще один лысый субъект – точно такой же, как первый, только в два раза шире и с моржовыми усами.
– В бога мать! – ахнул он. – Клетка-то – целый клад! С каменьями! И попугай как из сказки… А может, мы и правда жар-птицу накрыли, а, Кубышкин?
Первый, однако, усомнился:
– Для жар-птицы маловата будет, товарищ Рыбов.
– Может, птенец? – почесал лысину комиссар.
– Да, видно, молодой еще…
Помолчали, любуясь сверканием камней и огненных перьев.
– А что, товарищ Рыбов, – спросил младший, – правда, что от жар-птицы, от ней прикуривать можно?
– Предрассудок. Хотя давай, попробуй.
Кубышкин поставил свечу поближе к клетке, достал цигарку и ткнул ею Филюшу в хвост. Филюша сперва оторопел от такой наглости, а потом извернулся и клюнул чекиста в палец.
– А-а, гадло! – взревел тот, отдергивая руку.
– Что, не горит? – поинтересовался комиссар.
– Чего? А… Нет, не горит, товарищ Рыбов, – отвечал раненый, засовывая палец в рот. – Не волшебная птица, это точно.
– А я тебе сколько раз говорил: чудеса попы придумали, чтоб народу глаза запорошить.
– Так оно и есть, товарищ Рыбов.
– А коли не волшебная, то спрашивается: на кой хрен она нам сдалася? – поразмыслил вслух начальник.
– Вот и я так же думаю. Что с ним, разговоры разговаривать?
– Пролетариату нынче болтать некогда, тут ты прав, товарищ Кубышкин. Но пользу буржуйское имущество приносить должно, это ты тоже учти.
– Да какая с него польза? Шею ему свернуть, вот и будет польза. У, гад! Чем я теперь на курок нажимать буду?
Комиссар ничего не ответил. Он стоял глубоко задумавшись, а глядел при этом на Филюшин огненный хвост.
– На перья его пустим! – решил он наконец. – В коммуне недостача писчего матерьялу, пущай послужит трудовому народу.
– Точно! – согласился Кубышкин. – Будет знать, как клюв распускать. А с клеткой-то чего? Клетка-то важная. Ишь, как блестит…
– Клетку вместе с гадом реквизируем. Пиши протокол, я тебе диктовать буду.
– Так у меня ж палец… И грамоте я не очень, товарищ Рыбов. Уж лучше вы сами…
– Ну, ладно!
* * *
«Председателю ВЧК тов. Дзержинскому.
Сего 8 декабря я, уполномоченный Рыбов Н. Г., производя остаточную реквизицию в особняке бывших Нарышкиных, открыл особую в стене кладовую, где обнаружена мною спрятанная буржуазией клетка золотая с выгибонами одна, а в ней драгоценных камней на глаз штук восемьдесят, посередине которых сидела ненормальная птица с синей мордой и красным хвостом, по виду попугай или вроде птенца жар-птицы. На вопрос кто таков отвечал, что друг человечества, а потом еще по матери нас послал не по-русски. Явный враг, кидался на тов. Кубышкина при исполнении, но может, правда, чудо какое, вы, тов. Дзержинский, его допросите, вам оно виднее, а ежели не чудо, думаю надо его на перья пустить…»
Товарищ Дзержинский оторвал усталые глаза от протокола и посмотрел на сидящую перед ним на палисандровой жердочке арестованную жар-птицу.
– Ну, и кто же вы на самом деле, друг человечества? – спросил он саркастически.
Филюша выпятил кавалергардскую грудь и, подняв крыло, с большим чувством осенил себя крестным знамением. А потом отвечал голосом звонким и раскатистым:
– Аз есмь небесного града горожанин, а ты бич божий и адова кобылка!
Тусклый взгляд председателя ВЧК оживился зеленым огоньком.
– Так-с. Знакомые песенки. Значит, прав Гаврила Рыбов: враг вы явный и чувств своих не скрываете. А кто ж вас так хорошо говорить научил?
– Славься сим Екатерина!
– Это какая же Екатерина? Фамилия, адрес.
– Великая, пся крев дупа!
От польских слов товарищ Дзержинский приоткрыл было рот, но усилием железной воли тут же и защелкнул. Подумав немного, выложил на стол револьвер. Спросил тихо:
– Стало быть, вы птица бессмертная?
– Все мы смертны, – ответил Филюша серьезно, не отводя взгляда.
– Но все-таки – волшебная или нет? Жар у вас из хвоста пышет? Признавайтесь. Вы должны разоружиться перед победившим пролетариатом.
Филюша посмотрел на оружие, почесался и ответил:
– Пышет. Держи перо. Р-разоружаюсь!
Всесильный чекист взял в левую руку револьвер, а правой приоткрыл дверцу и осторожно, чтобы не обжечься, полез внутрь клетки. Филюша повернулся к дрожащей руке огненным хвостом. Задержал дыхание, прощаясь мысленно с матушкой.