Ловушка для мягкотела

Они вышли из трансера наружу, в зал станции. Здесь ничего не изменилось, лишь исчезла с пола та самая «шкура дикаря», брошенная им здесь два дня назад. Станция немедленно выдала им дежурный доклад-приветствие и, не получив ответа, обиженно свернула экран своего видеоинтерфейса.

– А как же я теперь в таком виде появлюсь там? – Он махнул рукой в сторону стены, туда, где по его мнению проходил тоннель метро. – В спецовке к вам нельзя, а в вашем биокоме нельзя к нам! Меня же моментально сцапают, объясняйся потом. Зря вы мою «маскировку» уничтожили, сейчас бы одел поверх и никто ничего бы не заметил! Может быть она осталась, а?

– Увы, станция ее уничтожила. Но не стоит переживать, все гораздо проще, чем ты думаешь. Биоком позволяет имитировать практически любую одежду. Ты ведь и сам уже немного научился с ним управляться, не правда ли?. А теперь сможешь делать и еще кое-что, в том числе и это.

С этими словами она взяла его за руку. Его биоком на секунду словно уплотнился, а потом… он почувствовал, как окружающее его пространство неожиданно «распахнулось». Наверно больше всего это было похоже на ощущения полуслепого и глухого старика-паралитика, к которому вдруг разом вернулись его былые слух, зрение, осязание и способность двигаться. Но если бы только это! Кроме всего прочего его новые зрение и слух получили еще и возможность к смещению в ультра- и инфра- области спектров и диапазонов, а обоняние, похоже, обострилось чуть ли не до собачьего. И все эти сверхвозможности «включались» сами, ему достаточно было лишь немного напрячься, как это делает человек, когда ему надо прислушаться к шепоту, разглядеть какую-то малозаметную деталь или принюхаться.

В тот момент он почувствовал себя просто экстрасенсом каким-то! И некоторое время развлекался, разглядывая своих спутников разными участками вновь обретенного зрения и прислушиваясь к биению их сердец. Не удивительно, подумал он, что они такие чувствительные – с таким-то набором он и сам теперь тоже о-го-го! Он теперь тоже не пальцем деланный! Правильно значит он предположил тогда, что его, как начинающего, просто «ограничивали в правах». Теперь он их получил наконец. Даххи терпеливо дожидались, пока он наиграется. Потом Руан сказала:

– А теперь представь себе, как бы ты хотел быть одетым и мысленно «переодень» себя. Это потребует особой концентрации, поэтому тебе придется потренироваться. Не переживай, если сразу не получится. Мы учимся этому с детства.

– Легко вам сказать! Ну ладно, сейчас попробую…

Он представил себе почему-то милицейскую форму. Наверно потому, что милиционер уже сам по себе есть представитель власти и закона и не должен вызывать подозрений. Но, видно из-за отсутствия опыта и должной зрительной памяти, получившийся у него наряд оказался еще хуже, чем форма капитана Данко из «Красной жары». Этот американский «киношедевр» эпохи видеосалонов запомнился ему не только несокрушимым Арни в главной роли, облаченным в невообразимый наряд, который по мнению американских реквизиторов, должен носить настоящий советский милиционер, но и фразами на ломаном русском: «какие твои доказательства», «хулиганы» и «капитализм».

Выходить «на люди» в таком виде было совершенно невозможно. Он же не Шварценеггер! Поэтому пришлось срочно возвращаться к первоначальному виду. Это тоже удалось ему не сразу, а только с третьей попытки. Биоком упорно не желал убирать некоторые элементы «милицейской» формы.

Даххи с участливыми улыбками смотрели на его мучения. После не менее неудачных опытов по превращению в машиниста метро и военного он оставил попытки одеться в форменную одежду, которая, по его мнению, была чем-то вроде «охранной грамоты» для ее обладателя, а значит имела преимущество перед обычной, гражданской. Радовало пока одно – возврат к прежнему, исходному виду после каждой такой попытки давался ему с каждым разом все легче и легче. И вот его терпение и настойчивость были наконец вознаграждены: ему удалось-таки «облачился» в более простую, повседневную, если можно так выразиться, одежду, хотя понятие повседневности в одежде весьма растяжимо. Но, тем не менее, его личный, нынешний вариант повседневной одежды получился, как ему показалось, вполне сносно.

– Совсем другое дело! В этом можно и на люди показываться, – он критически оглядел себя со всех сторон (насколько это оказалось возможным без зеркала), и остался доволен творением своей фантазии и возможностями биокома. – Как вам?

В глазах даххов он прочел сомнение, смешанное с растерянностью. Ну, да нашел кого спросить – языком-то русским она владеют свободно, но с такими возможностями это немудрено. А вот по части вопросов земной моды, похоже, им ещё далеко до совершенства. Не советчики.

– Ну что ж! Я так понимаю, что теперь нам пора прощаться?

Руан стояла около трансера, Айль и Эцц стояли чуть позади, справа и слева от нее, словно почетный караул или личная охрана. После этих слов все они как по команде наклонили в прощальном «поклоне» головы. Он поглядел на эту троицу и сказал:

– Слушайте, ребята, а ведь мне, пожалуй, будет вас не хватать. Привык уже, знаете ли, буду скучать.

– Это не надолго, – ответила за всех Руан.

– Что именно? Привык? Или будет не хватать?

– И да, и нет.

– Вы когда-нибудь с ума меня сведете этим своим ответом! Вас реально не поймешь! Что, нельзя нормально ответить?

– А ты разве не понял?

Да, конечно он понял. Еще бы, ему же было обещано возвращение на Арсидах в любой момент, так про какую печаль можно вести речь! Он улыбнулся и увидел, что даххи улыбаются ему в ответ.

«Вам барыня прислала сто рублей… – пропел он про себя слова из нехитрой старинной детской игры. – Черно-бело не берите, да и нет не говорите! Но что делать, если «да» и «нет» мы-то как раз и говорим все время? Игра эта явно не для нас… А как там дальше? Вы поедете на бал? Поеду, конечно поеду! Вот уже и приоделся…» Он еще раз оглядел себя. Да, биоком оказался еще более удобной и универсальной вещью, чем можно было предполагать. К тем невероятным способностям, которыми он его наделил, теперь, например, он ещё и заменил ему с успехом джинсы и футболку, этот универсальный наряд второй половины двадцатого и, видимо, как минимум первой половины века двадцать первого – буквально для всех жителей Земли, причем обоих полов. Удивительно, но на теле он именно так и ощущался – как обычные джинсы и майка. Можно даже засомневаться, был ли это на самом деле биоком. На ногах у него красовались какие-то легкие туфли, тоже что-то универсальное, этакая вариация на тему кроссовок. Он не удержался и еще раз пощупал свою одежду. И снова поразился тому, насколько искусной вышла имитация, видимо биоком сумел каким-то образом извлечь из недр его памяти информацию о фактуре материалов. Веорятно, на уровне подсознания – ведь представляя себе эту одежду, он думал в первую очередь о внешнем сходстве, а не о совпадении фактур.

– Помни, тебе нечего теперь опасаться. – На лице Руан была лишь только спокойная уверенность. – Биоком всегда имеет постоянную связь с ближайшей к нему опорной станцией. Если даже кто-то рискнет на тебя напасть, ответ всегда будет своевременным и адекватным. А что-то ты и сам сможешь сделать, разберешься.

– Так сколько же на Земле ваших опорных станций? – спросил он, пропустив ее последние слова.

– Не беспокойся… Ты всегда будешь в зоне действия, – за Руан ответил Эцц, его ответ не внес ясности, хотя и немного успокоил его, – просто можешь об этом не думать.

– Ладно. В зоне – значит в зоне. Так вы полагаете, что со мной, все же, может что-то произойти?

– Кто же может это знать? Правильнее будет не исключать любой возможности. Поскольку ты сам решил вернуться, мы обязаны принять все меры. Поэтому повторю, помощь в таком случае придет к тебе мгновенно.

– В каком виде?

– А вот это уже будет зависеть от ситуации. Ну а теперь – пора! Выбирай свой… поезд.

Выбирай свой поезд? Он попытался представить себе как это можно сделать и вдруг почувствовал, что это действительно возможно, словно биоком незаметно подсунул ему нужную «кнопочку». Он просто «пошарил в пространстве», попытался «протянуться» своим новым зрением наружу, сквозь стены станции, и впрямь обнаружил приблизительно в том самом месте, где и предполагал, тоннель метро.

Практически лишенное цвета – словно он смотрел в сумерках – изображение тоннеля дрожало и плыло, и он даже не мог определить какой областью этого своего нового зрения ему удавалось все видеть. Да и зрением ли он «видел» это сейчас? Ну уж точно не глазами, не иначе как ультразвуковой локатор у него завелся, как у летучей мыши или дельфина, а может и еще что-нибудь, покруче. Справа по тоннелю медленно приближалась электричка – состав уже сбросил скорость перед выездом на станцию. Поезд, все больше замедляя ход, поравнялся с ним – призрачное, полупрозрачное видение, эдакий рентгеновский снимок на фоне стен опорной станции, которые стали почти прозрачными. Он заметил, что в одном из последних вагонов не было ни одного пассажира, видимо время в Москве было совсем позднее. Или ОЧЕНЬ раннее.

– Ну ладно, в таком случае я не прощаюсь – думаю, увидимся еще!

Он мысленно устремился в этот вагон. Опять-таки откуда-то уверенность у него взялась, что именно так и надо делать. Он почувствовал, как его плавно и упруго подхватило. Белесым туманом рванулись навстречу и назад стены станции, мелькнули в этом тумане фигурки даххов, замерших около трансера в своем «щенячьем» поклоне… Всё точно так же как и в тот раз! И все исчезло. Остался лишь громыхающий вагон, вылетевший через несколько секунд из тоннеля и такой знакомый голос, который под шипение дверей объявил: «Станция…»

* * *

Время было совсем позднее – над Москвой стояла летняя ночь. Нет, конечно ее было не сравнить с ночами Арсидаха. Её было не сравнить даже с обычной подмосковной августовской ночью, когда бесконечный Космос смотрит на тебя сверху миллионами своих мигающих глаз, а Млечный путь располовинил бездонное, черное, ночное небо и от всех этих звезд, мерцающих в темной бездне, голова твоя кружится и мысли в нее лезут самые, что ни на есть сумасшедшие. В городе всю эту красоту затмевает искусственный электрический свет, льющийся со всех сторон – из окон домов, от фонарей и вездесущей рекламы. Затмевает и безжалостно убивает робкий, словно огонек далекой свечи, и загадочный, как сам Космос, свет иных миров.

Он поднял голову. Над ним раскинулось темное небо, в котором одиноко мерцало лишь несколько самых ярких звезд, посмевших даже на таком, немыслимом расстоянии поспорить с рукотворными, электрическими звездами людей. Где-то там, может быть как раз около одной из них, видимых даже отсюда, плывет сейчас в безмолвной пустоте загадочный, удивительный мир, который он не забудет уже никогда. А даст бог – то и еще увидит…

…Его сверток был на месте. Еще бы! Уж в чем – в чем, а в этом-то он ни на минуту не сомневался. Это же общеизвестный принцип: «Если хочешь спрятать дерево – спрячь его в лесу». А значит ключи, замаскированные под мусор, придерживаясь вышеупомянутого принципа, следовало прятать, среди мусора. И сработало!

Сторож на парковке, где он оставил свой автомобиль, долго копался в записях, листая заскорузлым, коричневым от никотина пальцем серые страницы амбарной книги и бормоча при этом себе под нос одному ему известные заклинания, в которых, правда, нет-нет да и проскакивали слова, до боли знакомые каждому русскому человеку. Его сиплое, астматическое дыхание говорило о том, что смолил сторож безбожно и смолил, надо понимать, самое непотребное. В подтверждение этого, в его будке висело характерное, кисловато-прогорклое «амбре», состоявший из смеси «ароматов» дешевого табака, который, казалось, пропитал здесь все насквозь, несвежего тела и неистребимого, хронического, похмельного духа. Подобный запах нередко витает в таких вот сторожках, в строительных бытовках, в древних диспетчерских, оставшихся еще кое-где с социалистических времен, да еще на старых, заводских узлах связи.

Поглядывая через плечо сторожа, он терпеливо ожидал окончания поисков. Сколько же машин побывало на стоянке за эти два дня, если сторож не может найти нужную запись? Или… Может здесь прошло совсем не два дня, как он думал? Он уже хотел было спросить сторожа какое сегодня число, но в этот момент нужная запись отыскалась. Оказалось, что он должен, с учетом уплаченного аванса, всего-то только еще за один день. Значит сегодня была суббота, а если уж быть до конца точным, то фактически началось воскресенье. Это его успокоило. Он сходил к своему авто, принес деньги и расплатился со сторожем. Путь был открыт.

В его машине тоже стоял легкий, почти неуловимый запах. Но то был зарождающийся дух запустения. Лишенный ежедневной естественной вентиляции, салон быстро поднабрался запахов пластика, резины и еще бог знает чего. Несомненно биоком «расширил» горизонты его восприятия, в том числе и в части обоняния, но этот специфический запах он чувствовал и раньше, обычным своим обонянием, когда ему случалось оставлять машину на несколько дней.

Мотор ожил сразу, как только он повернул ключ в замке зажигания. «Умка ты моя! Никогда ты меня не подводишь! А теперь вот даже и жизнь мне спасла!» Он ласково погладил приборную панель машины, и ему показалось, что в ответ на его прикосновение автомобиль, как довольный кот, тихонько, ободряюще заурчал – мол, не дрейфь, хозяин, мы еще прорвемся. Конечно прорвемся, кто бы сомневался! Он аккуратно вырулил со стоянки и взял путь туда, куда ему очень хотелось вернуться – с первой же минуты, как он ушел.

* * *

Хранительница Гнезда внезапно успокоилась. Оказывается решение все время было на поверхности, но неудачи, одна за другой происходившие с ними на этой проклятой планете, видно помутили ей рассудок, если она не заметила того, что все время было перед глазами, практически с самого начала. Поиск центра связи можно было пока отложить. Его ведь надо не только найти, но и проникнуть внутрь, возможно даже захватить, разобраться с чужой техникой. И хотя у них были средства для этого, но еще не факт, что здешняя технология дошла до того уровня, который позволил бы им связаться с родной планетой или хотя бы флотом, и попросить помощи. Пусть уж этот план остается пока для них последней надеждой, последним аргументом, последним козырем в этой странной игре. Ведь было нечто другое, о чем не следовало забывать.

Дом. Гнездо. Они же знают, где живет этот мягкотел! У них оставались точные координаты полученные с маячков, всю ночь один из них оставался внутри этих странных, прямоугольных башен-гнезд, в одном и том же месте, и перейти туда на генераторах скафандров будет делом несложным. Если их мягкотел еще здесь, то он вполне может вернутся и туда. Да, лучшего места для засады просто не придумаешь. Конечно же их враг не может этого не понимать. Но та легкость, с которой он уходил от них до этого момента, наверняка добавила ему безрассудства и, возможно, лишит должной осторожности. Скорее всего единственным местом, где они еще могут рассчитывать захватить своего врага является его гнездо.

Ей совсем не хотелось думать о том, что, в свою очередь, их самих тоже могли ждать враги именно там, рассудив подобным же образом и «просчитав вперед все ходы». К такому повороту просто нужно как следует подготовиться, чтобы это не стало для них неприятной, а то и смертельной неожиданностью. И Хранительница стала готовить план засады со всей тщательностью и с учетом всех, доступных им в «полевых» условиях, возможностей.

* * *

Следователь стоял во дворе между двумя домами, с интересом разглядывая черное, маслянистое на вид, пятно на асфальте. «Выходит та бабка не придумала, похоже здесь действительно что-то сгорело, – думал он, – вот только что? Или, все-таки, КТО? Но не могли же те двое действительно сгореть без следа!». Человеческое тело это не тополиный пух, облака которого в июне, если позволяет погода, с частенько ради забавы жгут по обочинам тротуаров мальчишки. Тело в пять секунд без следа не сгорит. Хоть чем его облей. Он присел на корточки и потрогал пятно. Вопреки его ожиданию оно оказалось на ощупь абсолютно сухим и совсем не маслянистым.

Он поднес ладонь к лицу, потер пальцы друг о друга пытаясь понять, что за след был оставлен на асфальте, понюхал пальцы. Пыль. Просто пыль и больше ничего. Он чихнул, еще раз потрогал пятно. Казалось, что внутри пятна асфальт был более гладким и уровень его был на миллиметр ниже, чем его нетронутая поверхность за пределами пятна, словно поверхность асфальта в этом месте испарилась.

«Странно. Очень странно! – думал он. – Взять, к примеру, карманную кражу. Там все более-менее понятно. Кошелек ведь из кармана не сам исчезает, если только в кармане нет дыры. А здесь не кошелек исчез, исчезли люди, сгорели, если верить словам свидетельницы. Раз сгорели, погибли, то следовательно они потерпевшие. Но при этом они же еще и главные подозреваемые в одном лице». Он распрямился, поглядел еще раз на пятно, словно в нем таился ответ на все его вопросы, повернулся и направился через двор в подъезд. Да, пожалуй, следует еще раз побеседовать с этой наблюдательной пенсионеркой.

Разбитый БМВ увезли со двора еще вчера. На месте где он стоял, тоже чернело пятно, но с этим пятном вопросов у него вопросов не возникало – оно явно натекло из поврежденной машины. Гаишные спецы вчера все проверили. Вообще с этим делом с самого начала получилась полная неразбериха. Вроде бы «дорожники» забрали его к себе. И к этому у ГИБДД были все предпосылки. Во-первых ДТП. В нем пострадали люди, произошло оно с участием этого самого бумера и, скорее всего, по его вине. Во-вторых – найденный под сиденьем, внутри разбитой машины, пропавший, а вернее сказать (теперь это было уже практически ясно) – похищенный, автомат патрульного. Но при этом местному отделению, чей наряд и обнаружил БМВ, никто не дал отбоя, словно про них забыли в общей суматохе. И теперь следствие как бы разделилось на две параллельные ветви. Он, конечно, с удовольствием спихнул бы это дело с рук, но пока такой команды не поступало. И потом… Что-то в этом деле зацепило его, он еще и сам не мог понять что. Этот самый налет таинственности? Наверно.