– Да, да… Только надо все аккуратно. Не поднимать пыль.
– Я понял, – сказал Гудмен. – Сейчас же дам поручение своим парням. Они за три-четыре дня раскопают все подробности.
– Хорошо. Пришлите письмо на тот же ящик, экспресс-почтой. Чек я посылать не буду. К вам приедет тот же человек и все привезет. Ну, в конверте.
* * *
Новое письмо Разин получил через четыре дня. В нем оказалось довольно много полезной информации о личности Платта и кое-какие подробности его жизни и быта. Его отец Джон Платт, крупный промышленник, владелец нескольких заводов по выпуску строительных материалов, в основном утеплителя и листового стекла. Семья жила в Питсбурге, затем переехала в Калифорнию, у его матери Изабель Платт в сорок лет врачи нашли туберкулез, ей посоветовали целебный воздух сосновых лесов Калифорнии. Стивен Платт, младший из трех сыновей, не захотел заниматься бизнесом, его тянули гуманитарные науки, он писал длинные поэмы, пьесы для школьного театра, рисовал сначала акварелью, потом маслом.
Работать начал с четырнадцати лет, быстро скопил на первую машину, хорошо учился в школе. Внешне привлекательный, неглупый, он пользовался успехом у девушек. После школы учился в одном из колледжей Лос-Анджелеса, но бросил. Отец оплатил его учебу в Оксфорде. Платт не сумел стать художником, но стал отличным экспертом по европейской живописи и прикладному искусству девятнадцатого века. Одно время Стивен преподавал в Чикагском институте искусств, работал экспертом в Национальной галерее «Прадо» в Мадриде. В молодости ездил по Европе. Трижды бывал в Советском Союзе, читал лекции для советских специалистов в Пушкинском музее в Москве.
Платт – убежденный демократ, человек либеральных взглядов. Он дважды был женат, первый брак – ошибка молодости, хоть он и продлился семь лет. Вторая супруга Тереза, дочь бывшего сенатора, стала настоящей спутницей жизни, она скончалась два года назад от онкологического заболевания. Платт-старший вместе с женой переехал в фешенебельный пригород Вашингтона, округ Колумбия, купил дорогущий особняк в Джорджтауне неподалеку от известного на весь мир особняка Марджори Мерриуэзер Пост, превращенного в частный музей русского искусства.
Старший Плат с супругой жертвовали огромные деньги в бюджет Демократической партии и были на короткой ноге с сильными мира сего. В это время их младший сын вернулся из очередного путешествия по Европе. Около трех лет Стивен жил под одной крышей с родителями и работал экспертом в Вашингтонской Национальной галерее искусств. Он принимал участие в светской жизни, ему даже прочили карьеру политика. Разин подумал, что в свое время наверняка Платт стал настоящей находкой для КГБ.
Из этой общей картины можно было сделать некоторые выводы. Очевидно, Платт был завербован Комитетом еще во время своего первого визита в Москву. Тогда ему было двадцать семь лет. Он не сильно брыкался. Как обычно бывает, для начала ему поручали разные пустяки. В Америке Платт никого не знал, кроме своего куратора, с которым встречается раз в месяц где-нибудь в местном кинотеатре, и связника. Платта некоторое время вводили в игру, поощряя, но не деньгами, к которым он был равнодушен, а вниманием, показным уважением.
Возможно, с ним встретился курьер из Москвы и сообщил, что деятельность Платта очень важна для народов обеих стран, СССР и Америки, потому что Платт не занимается подрывной деятельностью против своей страны, напротив, он укрепляет мир между нашими великими народами. Благодаря его усилиям холодная война не стала войной ядерной. Это говорят всем дурачкам-идеалистам вроде него, чтобы человек верил: он живет и работает во имя мира во всем мире, а не из шкурного денежного интереса.
Да, на Лубянке, наверное, долго ломали голову, решая, чем можно заинтересовать этого парня. Надо думать, Указом Президиума Верховного Совета СССР ему присвоено знание майора госбезопасности, какие-то медали и ордена. Сейчас, наверное, Платт уже полковник. За свою карьеру он получил два-три письма от первых лиц СССР, уж точно от Андропова, где тот высоко оценивал деятельность Платта и призывал его и дальше работать на благо мира и процветания. Что-то в этом духе…
Глава 3
Воскресный день был в антикварном магазине нерабочим, но с улицы, через витринное стекло, была видна горящая лампа в глубине помещения. Значит, Джон был на месте. Дом, где находился магазин, был кирпичным, четырехэтажным, старой постройки. Алексей Разин остановил машину на улице, прошел в проулок между зданиями и стал копаться с замком задней двери. Оказавшись в коридоре, он открыл стенной шкаф и скинул плащ. Джон вышел навстречу, это был мужчина лет шестидесяти пяти, в очках, немодных брюках и клетчатой фланелевой рубашке. Он прихрамывал на левую ногу, поэтому ходил с тростью.
– Привет, – сказал Разин. – Я думал, ты уже ушел.
– Сегодня некуда торопиться, – ответил Джон. – Пока еще светло, разбирал иконы. Из новой партии, которую в среду получили из Франции.
– Есть что-нибудь интересное?
– Всегда есть что-то интересное. Всего в этот раз пришло тридцать две иконы.
Разин вслед за Джон прошел в рабочую комнату, заваленную раскрытыми коробками и упаковочной бумагой. На подставке, освещенная лампой, стояла икона «Оплакивание» размером примерно тридцать пять на сорок сантиметров. На переднем плане тело Христа, обвитое пеленами и готовое к погребению. К его лицу прильнула Богоматерь, к ногам наклонился Иоан Богослов, на заднем плане ангелы и пустой крест.
– Любопытно, – Разин задержался у иконы. – Хорошее состояние. Кажется, конец девятнадцатого века?
– Середина девятнадцатого, – сказал Джон. – Кто был тот мастер, самый первый, который придумал для красоты покрывать иконы олифой? Сначала они блестят, как пасхальные яички, но через сто лет становятся черными. Снять потемневшую олифу, не повредив рисунок, не так уж просто.
– Сколько за эту можно взять?
– Сотен пять, если без вопросов, – ответил Джон. – У меня есть парень, который купит кое-то. Хоть завтра.
– Что за человек? Он здесь уже что-то брал?
– Нет, у нас он пока не покупал. Но я его знаю. Обычный коллекционер, американец средних лет.
– Отлично, – кивнул Разин. – Пусть в среду приходит. Поговорим. Я тут ненадолго. Когда будешь уходить, не забудь включить сигнализацию.
Разин вышел из комнаты, по железной винтовой лестнице спустился в подвал. Там в проходной комнате стояли три сейфа для хранения денег и драгоценностей. А рядом – его кабинет, где тоже был сейф, черный и большой, похожий на полированный шкаф. На стене в рамочках висели лицензии на торговлю антикварными изделиями и драгоценностями, недавняя фотография Марты, той женщины, которая официально, по документам, является законной женой Разина. На снимке ей лет сорок, но Марта, наряженная в цветастый пиджак и розовые брюки, выглядит моложе своих лет.
Он сел в кресло и постарался сосредоточиться на делах. Сегодня встреча с братьями Уилсон, которые обещали взять товар на девятьсот тысяч долларов. Они видели кое-какие дорогущие ювелирные изделия, выбрали, что понравилось, и обсудили скидки. Сверх этого ассортимента они возьмут золотые червонцы и пятерки царской чеканки и еще кое-что из золота. Братья никогда не встречаются с ним в офисе, а выбирают разные места, где немноголюдно, и откуда можно смыться, если вдруг нагрянет полиция.
По большому счету, все почти законно. Антиквар с лицензией продает свой товар за наличные. Но если надеть очки и взять с полки Налоговый и Уголовный кодекс штата Нью-Йорк, вопросы появятся, и весьма серьезные. И к братьям Уилсон, и к Разину. Сегодня они выбрали место на подземной стоянке офисного центра, в пять часов, когда на втором уровне немноголюдно. Служащих по субботам почти не бывает, а те, кто бывает, к этому времени уже разъезжаются.
Настораживает не место встречи, тут все по-старому. Настораживает сумма сделки – почти миллион, – Уилсоны никогда не заказывали ничего дороже ста десяти тысяч. И тут такой прыжок… Может быть, они разбогатели на спекуляциях и теперь играют по-крупному? Разин достал из сейфа чемоданчик, открыл его и несколько минут проверял, все ли на месте. Внутри были кое-какие женские драгоценности в футлярах и золотые монеты.
По привычке он присел перед дорогой, вышел в коридорчик и запер дверь. Поднялся наверх по лестнице, крикнул Полу, что уходит, и вышел на улицу. Падал редкий снег, воздух был влажный, кажется, пахло йодом. Наверное, сюда долетал ветер с океана. Он сел в машину и полчаса ехал по тихим улицам, никуда не торопясь. Остановился у магазинчика, рядом с котором стояла телефонная будка, сделал два звонка своим людям. Вернулся в машину и поехал дальше. Самые ценные ювелирные изделия Разин хранил не в магазине и не в банковских депозитарных сейфах. Для этих целей была куплена и обустроена специальная квартира.
* * *
Он вышел у старинного дома на шесть квартир. Открыл ключом дверь подъезда и долго копался с замками на первом этаже. Окна со стороны улицы забраны толстыми решетками. Он задернул шторы и включил свет. Квартира состояли из четырех отдельных комнат, гардеробной, кухни и кладовой, стены покрашены одной и той же серо-желтой краской. Квартира, хоть и была кое-как обставлена разномастной мебелью, сейчас выглядела пустой, здесь не было даже телевизора. При взгляде на эту нору становилось понятно, что здесь никто не живет.
Разин вошел в большую кладовку, где не было вещей, за исключением трех пустых чемоданов. Вытащил с верхней полки бронежилет, снял плащ и свитер. Он надел жилет поверх футболки, затянул проймы с липучками. В оружейном магазине сказали, что это последняя модель, самая легкая и надежная, которая выдержит даже пулю семь шестьдесят два из Калашникова. Он натянул сверху свитер, влез в рукава плаща и посмотрел на себя в зеркало. Со стороны не скажешь, что он пользуется бронежилетом.
Он сдвинул стеновую панель, взгляду открылся большой, в человеческий рост, сейф. Разин отключил электронную сигнализацию и вытащил большую плоскую коробку. Затем взял с верхней полки пистолет тридцать восьмого калибра, уже заряженный, и запасную обойму на двенадцать патронов. Закрыл сейф и включил сигнализацию. Он вошел в столовую, поставил коробку на длинный обеденный стол, снял крышку. В коробке хранились несколько женских браслетов с бриллиантами и сапфирами, брошки с крупными рубинами, колье с изумрудами и другие украшения, которые скоро станут собственностью братьев Уилсон. Разин проверил список и переложил драгоценности в свой чемоданчик, пустую коробку оставил на столе.
Он присел к столу, выкурил сигарету и вышел из квартиры.
* * *
До подземного гаража около часа дороги. Он оказался на месте раньше назначенного времени. Поднялась желтая загородка шлагбаума, полотно асфальта пошло вниз. На первом уровне стояло всего пять-шесть машин, Разин проехал вдоль длинных пустых рядов стояки, сделал поворот и спустился на второй уровень. Он свернул направо и поставил машину в углу рядом с дверью на лестницу для обслуживающего персонала. Дверь была металлической со вставкой из армированного стекла. У Разина был ключ от служебной двери, на третьем нижнем уровне стоял «додж», большая машина с мощным мотором, которую он подогнал сегодня утром. Это на случай, если что-то пойдет не так и надо будет уходить.
От братьев раньше неприятностей не было, но репутация у них не самая лучшая. Сегодня большая сделка и некоторые меры предосторожности не будут лишними. Некоторое время он сидел в машине. Гараж был спроектирован на четыре ряда машин, два ряда в середине и два вдоль стен. Но сейчас почти все места пусты. Вдоль средних рядов четыре колонны. В бетонных ячейках потолка, похожих на пчелиные соты, установлены тусклые люминесцентные лампы, работавшие через одну, поэтому света не хватало.
Скоро офисы закроют, после этого гаражом можно будет пользоваться еще час. Если посетитель машину не забрал, он должен будет дожидаться понедельника, чтобы ее получить. Разин постукивал пальцами по баранке, поглядывал на часы. Потом сказал себе, что волноваться не о чем. Были в его практике сделки покрупнее, и эти братья Уилсон не самые плохие парни, с которыми приходилось вести бизнес, все будет нормально.
На противоположной стороне, у стены в углу, стоял серый «шеви», за стеклом Бориса не видно, он должен страховать Разина. Чуть поодаль, в том же дальнем ряду была синяя «тойота», старенькая, с заметной вмятиной на переднем бампере, – там тоже свой человек. Запищал зуммер, Разин открыл бардачок и достал рацию, работающую в ультракоротком диапазоне. На связи был Борис.
– Прием, командир, – сказал он. – Какие новости?
– Пока никаких. Ждем.
– Скоро освободимся? – Борис вечно куда-то опаздывал.
– Вопрос не ко мне, – ответил Разин.
– У меня свидание в семь тридцать у Центрального парка. А туда еще ехать минимум час.
«Кадиллак» Генри Уилсона бесшумно выплыл из полумрака, сделал полукруг и остановился в среднем ряду у второй колонны передком к Разину. Следом показался фургон «форд», он тоже развернулся и встал рядом.
– Ну вот и братья, – сказал Разин. – Я выхожу. Оставайтесь на связи.
Он сунул рацию под кресло, оставив ее включенной. Пару минут сидел, выжидая. Наконец «кадиллак» мигнул фарами.
* * *
Разин вылез, отрыл заднюю дверцу и взял с сиденья чемоданчик, наручниками пристегнул его к левому запястью. Если разобраться, все эти тайные встречи в разных местах гораздо опаснее, чем, скажем, встреча в гостиничном номере, где можно все спокойно проверить, выпить по глотку, поболтать и разойтись. Но это трудно объяснить Уилсонам. Сколько ни говори, сколько ни убеждай, они все равно выберут для встречи темную стоянку, самый дальний пустырь, ночлежку или заброшенную фабрику, где сто лет не ступала нога цивилизованного человека.