Звонок другу

– Что, что? – женщина села на кровати. Бретельки ночной рубашки сползли с плеч. – Коля, что…

– Мой «мерседес» угоняют, – сказал Корзун и не узнал собственного голоса, какого-то надрывного, с хрипотцой. – Угоняют тачку.

Он провел рукой по прикроватной тумбочке, мобильный телефон здесь. Корзун снова вскочил, рванулся к окну, задернул шторы. Чиркнув спичкой, зажег свечу, выдвинул ящик тумбочки, вытащил шестизарядный револьвер «Стерлинг» девятого калибра. Разорвав упаковочный картон, высыпал на одеяло патроны.

– Что ты делаешь? – Маринины глаза напоминали белые пуговицы. Она сидела на кровати, таращилась на револьвер, прикрывая лицо ладонями. У нее дрожали не только пальцы, дрожали даже предплечья. – Что ты собрался сделать? Зачем тебе оружие?

Корзун сунул Марине в руки мобильный телефон и аккумулятор.

– Звони в ментовку, – приказал он.

Открыв барабан, стал рассовывать патроны в гнезда. Пальцы слушались плохо, патроны сыпались на пол. Наконец он справился с револьвером. Натянул джинсы и свитер. Марина тыкала пальцем в кнопки телефона, но дисплей не загорался. Видимо, за эти дни аккумулятор успел сесть. Черт, как это не вовремя.

– Где твой сотовый?

– Ты сам сказал: оставь его в Москве. Чтобы не доставали звонками. Я сделала, как ты…

– Дура, – Корзун потряс револьвером перед носом Марины. – У тебя что, своей башки нет? Мозги ты тоже дома оставила? Телефон она не взяла. А тут машину уводят.

Корзун подлетел к окну, насилу распахнул его, едва не вырвав ручку. «Мерседес» уже выехал на дорогу и застрял в снегу. Движок работал на высоких оборотах, мерс дергался взад-вперед, стараясь выбраться из западни. Николай Семенович выкрикнул что-то, поймал на мушку светлый силуэт машины, то место, где сидел водила. Нажал на спусковой крючок. На секунду оглох от громкого хлопка. Спуск револьвера оказался слишком тугим. Пуля прошла выше цели. Он выстрелил еще раз и снова промазал.

– Суки, что вы делаете? – крикнул Корзун, решив, что с такой дистанции при такой видимости не достанет бандитов из короткоствольного револьвера. – Тормози. Люди, помогите… Люди…

Господи, к кому он обращается? Какие еще люди? Возможно, на все сто домов садоводческого товарищества есть одна живая душа, комендант, отставной майор внутренних войск, или сторож, старый и глухой, как тетерев. Но оба наверняка отсыпаются после очередного возлияния. Зови их или из пушки стреляй, раньше полудня все равно не поднимутся. Зимой здесь немного развлечений: карты, водка, радио и сладкий сон.

«Мерседес» исчез из вида.

Корзун бросился к комоду, схватил ключи от входной двери. Раскрыл Маринину сумочку, вывалил на пол помаду, пудреницу, еще какую-то муру, среди которой отыскал ключи от «ситроена» и рванулся к выходу.

В дверях, расставив руки, стояла Марина, закрывая собой дверной проем.

– Что ты делаешь? – крикнула она. – Прекрати немедленно. А если они вооружены? Господи… Они убьют тебя! Не ходи. Это всего лишь машина.

Но остановить Корзуна было невозможно. Он завелся, как угнанный «мерседес», с полоборота.

– Всего лишь машина? – от возмущения у него перехватило дыхание, он не сумел закончить фразу. – Я зарабатываю на жизнь не минетами, как ты. За бабки я пашу как проклятый.

– Коля, послушай…

– Уйди с дороги, – прошипел Корзун.

Марина не двинулась с места. Корзун, коротко размахнувшись, свободной рукой влепил ей такую пощечину, после которой не всякий мужик устоял бы на ногах. Из глаз женщины брызнули слезы, левая щека пошла багровыми пятнами. Марина не уступила. Корзун вцепился ей в руку, потянул на себя и, развернувшись на сто восемьдесят, с силой бросил девушку на кровать.

Свечка погасла. Корзун налетел на стену и выругался.

– Блин, темнотища.

– Заткнись, сволочь.

Марина уткнулась лицом в подушку и разрыдалась в голос.

Выскочив на веранду, Корзун распахнул дверь, спустился по скользким ступенькам, быстро для своей крупной комплекции помчался по тропинке к гаражу, на бегу сообразив, что забыл переобуться. На босу ногу надеты стоптанные шлепанцы с кожаной подошвой и войлочным верхом.

Через минуту Корзун сидел за рулем «ситроена». Бросив револьвер на пассажирское сиденье, завел двигатель, ударил по газам. Машина выскочила из ворот, задев задним крылом железный столб. Корзун включил фары дальнего света. Он подумал, что на такой поганой дороге все решает не мощность двигателя, а вес машины. Тот отрезок пути, где тяжелый «мерседес» по уши увязнет в грязи, «ситроен» проскочит как намыленный. Только бы догнать этих отморозков, только бы догнать. По грунтовке до асфальта километров пять или около того. Дорогу до «Сосен» строители начали тянуть еще два года назад, завезли грунт, завезли щебень, а потом все бросили, исчезли неизвестно куда.

Да и асфальтовая дорога до ближайшего населенного пункта – это смех, одно название. Колдобины да рытвины. Там тоже не разгонишься.

«Мерседес» лишается всех своих преимуществ, главное, скорости. Когда проедешь поселок, дорога расходится. Если взять направо, минут через десять выскочишь на Рижское шоссе. Свернешь налево, придется долго колесить от поселка к поселку, от деревни к деревне по мерзкой трассе в два ряда. На Рижку угонщики не свернут, испугаются ментов. Остается второй вариант. Тут у Корзуна все козыри на руках. Подвеска мерса на такой дороге запросто накроется. А вот относительно легкий «ситроен», пожалуй, выдержит, проскочит.

Корзун сжимал руль так, что белели костяшки пальцев. Он испытывал странный зуд в ладонях, будто руки искусали муравьи.

«Ситроен» выскочил из дачного поселка. Корзун прибавил газу. Дорога, петляя вдоль поля, поднималась вверх, затем спускалась в низину, затопленную густым туманом, снова поднималась вверх. После третьего поворота Корзун увидел вдали фонари «мерседеса». Его расчет оказался правильным, ударившая оттепель превратила дорогу в болото.

Решено, водилу он пристрелит. Поравнявшись с «мерседесом», через боковое стекло выпустит в мерзавца все оставшиеся патроны. Вышибет мозги, и плевать, что кожаный салон будет загажен кровью. Тут вопрос даже не в деньгах, это дело принципа. Когда «мерседес» остановится, подойдет очередь того кадра, что упал на заднее сиденье. Корзун успеет перезарядить револьвер. Выйдет из «ситроена», распахнет дверцу своей тачки, прострелит подонку колено, а потом выпустит пулю в живот. Чтобы почувствовал, что такое настоящая боль. И, наконец, вытащит его из салона и голыми руками свернет башку. Последнее, что угонщик услышит перед смертью – треск собственных шейных позвонков.

До асфальта всего ничего. Фонари «мерседеса» приближались, вот они исчезли за стволами деревьев. Справа встала темная стена леса. Корзун включил дворники, хотел сбросить газ, чтобы вписаться в поворот.

А дальше произошло необъяснимое. Неизвестно откуда, словно из леса, вдруг выскочила какая-то машина с выключенными габаритными огнями. Не отжав сцепления, Корзун резко нажал на тормоз, услышал характерный звук колес, уже заблокированных, скользящих по дороге. Тут же отпустил тормоз, вывернул руль, чтобы, вильнув в сторону, избежать бокового удара. Но ему не хватило доли секунды, чтобы выполнить этот маневр. Неизвестная машина левым углом ударила в заднее крыло «ситроена».

«Ситроен» слетел с дороги. Перевернувшись набок, по склону песчаной насыпи сполз вниз. Снова перевернулся, на этот раз на крышу. Корзун ударился ребрами о руль, затем влетел затылком в крышу машины. Наступила темнота. «Ситроен» встал на колеса.

Корзун пришел в себя минут через десять. Распахнув дверцу, выбрался из салона. Утопая голыми ногами в снегу, вспомнил, что в машине остались его тапочки и пистолет. Хрен с ней с пушкой. Но как босиком возвращаться обратно? Еще минут пять Корзун искал тапочки в разбитой машине. Затем, встав на карачки, заполз на откос, выбрался на дорогу. Темные «Жигули» с разбитым передком стояли на краю склона. Одна дверца распахнута настежь. Водилы не видно.

– Эй, – крикнул Корзун. – Есть тут кто?

Ни ответа, ни привета. Размазывая по лицу и шее кровь, сочившуюся из уха, он медленно поплелся к дому. В голове гудел растревоженный пчелиный улей. Корзун спотыкался, падал в жидкую холодную грязь, поднимался на ноги и брел дальше, не чувствуя под собой ног.

Глава третья

Поднявшись с кровати, Костян Кот натянул майку и спортивные штаны и посмотрел на будильник, стоявший на подоконнике. Десять утра. Выходит, он спал часа три или около того. Было слышно, как на кухне из крана льется вода. Настя задержалась, не пошла на работу как обычно к девяти. И сейчас моет грязную посуду, оставшуюся с вечера. Она работает переводчиком в одном серьезном агентстве, которое обслуживает культурные или бизнес-мероприятия высокого уровня. К трудовой дисциплине там относятся трепетно и нежно. Странно, почему она до сих пор не ушла на работу? Костян втайне надеялся, что к тому времени, когда он проснется, Настя уже отчалит. Тягомотный разговор сам собой отложится до вечера. А к тому времени найдутся нужные слова, объяснения.

Меньше всего сейчас хотелось отвечать на ее вопросы. Куда он исчез? Где пропадал всю ночь? Почему не позвонил? Ведь она ждала, нервничала, заснуть не могла. Ясно, нервничала. Ясно, ждала. Откуда такое равнодушие? Почему Костян позволяет себе то, что не позволил бы ни один любящий мужчина? Именно так, этими же словами, Настя сформулирует свои вопросы. Дрожь в голосе, на глазах слезы. Действительно, почему Костян ведет себя, как свинья? Ответов не было. Надо бы придумать что-то вразумительное, логичное. Что-то такое… Но что может придумать человек, у которого спросонья башка совсем не варит, человек, переживший не самые приятные в жизни ночные приключения.

Костян подошел к окну, глянул вниз, на темный квадрат двора в белых проплешинах снега. Сломанные качели, несколько пустых скамеек, возле песочницы какая-то дама в кожаном плаще выгуливает грязно-серого пуделя. Дама куда-то опаздывает, она нетерпеливо дергает за поводок, но собака не желает идти домой. Пудель рвется к помойке, хочет спугнуть пару жирных голубей, которые ищут в отбросах что-нибудь съедобное. Костян потер ладонью лоб. Что же сказать? Вот он, грустный итог жизни: тридцать годиков за плечами, а он даже врать складно не научился. Кажется, он даже не повзрослел.

А если сказать правду? Вчера вместе с дружбанами мы побывали в Подмосковье, долго месили дорожную грязь, пешком добираясь от шоссе до садоводческого товарищества «Сосны». А там проникли на чужой участок и увели мерс у одного жлоба. Но все пошло наперекосяк с самого начала. Хозяин проснулся, поднял шум, даже пару раз пальнул из пистолета, а затем погнался за ними на «ситроене» любовницы. И сегодняшним утром Костян вполне мог проснуться не в своей квартире, на этой мягкой постели, а мог на деревянном настиле камеры предварительного заключения. А поутру друзей по одному тягали бы в следственный кабинет, снимая показания.

Но на этот раз обошлось. Ошпаренный, вырвавшись на жигуленке из леса, бортанул «ситроен» в заднее крыло, а когда тот слетел с дорожной насыпи, Димон пробежал две сотни метров, пересел в мерс. До Москвы добрались спокойно, поставили тачку в гараж и разбежались.

Нет, сказать правду он не сможет, язык не повернется. Версия такая: они с пацанами копались в гараже, ремонтировали тачку Киллы, выпили немного пива, потрепались, совсем забыли о времени. Вышли из гаража, уже утро.

Костян присел на подоконник, прикурил сигарету. Вода на кухне больше не лилась. В комнате пахло обойным клеем и олифой. Разобранная стремянка увешана рабочей одеждой маляров. Заляпанные краской куртки, майки, какое-то тряпье неизвестного назначения. Внизу стоят потрескавшиеся от старости две пары башмаков. Маляры со слезами на глазах выпросили у Кота три отгульных дня. То ли нашли денежную халтуру на стороне, то ли душа праздника попросила. Сегодня пятый день, а рабочих ну хоть с фонарями ищи. Только не поймешь, где потерялся их след.

Ремонт в квартире начался больше месяца назад. За это время тетя Тоня и Вадик, украинцы приехавшие в Москву на заработки, успели содрать старые обои, размыли и покрасили потолки, кое-как, сикось-накось положили в ванной кафель. Всего-то. А работы впереди еще непочатый край, конь не валялся, а маляры работали так, будто у них в конечностях стояли тормозные колодки.

Костян проклинал тот день, когда на строительном рынке увидел эту парочку и поверил басням о том, что Вадик с тетей Тоней, спецы высшей квалификации, в два счета сделают ремонт его запущенной холостяцкой берлоги. Недорого и, главное, очень быстро и качественно. Вот тебе и быстро. И качественно. Тетя Тоня, вечно стонавшая то ли от приступов радикулита, то ли от природной лени, мучимая подагрой и хронической простудой, едва шевелилась. Судя по этим стонам, она готова была вот-вот отбросить коньки, возложив хлопоты с похоронами и поминками на Кота. «Слушайте, если вы так плохо себя чувствуете, сходите к врачу, – как-то не выдержал Кот. – Пусть мазь пропишет. Стонать при мне – пустое дело. Я за радикулит малярам не доплачиваю. А лучше так: сразу получите инвалидность. Навсегда забудьте о работе, а по утрам в свое удовольствие растирайтесь скипидаром». Тетя Тоня сделала вид, что обиделась, дня три не разговаривала с хозяином, но стонать прекратила.

Вадик же интересовался не работой, а ценами на вещевых барахолках, прикидывая, какой товар нужно везти из Москвы, чтобы с выгодой загнать у себя на родине. Возвращаясь после очередной экскурсии на вещевой рынок, он долго жаловался тетке на неуступчивых московских продавцов, повторяя: «Если уж что везти отсюда, так это кроссовки. И спортивные костюмы. Кстати, я и себе костюмчик подобрал. С тремя полосками. Закачаешься». «Слушай, пан спортсмен, поработать нет желания? – спрашивал Кот. – Ты ведь маляр высшей квалификации. А не хрен в стакане. Где твоя рабочая гордость?». Кот смеялся, а Вадик, туго понимавший юмор, только кивал головой. Он тупо смотрел на ведро с краской, соображая, для каких целей предназначена эта жидкость и что нужно с ней делать. Так и не сообразив, понуро плелся на кухню пить кефир, жевать бутерброды и, глядя в окно, мечтать о будущих барышах.