Любовь, похожая на смерть

Чудом не повалив ведро, Афонин распластался на асфальте, решив, что теперь смерти не миновать. Свет не загорелся нигде: разбуженные выстрелами люди боялись подходить к окнам. Афонин лежал на асфальте, зажав голову ладонями. Он видел, как из той самой машины вышел второй мужчина. Вдвоем убийцы вынесли женщину из подворотни, открыли багажник и засунули в него тело жертвы. Через несколько секунд все стихло: машина тронулась и пропала в темноте, только на асфальте возле арки лежали неподвижные тела ментов. И в глубокой луже ручкой кверху плавал красный зонт.

Афонин, скованный страхом, еще не веря в чудесное спасение, поднялся, согнул спину и, подхватив ведро, короткими перебежками кинулся к дому. Следующую ночь он, насмерть перепуганный, прятался на кладбище. Все казалось, бандиты станут его искать, обязательно найдут, и тогда… Об этом даже подумать страшно. На третий день страх немного развеялся. На пятый день жизнь вошла в привычное русло. Афонин даже съездил к знакомой проводнице на вокзал и купил для перепродажи мешок семечек.

Теперь он пребывал в уверенности, что та ночная история кончилась благополучно, а ему чудом удалось вывернуться из кровавой переделки.

* * *

Хозяин юридической фирмы Юрий Семенович Полозов поднялся навстречу Радченко, с чувством тряхнул руку.

– Выглядишь неплохо, – сказал Юрий Семенович. – И лапа крепкая. Да, набрался силы на американских харчах.

Он кивнул на стол для посетителей, мол, устраивайся. Радченко присел на мягкий стул. Полозов открыл папку и, вытащив блокнот с записями, коротко изложил суть дела. Пока Радченко крутился в Америке, в Москве произошли события, изменившие всю расстановку сил. Да что там… Дело перевернулось с ног на голову. В парке возле ветеринарной академии было обнаружено тело женщины, которая, по данным милиции, погибла в результате нападения неизвестных злоумышленников. На следующий день в лефортовском судебном морге бизнесмен Леонид Солод опознал в убитой женщине свою жену Аллу Носкову. О чем составлен соответствующий протокол, подписанный Солодом и прокурором третьего класса Павлом Ковалем. Свои подписи также поставили понятые: санитар морга и водитель.

Смерть Носковой наступила в результате тяжелой черепно-мозговой травмы и отека мозга. Были похищены деньги и ценности: золотая цепочка, кулон с камнем красного цвета и кольцо с бриллиантом – его Солод подарил жене полгода назад на день рождения. Через два дня тело покойной было выставлено в траурном зале одного из московских моргов. Попрощаться с убитой пришла ее тетка Вера Сергеевна, три школьные и две институтские подруги. После прощания тело было кремировано. По свидетельству присутствующих, вдовец был безутешен. По словам самого Солода, в свое время жена, если с ней что-то случится, просила кремировать ее тело. И он выполнил волю Аллы.

Важно и то обстоятельство, что во время вскрытия внутренние органы Носковой не изымались. Не было подозрений на отравление или смерть по иным причинам, поэтому химическую и токсикологическую экспертизу не проводили.

– Если бы внутренние органы изымали для анализа, мы бы выиграли партию, – сказал Полозов. – Можно было бы назначить экспертизу ДНК и доказать, что кремированная женщина – не жена господина Солода. А кто она… То есть кем она была при жизни, – установит следствие. Но теперь следствия не будет.

– Точно, не будет, – повторил Радченко.

– Как ты знаешь, по нашим законам юридическая смерть человека приравнена к физической смерти. Милиция пальцем о палец не ударит, потому что официально Аллы Носковой нет в живых. Солод инсценировал смерть жены, убив другую женщину. Сделал он это своими руками или чужими – неважно. Важно, что официально Алла числится мертвой. Дело осложняется тем, что у живой Аллы нет документов. Временная справка, полученная в русском консульстве в Нью-Йорке, была изъята при въезде в Россию. Доказать, что Алла жива, будет чертовски трудно. Впрочем, я тебе легкой жизни не обещал. Ты еще каким делом был занят до тех пор, пока нам на шею не свалилась эта Носкова?

– Делом зубного врача, который уличил жену в измене, – ответил Радченко. – Супругу он не тронул, а любовника подстерег у подъезда. Когда тот появился, дантист достал с заднего сиденья машины ружье и выстрелил своему сопернику в зад из двух стволов.

– Надо было с жены начать… И что дальше?

– Он снарядил ружейные патроны не картечью и не дробью, а зубами пациентов, истолченными молотком. Зубы больные, с кариесом. Осколки глубоко вошли в мягкие ткани любовника. Пострадавшему провели несколько операций, извлекая фрагменты зубов. Но кариес проник в кровь, началось заражение. Операция следовала за операцией. Воспаление продолжалось, хотя раненому давали ведрами антибиотики. Короче, наш любовник скончался в невообразимых муках. Менты клеят стоматологу умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Санкция – от десяти и выше. Я переквалифицирую убийство на нанесение вреда здоровью по неосторожности. Он получит три года с отсрочкой исполнения наказания и будет освобожден в зале суда.

– А что, этот стоматолог – хороший врач?

– Говорят: так себе. Звезд с неба не хватает.

– Тогда пускай ему дадут по справедливости: десяточку, – засмеялся Полозов. – Не умеет лечить – пусть в тюрьме сидит.

– Что?

– Проснись, Дима. Я шучу. Передашь дело стоматолога Сульдину. Если, конечно, он к концу рабочего дня не надрался. Наш ветеран вывезет любое средненькое дело. До сих пор вожусь с этим алкоголиком, потому что у него опыт богатый. И связи есть в арбитражном суде. Старик с блеском выступал в уголовных судах, когда я только в школу пошел.

Полозов меланхолично постукивал о столешницу тупым концом карандаша, слушая подчиненного вполуха и думая о собственных проблемах. Утром он отвез в Шереметьево и посадил на самолет свою подружку, улетавшую в Испанию. И теперь, вернувшись на службу, устроившись в кожаном кресле, не знал, радоваться ли свалившейся свободе или встретить разлуку скорбной грустью. С одной стороны, Соня хорошая девушка, порядочная и добрая. И семья у нее хорошая. Отец – первый заместитель министра, и дядя – шишка в Газпроме. С другой стороны, хороших девушек много. Особенно если ты сам обеспеченный человек и к тому же не жадина.

Роман с Соней затянулся на целых семь месяцев. Это долго. Обычно Юрий Семенович давал отставку своим барышням по истечении трех месяцев с начала близких отношений. Это было раз и навсегда усвоенное твердое правило – три месяца, и никаких исключений. Если затянешь отношения, трудно будет потом отделаться от навязчивой поклонницы. Многие молодые красотки при ближайшем рассмотрении – просто меркантильные шантажистки. У таких девиц вместо сердца камень, под которым живет ядовитая змея. Только одно и знают, только это и умеют: «Я беременна. Давай деньги. Подлец. Ты мне жизнь сломал».

Поэтому расставаться с любимыми надо быстро, без слез и сцен. Можно дать отступного, немного. Сумма подлежит обсуждению. Но в этот раз все зашло слишком далеко, кажется, Соня испытывает к Полозову неподдельное нежное чувство. Но хуже всего – что он платит ей той же монетой. Полозов был дважды женат, оба раза неудачно. Испытывать судьбу в третий раз – выше его сил.

Надо кончить все одним махом. Позвонить и коротко, очень сухо, сообщить Соне, что у него другая женщина, которая… к которой… С которой все очень серьезно. И уже давно. Подробности не имеют значения. Соня все поймет без долгих объяснений, и любовь растает, как копеечное эскимо жарким днем.

* * *

Приняв решение, Полозов повеселел.

– Эх, Дима, завидую я тебе, – сказал он. – Везет человеку на интересные дела. Вечно рядом с тобой симпатичные девочки, опасность и адреналин. А тут сидишь за столом, прокисаешь и думаешь, что старость подкрадывается неслышными шагами. Она уже стоит сзади, за спиной. И готова накинуть удавку на шею. Такие невеселые дела… А тебе снова повезло. Попался интересный соперник.

– В каком смысле?

– Этот Солод – крутой мужик. Настоящий боец, а не тряпка. Он умеет жить, нравится бабам. У него темное прошлое. Поговаривают, в молодые годы столько крови пролил, что сам в ней едва не утонул. На Западе он внесен в черный список. Его подозревают в рэкете и отмывании грязных денег. Ему закрыли въезд в десять цивилизованных стран и в тридцать более-менее цивилизованных. Словом, у тебя классный противник, с которым не стыдно помериться силами. В былые времена он приходил к бизнесменам, когда его никто не звал, и говорил: «Партнеров не выбирают. Теперь мы работаем вместе».

– У меня другое мнение, – отозвался Радченко. – Пока я не могу даже поговорить по телефону с этим навозным жуком. Я уговорил Аллу позвонить ему. А Солод, услышав ее голос, сказал: «Мадам, вы обознались. Моя жена скоропостижно скончалась. Попрошу больше не беспокоить». Бросил трубку и отключил телефон. Да, курица снесла яйцо, а оно тухлое. И шансы у нас мизерные.

– Шансы я пока не оценивал, – нахмурился Полозов. – Но запомни: отец этой Аллы – один из наших лучших клиентов. Это даже не клиент – это икона. Которую надо повесить вот в том светлом углу и молиться на нее хотя бы пару раз в день. Сейчас, чтобы восстановить справедливость, Носков готов на любые траты. Он любит дочь. И очень сердит на Солода, которого в прежние времена считал за сына. Тебе обломятся шикарные премиальные. В расходах не стесняйся. Могу приставить к Алле охрану…

– Этого не требуется, – покачал головой Радченко.

– Знаешь, что погубит Солода? – спросил Полозов. – Жадность. И убеждение, что ему все позволено, потому что он богат, его все якобы любят. Он ошибается: богатых людей любят только налоговое ведомство и молодые подруги. И те – не бескорыстной любовью. Хотя… Бескорыстной любви в природе вообще не существует.

– Готов поспорить.

– А ты не спорь с начальством. По брачному договору, составленному уже после свадьбы Солодом и Аллой Носковой, все деньги, полученные от отца, она отдает в доверительное управление мужу. Позднее Алла подписала все бумаги, законным образом оформив передачу имущества. Фирмы Носкова, действующие на территории России, передарила тому же Солоду. Видимо, между Аллой и Солодом была любовь. Большая любовь. Которая кончилась. А деньги остались у бывшего мужа. Оспорить брачный договор сейчас невозможно. Что же нам остается? Твои мысли?

– Можете устроить мне встречу с Солодом?

– Попробую, – кивнул Полозов. – Интересно, что он проблеет. Я встречал этого типа. И не где-нибудь, не в пивном баре, а, между прочим, в Доме правительства. Он выходил из приемной очень высокого чиновника. Да, такого парня из пушки не прошибешь. У него связи, деньги, гонор… Впрочем, чем черт не шутит.

Глава 5

Солнце скрылось, и стал накрапывать дождь, когда машина Радченко, пробившись через московские пробки, выехала на Рублевское шоссе. Еще через полчаса Дима миновал Жуковку и свернул налево. И оказался на узкой пустой дороге, зажатой между каменными заборами высотой с трехэтажный дом. По крыше автомобиля барабанили дождевые капли; где-то далеко, за заборами, лаяли собаки.

Здесь, справа и слева, лежала самая дорогая в России земля. Здесь, отделенные от большого человеческого мира собаками, современными средствами электронного наблюдения и охранниками, вооруженными автоматическим оружием, жили богатейшие люди страны. За этими заборами протекала жизнь их детей, жен, слуг, поваров, садовников. Много лет назад, когда Жуковка и ее окрестности еще не стали вотчиной мультимиллионеров, а большой кусок земли запросто мог купить хозяин какого-нибудь промтоварного магазина или булочной, сюда из Москвы переехал отец Аллы Носковой. По его проекту был построен просторный дом, разбит зимний сад, а в выкопанный пруд пустили карпов.

Позднее земельные владения расширил зять Носкова, Леонид Солод. Он прирезал большой участок, скупив землю, на которой располагались дачи Российской академии наук и каких-то исследовательских институтов. Обнес поместье неприступным забором, построил два одинаковых двухэтажных флигеля, облицованных мрамором и темным английским кирпичом «под старину». Двускатные крыши покрыли испанской черепицей. Торцевые стены флигелей украшали цветные витражи, а фасады – высокие готические окна. Теперь эти сооружения здорово смахивали на католические церкви. Под землей Солод устроил кегельбан и тир, где практиковался дважды в неделю, стреляя по мишеням из карабинов и пистолетов.

Подъехав к воротам из кованых чугунных палок, украшенных вензелями и рыцарским щитом, Радченко опустил стекло и вложил в руку охранника паспорт. Человек исчез в будке. Дима ждал, когда охранник вернется, и думал, что Солод устроился тут основательно, надолго. Строил все это не на продажу – для себя, для долгой счастливой жизни. Человек выбежал из будки и, когда створки ворот разошлись в стороны, показал, куда надо ехать.

Вскоре Дима оказался в просторной приемной правого флигеля. Его встретила немолодая секретарь, одетая скромно, словно сельская учительница, и начальник охраны Вадим Гурский. Это был дюжий мужчина лет сорока пяти, в темно-синем костюме и желтом французском галстуке. Он предложил гостю оставить на столе для посетителей все электронные приборы, от портативного компьютера до мобильного телефона.

– У меня только это, – Радченко выложил телефон в кожаном чехле.

– Тогда прошу сюда.

Радченко прошел через двойные двери из мореного дуба и оказался в огромном зале, где можно было спокойно кататься на машине. Вдоль стен высились застекленные шкафы, забитые книгами с золочеными корешками. Достать книжку с верхней полки без помощи пожарной лестницы, пожалуй, было бы весьма затруднительно. Возле задней стены возвышался массивный письменный стол, за которым запросто расселись бы человек двадцать, и еще осталось бы место для пятерых. Над столом и книжными шкафами переливался цветными стеклышками витраж с церковным сюжетом: человек с непокрытой головой, в темной рясе священника держал в левой руке толстую книгу. Ладонь правой руки священник поднял, будто благословляя кого-то невидимого.

* * *

Афонин допил чай, когда в прихожей тренькнул звонок. Темным коридором он подкрался к двери, глянул в глазок и, увидев милицейский картуз, помертвел сердцем. Попятился задом, но мент с другой стороны постучал в дверь тяжелым сапогом.

– Открывай, Петя, а то дверь вышибу.

– Я уж бегу, открываю, – заволновался Афонин. – Уже тут.