Рита загадочно улыбается. Карл злится и смотрит куда-то в сторону. Студенты подносят ему стаканчик водки, Карл смягчается.
* * *
Далее следуют колоны работников городских коммунальных служб, по-нашему, водоканала, энергетиков и так далее. За ними профсоюзы учителей и преподавателей вузов, студенты, школьники на роликовых коньках. На высокой платформе мимо проезжает хоккейная команда «Чикаго блек хоукс» в полном составе, следом – знаменитые на всю Америку телевизионные ведущие канала NBC…
Народу пребывает, на тротуарах становится тесновато, но мы на своих стульях чувствуем себя неплохо. Карл, махнув очередную порцию водки, о чем-то возбужденно разговаривает с Ритой, его лицо цветом напоминает помидор средней спелости. Шум, музыка, свист. Окна домов распахнуты настежь, люди сидят на подоконниках, свесив ноги вниз. Они жуют жареную кукурузу, пьют пиво. Рядом со мной сверху падает чей-то ботинок. Никто никого не слушает, а если и слушает – не слышит.
– И все-таки я настаиваю, – кричит Карл, за уличным шумом я едва различаю его голос. – Мы должны многое обсудить. У нас есть много общих… Ну, тем для разговора. Мы посидим в одном очень хорошем ресторане. Французская кухня.
– Но сегодня вечером я занята, – Рита не хочет идти на свидание с Карлом, но и обидеть его своим отказом тоже не хочет. – У меня дела. Я не могу их отложить.
– Какие могут быть дела у туристки? Я настаиваю… Нам есть о чем поговорить… Настаиваю…
– Сегодня мы не на параде, – бормочу я. – Мы к коммунизму на пути…
* * *
По мостовой один за другим следуют духовые оркестры, танцевальные группы. Высокий статный мужчина, вылитый Джорж Клуни, везет инвалидное кресло, в котором сидит убеленная сединами степенная женщина в белом чепчике. Двумя руками она держит цветной баннер, на котором написано: «Я счастлива, что мой сын – гомосексуалист».
Одна за другой движутся колонны людей, прибывших из других стран: Бразилия, Чили, Аргентина… Танцы, латиноамериканская народная музыка. Кажется, асфальт мелко вибрирует, а уши заложило от громкой музыки. Следом – шеренги гостей из других штатов и городов. Читаю транспаранты: «Мы, еврейские гомосексуалисты из Феникса, поддерживаем наших друзей из Чикаго», «Лесбиянки Чикаго, вас любят подруги из Нью-Йорка».
Мимо движется муляж танка в натуральную величину, облепленный розовыми цветочками. Идут бейсболисты, идут футболисты… Седые старики несут плакат: «Президент, верни наши войска на родину. Ветераны войны во Вьетнаме». На мотоциклах проезжает группа из пятидесяти лесбиянок, одетых в костюмы ведьм.
А вот и российская делегация, тридцать человек – все молодые парни, девушек нет, в одинаковых фиолетовых майках с надписью на спине «Санкт-Петербург. Из России с любовью». Никто из русских не улыбается, чувствуется какая-то скованность, настороженность. Словно парни ждут, что из-за турникетов вырвутся бритоголовые молодчики и полезут на них с кулаками.
– Я настаиваю, – кричит Карл, теперь, получив отказ от Риты, он нацелился на одну из студенток, угощавших его водкой. – Нам есть, о чем поговорить… Слушайте… Слушайте…
Солнце вошло в зенит и палит нещадно. Карл сидит на своем стуле, смотрит, как молодая девчонка, остановившись перед ним, исполняет танец живота. Кажется, ему нравится.
Ни на одном массовом мероприятии в Америке я не видел столько симпатичных девчонок, как здесь. Кажется, их свозят сюда автобусами из предместий, окрестных городов и штатов, – так их много. Какие-то люди суют мне в руки сувениры и листовки: скоро муниципальные выборы. От шума, музыки, обилия народа слегка кружится голова. Карл дремлет, сцепив руки на груди. Во сне он улыбается.
Рита потерялась где-то в толпе, в человеческой круговерти. Море людей, толчея… Это просто сумасшествие. Я, не совсем трезвый, плетусь к гостинице, напевая под нос:
– Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути…
Не валить!!!
Другой собеседник житель Чикаго, выходец из Питера, экономист по образованию, ныне совладелец фирмы по продаже недвижимости, весьма успешный человек Игорь Носов. Он тоже миллионер, симпатичный и очень обаятельный парень. Женат, двое детей.
С Игорем мы встретились у него в конторе. Крошечный кабинет отделен от общего зала тонкой перегородкой. На тумбочке у стены пыхтит кофеварка. Обстановка спартанская: недорогой стол, шкаф с папками, шаткий столик для посетителей, истертое половое покрытие.
Впрочем, судить о человеке по его одежке, автомобилю, на котором он ездит, или обстановке кабинета – не стоит. Хорошо одеваются мелкие клерки, которые желают пустить начальству пыль в глаза. А кабинеты очень обеспеченных господ, дорогих адвокатов или именитых врачей, часто обставлены убогой обшарпанной мебелью, вышедшей из моды двадцать лет назад.
Я решил записать будущий разговор в блокнот, а вопросов не задавать, за меня это сделает Рита. В ней развит дух противоречия: если кого-то ругают, она будет защищать. И наоборот. Пусть она ведет разговор, у нее получится. Игорь, как и наш первый собеседник, категоричен в своих суждениях. Он настроился на долгий обстоятельный разговор, даже залез в интернет и приготовил несколько цифр.
Игорь украдкой поглядывает на Риту, кажется, стараясь понять, что есть женская красота: щедрый дар природы или долгая и кропотливая работа пластических хирургов экстра класса. Ритина красота – дар природы. Игорь это понял и украдкой вздохнул.
– Начнем со статистики, – он открыл компьютер. – Итак…
– Статистике я не верю, – отрезала Рита. – Это средняя температура по больнице. Если объединить доходы ста тысяч нищих стариков и одного русского олигарха, выйдет, что старики купаются в роскоши. И в Америке примерно та же картина.