Троица

– Выключить душ! – рявкнула Маша.

Опять воцарилась полнейшая тишина, в которой девушка слышала только собственное дыхание и – громогласным эхом – биение своего сердца. Она посмотрела в зеркало и нажала на отражение своего носа пальцем, подчеркнув для себя раздражавшую с детства курносость. Большие глаза отражались бледными кругами между подкрашенными ресницами, они уставились на замученную хозяйку безжизненным взглядом сжавшихся от света зрачков в изящной зеленой оправе. Стеклянная копия глядела на живое лицо с высокими скулами, красными от усталости щеками, тонкими линиями бровей и маленьким торчащим носом, который нравился многим пристававшим к ней в школе парням. Губы с резкими линиями, как у отца, но налитые однако куда больше, манили к себе, как мотыльков, падких до сладкого молодых людей. Тонкая шея скрывалась в тени каштановых волос, завитыми прядями стремящихся к манящим плечам, их аккуратно подрезанные концы играли на свету спеющим переливом, навечно плененные гладью стекла. Из глубин отражения смотрела абсолютно другая девушка, слишком красивая, чтобы быть настоящей, словно вышедшая из сказки о Белоснежке, обманутая лестью говорящего зеркала.

– Выключи фильтры! – сказала Мария. – И больше никогда так не делай.

Но вернувшийся после этого ее изначальный живой внешний вид оказался не слишком убогим, она все еще была привлекательной. Тогда девушка вынула из спрятанного в стене ящика салфетки для снятия макияжа и стала тщательно, даже с излишним усилием тереть ими уставшее сухое лицо. Под единственной в ванной звук собственного дыхания она пыталась стереть остатки напускной красоты, избавиться от маски позерства перед миром высокой моды. От этих стараний горела кожа – на щеках и особенно на веках. Не был забыт и симпатичный нос, и розовые губы, и лоб. Зажурчала вода в растущей из стены раковине голубовато-молочного цвета, повторяющей градиент всей ванной комнаты.

Мария вытерла остатки несмывшейся туши уголком банного полотенца, хотя на корзине для грязного белья в нескольких метрах позади лежала целая куча махровых платочков, специально предназначенных для подобных нужд. Девушка пользовалась всегда одним, самым большим и удобным, с мягким бархатным ворсом, из которого делали шерсть элитных домашних животных. Вечно пушистых и озорных, никогда больше не огорчавших детей всего мира своей неожиданной смертью. Мария бросила полотенце на край теплой ванны и взяла с раковины аптечный пакет, добытый с таким огромным трудом. Настороженно повертела его в руках, не зная, что делать, поднесла к свету яркой стены и увидела через прозрачную эмблему сети «36,6» его содержимое. В полной тишине шумоподавляющих стен, хранящих покой этой ночи, она засунула пальцы внутрь и сжала маленький продолговатый предмет. Вспомнила о разговоре с отцом, обо всех этих партиях и законах, о его стремлении к счастью для всех и каждого, расстроилась и, оставив все как было, засунула пакет в дальний ящик за подхалимным зеркалом из «Белоснежки».

– Включи душ, – сказала она дрожащим, расстроенным голосом и вошла в струи зажурчавшей воды, еще не успевшей набрать нужную температуру.

Леденящая дрожь разошлась по телу разрядами молний, заставляя мурашки по всей коже в панике вырываться из лап накатившего холода, сердце упало куда-то в ноги и замерло, но через пару мгновений вода нагрелась и успокоила девушку, успевшую испытать сильный шок. Мария всегда была рассеянной, когда куда-то спешила. Теперь же она старалась убежать от самой себя и того выбора, к которому толкала ее наивная неосмотрительность. Хотелось раз и навсегда увильнуть от ответственности, растворившись в воде, стать беззаботным ручейком на спине другой, чужой девушки, отражаемой в зачарованном зеркале искусственных грез, едва не обманувшем ее своей лестью. Хотелось нагреться до жидкого пара, выгнать из тела всю соль и, притворившись ее мелким кристаллом, сбежать по трубам в большой океан, где можно смешаться с себе подобными, чтобы никто никогда не нашел. Мария добавила жара, и брызги воды, отлетая от ее горячего тела, растворялись в воздухе освобожденным от всякого бремени паром, заполонившим всю ванную белой пеленой, как у подножия водопада Анхель. Она двигалась в сторону, как облака, гонимые щелями вентиляции, взамен появлялись новые клубы пара. Это казалось красивым – дышать белым эфиром, витать вместе с ним вне пространства. В нем даже почти удалось раствориться.

И чтобы окончательно улететь в астральные небеса, она включила вертикальный массаж, прислонившись к стенке спиной. Тело расслабилось и задрожало, сотни тоненьких струек воды били в нужные точки на коже, то усиливая напор, то ослабляя его. Будто опытный массажист воздействуя на мышцы поочередно бесконечным множеством рук. От забитой спазмами шеи, разминая затылок, до опьянения глаз, через окаменевшую спину, разбивая мышцы в желе, словно мастер, ваяющий из мрамора живое божественное существо, усмиряя боль в пояснице, дразня уходящую слабость новой легкостью внутренних органов, поражая их разрядами сладкого напряжения до нежной щекотки внутри живота, вынуждая крепко сжиматься затекшие ягодицы, пробираясь все дальше, к глубинам космического экстаза, который просто невозможно терпеть, но который не хочется прекращать.

Обычный смертный не мог испытать столь стремительный акт расслабления, поэтому девушка ощущала в себе целый мир, случайно открывшийся канал связи со всеми живыми созданиями, которыми успела побывать за миллионы лет жизни ее ДНК. Момент нечастого откровения, такой вожделенный. Но уже безнадежно упущенный, стоило о нем лишь подумать. Вспоминая блаженное ощущение вездесущей энергии, освобожденной от бренного тела, бушевавшей минуту назад, упорно стараясь задержать это чувство в себе, она лишь дальше от него отдалялась. Инсайт прошел, а заботы остались. Нужно было возвращаться в свои чертоги бесконечных дилемм по эту сторону запотевшего зеркала. Мария, хватая ртом воздух, которым было почти невозможно дышать, нащупала рядом свое белое полотенце, невидимое в густом пару. Девушка выбросила весь жалкий мир быта из головы, позабыв о насущных проблемах. Снова все окутала тишина, новая, другая, она была мягче и глуше той, старой, игравшей неслышным эхом. Теперь все звуки растворялись во влажном тумане, мокрые стены скупились на эхо, затихло дыхание и стук сердца, стали мягче шаги, конденсат в воздухе медленно высыхал. Девушка закуталась в полотенце, замотала еще одно вокруг головы и ушла в свою большую спальную комнату.

В ванной погас яркий временный свет, осталась только непроглядная темнота. Где-то в стенах работали вентиляторы, осушая воздух подогретой уличной свежестью. Время перестало течь, а пространство существовать. Если бы проблемы решались настолько легко, мир в два счета превратился бы в черную пустоту. Никто не устоял бы перед соблазном забыть, уничтожить, вычеркнуть, растворить его в темноте. И все бы сразу закончилось энтропией желаний, оставив одно огромное ничего. Это пугало сильнее житейских проблем.

Зажегся ослепительный свет, ванная комната стала снова существовать. Мария вернулась к зеркалу, щурясь от слишком яркого блеска. В отражении появилась уже знакомая девушка, но с полотенцем на голове, закрывшим блеск мокрых волос. Мария встретилась взглядом со своим искусственным отражением и, не уделив ему никакого внимания, отодвинула его вместе с дверцей, за которой лежал аптечный пакет. Нахмурив брови, девушка быстро достала из него маленькую коробку с надписью: «Тест на беременность. Анонимный. Запрещено для продажи». Осмотрев ее со всех сторон, нашла язычок, который можно поддеть ногтем, и после нескольких неудачных попыток открыла, высыпав содержимое на плоский край раковины. Инструкция нашлась на сложенной в гармошку бумажке, девушка никогда таких не видела. Осторожными движениями археолога-первопроходца раскрыла узкие полоски текста с картинками и начала внимательно изучать. Вертела листок перед собой, щурясь от непривычки к бумажному тексту, поднимала брови от удивления, потом брезгливо морщилась от стыда. Перечитывая несколько раз, тянула время насколько могла.

Страх и нерешительность постепенно уходили на второй план, уступая черед любопытству. Откровенная робость начинала надоедать. Мария включила воду, чтобы журчащий поток прогнал давящую тишину, залил мысли приятным отвлекающим звуком. Она могла вечно смотреть на текущую воду, упиваясь мягким пением ее струй. Становилось уже не так тревожно и страшно, как в оглушающей тишине, нарушаемой единственным живым звуком – биением сердца, будто стремящимся выпрыгнуть из груди.

Маша аккуратно свернула инструкцию гармошкой и положила обратно в коробку, решительно взяла крохотный тест и отвернулась от зеркала, не желая быть увиденной собственным отражением. Оставшись в слепой зоне его всевидящих стеклянных очей, долго пыталась приноровиться к хитроумному процессу, чтобы не испортить попытку. Вода все журчала в раковине, срываясь в маленькую воронку, это успокаивало, в какой-то мере.

Часы давно преодолели три часа ночи. Уже следовало начинать новый день, а не жить остатками старого, но девушка все тянула за собой временную вуаль, не в силах ее отпустить. Все труднее было оставаться в давно ушедшем пасмурном дне, полном загадок и переживаний, связь с ним натягивалась тонкой нитью, готовой оборваться в любой момент, толкнув в нежеланное будущее.

На маленьком нехитром устройстве зажглась зеленая лампочка. Мария поднесла тест на беременность ближе к глазам, и на его квадратном экране увидела изображение детской мордашки, беззаботно смотрящей на девушку своим пиксельным взглядом. И без него было понятно, что результат положительный. Вопреки ожиданиям, она ни о чем не подумала и ничего не сказала, после эмоционального пика всегда наступает опустошение, и тем оно больше, чем выше была поднята планка нервного возбуждения. Сердце по артериям и капиллярам поднимало вверх, к мозгу, осознание наполненной пустоты, которое накатывало с теплом новой крови, несущей какой-то непривычный магический смысл. Все вещи вокруг и события потеряли всяческое значение, однако взамен обретали что-то другое, неведомое доселе. Она, не в силах выразить эти эмоции, не понимая, какими они должны быть, медленно вернулась к зеркалу. Движения ее были плавными и равнодушными, как у датского приведения. Она положила использованный тест обратно в коробку и, сжав ее в руке, выключила бесполезно утекавшую воду. На автопилоте вернулась в спальню и спрятала свой маленький секрет обратно в глубины сумочки, лежавшей поверх всякого хлама на столике. Отражение в его круглом зеркальце, к счастью, было отключено. Мария не хотела видеть себя в этот момент и вообще ни в какой другой оставшийся момент жизни. Она пребывала в пустоте, между ненавистью и страхом, закрывающими ей дорогу к любви. Быть собой стало непозволительно тяжело. Она не знала, что делать в большом спящем доме, готовом встретить скорый рассвет. Пребывая в темнейшем часе, который обычно случается перед зарей, она решила наконец склонить голову перед опьяняющим чувством усталости. Дождаться окончания жизни в складках мягкой кровати.

Посреди спальни в бежевых тонах, закрытой от всего мира бархатистыми занавесками, с милой мебелью цвета слоновой кости из оливковых пород дерева, с маленьким прикроватным столиком, с задвинутым под него стулом, со шкафом в стиле техно-барокко и встроенным в него баром, с еще парой тумбочек для большего запаха натурального дерева и с большим мягким ковром песочного цвета на весь пол. Но самое главное – с белоснежной кроватью, матрасом из кокосовой стружки и свисающим с потолка шелковым балдахином, оберегающим белую гладь простыни, на которой можно было всецело отдаться в объятия крадущейся вечности.

Мария легла на кровать, разложив мокрые волосы по подушке, о чьей сухости можно было не волноваться, потому что в глазах девушки уже проступили крошечные озерца слез, потекшие тонкими струйками по вискам. Они щекотали и холодили уши и, свободно сбегая по шее, текли дальше, заканчивая свой путь на подушке. Мария лежала на спине в надежде вытечь из себя целиком. Потолок раздражал своей бесчувственной темнотой.

– Ночное небо Якутии, – всхлипнула она в пустоту.

Балдахин опустился, наверху возникло звездное поле с мириадами далеких светил. Они медленно двигались и нежно мерцали, общаясь со случайным свидетелем на своем универсальном языке вечности. Кое-где проступали белые облака, но улетали они очень быстро. Мария лежала под открытым небом в собственной спальне, представляла, что плывет по реке, и совсем близко, за каким-нибудь шкафом или окном, не позволяющим проецировать картинку шире, возвышаются Ленские столбы, могучие каменные гиганты, любуются звездами, а звезды любуются ими. А девушка плывет по реке из собственных слез посреди чудесного сна.

Глава 2

Все находилось в движении. Ночное кафе медленно плыло по земному атласу вместе со всем городом, сливаясь яркостью вывесок и галогеновых ламп с остальной улицей и кварталом, великое множество огней которых объединяло город в единый светящийся пульсар, медленно движущийся в пространстве. Столица блистала яркой звездой на тесной карте планеты, каждый маленький человек и работавший магазин вносил свой посильный вклад – наполнял жизнью блестящий людской проект независимости от солнечных суток. Было ярко, как днем, звезды уже не могли пробиться к людям своим древним светом, но могли сами любоваться рукотворной природой, если это было им по душе.

Огни маленького кафе наполняли бодростью и энергией, одни лишь часы над зоной выдачи бургеров напоминали о поздней ночи. Люди расходились нехотя, половина столиков оставалась занята, после долгого рабочего дня мало у кого были силы куда-то спешить. Пахло вкусным мясом с приправами и жареной до хрустящей корки тепличной картошкой, все медленно смаковали еду, любуясь развлекательным шоу с интерактивной рекламой на каждом подносе перед собой. Судя по утомленному виду и красным глазам, уставшим от повторяющихся видеороликов, некоторые из посетителей сидели здесь очень давно, растягивая свои сытные бургеры на несколько долгих часов, лишь бы ничего не платить. Всего около двадцати столиков были разбросаны хаотично внутри квадрата обеденного зала, чтобы у постоянных клиентов не возникало чувства дежавю, когда они садятся на другие места, с последующим за этим пресыщением от заведения и уменьшения просмотров рекламы. В конце зала торжественно светилась зона выдачи заказов с длинным барным столом на всю ширину помещения, чтобы с него было легко забирать готовые блюда. На его гладкой поверхности крупными буквами было написано «Максимум 5 минут ожидания или еда за наш счет». Хотя еда и так чаще всего оказывалась за их счет. Стены пестрели умными зеркалами, отражавшими посетителей, если смотреть в них прямо, либо показывавшими старинные картины под другими углами, создавая интерактивное погружение, визуально расширявшее пространство до бесконечности. Играла тонизирующая музыка, не позволяя никому остаться наедине со своими мыслями, а специальная программа следила, чтобы она никогда не заканчивалась. В целом это была дешевая забегаловка, но очень уютная для случайного гостя.

Открылись входные двери, и вместе с озоновым запахом мокрой пыли вошел уставший человек. Он едва держал в руках костюм жареной курицы вдвое больше его самого. Не обращая внимания на скучающих за столиками людей, получивших хоть какую-то возможность отвлечься от надоевших видео с повторяющейся рекламой, он медленно проследовал мимо, не встречаясь ни с кем взглядом. Мокрая улица закончилась, и теперь он с облегчением волочил тяжелый костюм, не боясь задеть его длинным концом чистый пол. Некоторые посетители отодвинули свои стулья, чтобы расширить проход, и продолжили жевать вкусное мясо со специями и дольками овощей, выпадавшими из мягких печеных булок. Вкус манил своим уникальным составом, хотел быть съеденным в одно мгновение, но приходилось растягивать трапезу, пока не будет исчерпан лимит рекламы. Многие посетители бургерной в своем стремлении познать смысл жизни пытались найти идеальный баланс между временем и деньгами.

Человек с костюмом жареной курицы выглядел студентом последних курсов или уже начавшим работать выпускником, а может, и зависшим между этими двумя стадиями свободным творцом – ничто не выдавало сферу его занятий. Возможно, родом его деятельности и было держать это в секрете от остальных. Безликие черные волосы, худое приплюснутое лицо без каких-либо отличительных признаков, кроме разве что тонкого, устремленного вдоль лица носа. Типичный серый костюм, не очень спортивный, но и не официальный, сидел комфортно и очень естественно, будто сливаясь с его худым телом. Нахмуренный лоб лоснился от рабочего пота, а кончики волос слиплись мокрыми завитушками. Усталой походкой он прошел зал через образовавшийся между стульями широкий проход, в конце пути, в зоне заказов, сдав свой увесистый экспонат.

Повар, разносчик еды и владелец заведения в одном лице снял фартук, положил его на край стола, чтобы не испачкать, и открыл дверцу в прилавке. Огромный костюм жареной курицы, уже не такой аппетитный после уличной одиссеи, превратившийся в мятое нечто, едва поместился в нише под коротким прилавком.

– Спасибо вам большое, – сказал парень с огромным облегчением, о котором мечтал уже полчаса.

– Да пустяки, – ответил усатый распорядитель с длинными с проседью волосами, на вид ему было лет пятьдесят.

– Не спросите вы о костюме тридцать минут назад, я вообще бы не вспомнил, что у меня такой есть… Наверное, попал сюда с остальным хламом при покупке франшизы. Они привезли мне целую фуру такой ерунды… ответственные ребята.

– Так могу ли я чем-либо вас отблагодарить? – Глаза парня сверкали из-за легкости хорошего настроения.

– Не берите в голову, я ведь уже говорил, – ответил владелец бургерной. – По ночам здесь так скучно, ничего интересного, кроме сидящих долгие часы напролет одних и тех же бездельников-постояльцев. Так что я рад всему необычному, вы можно сказать, уберегли мой вечер от меланхолии.

Он снова надел фартук и поправил на голове плотную сетку, защищавшую блюда от случайного выпадения волос. Учитывая его старое, испещренное глубокими морщинами лицо, казалось странным, что он вообще сумел сохранить такую пышную шевелюру. И несмотря на тяжелые мешки под глазами, он продолжал работать даже глубокой ночью. Покорно ждал, когда странный парень, любитель куриных костюмов, изучит меню.

– Еще ведь не поздно что-то заказать? – спросил молодой человек.

Вид у него был очень голодный.

– Всегда пожалуйста, мы работаем круглосуточно, – ответил услужливый хозяин. – Если позволите, я отлучусь на несколько секунд.

Он увидел, что освободилось еще одно место, и пошел забрать поднос и смести со стола крошки. Человек, совмещающий сразу все должности в собственной закусочной, экономил даже на умных уборщиках. После нескольких движений самой обычной тряпкой он побрызгал на столешницу моющим средством и вытер ее уже чистой одноразовой салфеткой, извлеченной из кармана любимого фартука. Задвинув четыре стула под стол и выровняв их по центру, он вернулся за стойку, радуясь увиденной на подносе сумме начисленных чаевых. Засунул поднос в дезинфицирующий отсек посудомоечной машины, встроенной в кухонную стену позади, достал оттуда другой, уже чистый и положил его перед парнем.

– Готовы сделать заказ?

– Да, если можно, один куриный бургер, жареные острые крылышки, штук десять, и среднюю порцию картофеля фри, – сказал парень медленно, смакуя каждое слово.

Нечасто ему приходилось такое есть.

– Обязан предупредить, что вы можете лишиться медицинской страховки, – вежливо уточнил повар-владелец.

– Да черт с ним, – махнул рукой парень. – Сегодня можно.

– Добавить смягчающий гель?

– Не надо. Хочу насладиться удачным днем без всей этой ерунды, – облизывая губы, сказал молодой человек. – И добавьте еще банку колы.

Владелец заведения удрученно нахмурил брови и, безрадостно выдохнув весь воздух из легких, смиренно подтвердил заказ в электронной системе.

– Три минуты, пожалуйста.

Он отвернулся к кухонной стене, на которой располагалось все необходимое для быстрого приготовления еды, зашумел ящиками с готовыми компонентами блюд, открыл безмасляные жаровни. Вместе с паром из них вырвалась очередная порция манящих слюну изо рта запахов, которыми пропиталось все заведение. Было бы странно, если бы владелец бургерной поблизости к самому центру Москвы не владел хитрыми способами усиления аппетита своих случайных клиентов, делая их постоянными. Парень вдыхал чудесные запахи, трогающие саму душу где-то в середине желудка, и думал о чем угодно, только не о парадоксе современной жизни, в которой еда стала настолько доступной, что людям приходится очень сильно стараться, чтобы оградить себя от ее избытка. За ней уже не охотятся, ее не выращивают и даже ленятся за нее воевать. Теперь еда лишь способ привлечь внимание человека к рекламе куда более ценных вещей. Вкус моментально приковывает к себе и держит под полным контролем, делая из человека идеального зрителя.

– Вот, пожалуйста, – сказал владелец бургерной, раскладывая на подносе готовый заказ, свежий и очень горячий, в мягких, пропитавшихся паром бумажных пакетах. – Оплата деньгами, купонами или желаете посмотреть несколько шоу?

– Нет, заплачу сразу, – ответил уставший парень.

Ему не терпелось вернуться домой с таким удачно заснятым несколькими минутами ранее эксклюзивным материалом.

– Еще банку колы, пожалуйста, – помедлив, добавил он.

– Я обязан предупредить, что… – начал было владелец, но парень его сразу же перебил.