Засмотрелся на время… Книга стихов

вёл незримой рукою меня.

«Я возвращусь в твою обитель…»

Я возвращусь в твою обитель,
дойдя до края всех дорог.
Я возвращусь в твою обитель,
переступлю через порог

отброшу пыльные одежды,
омоюсь чистою водой,
и снова, снова стану тем же —
когда-то созданным тобой.

Ты спросишь… Я скажу: «Дороги
ведут, похоже, в никуда».
Ты взглянешь пристально и строго,
как в облака глядит вода.

«Покуда шелестят страницы…»

Покуда шелестят страницы,
предполагая звездопад,
и Ангелов прекрасных лица
над нашим шариком парят —

определение удела
вершиться в вареве веков,
томись напуганное тело
и рвись за млечность холодов.

Ещё не настоялись травы,
и поступь верная легка —
дурман губительной отравы
бессилен, до тех пор пока

пороги ночи освещая
горит светильник, и в тиши
Звонарь во звоннице качает
тяжёлый колокол души.

«…И бросил я в землю драконии зубы…»

…И бросил я в землю драконии зубы,
ростки поднялись над землёй,
и смерчи взревели, да грянули трубы,
да воины встали стеной.

Их лица спокойны, жестоки, зеркально
глаза отражают металл,
и старый мой сад опустел моментально,
и был подожжён, и пылал.

А воины в мой древний город входили,
разграбив, спалив всякий дом,
но только в насмешку меня пощадили,
на память ошпарив хлыстом.

Я крался за ними, я клялся святыми:
«О, нет, не хотел!..» Только звон
мечей и щитов, оглушая пустыни,
твердил: «Это твой легион!»

А лезвия копий дрожали, как кроны,
и гибло живое и твердь.
Но был лишь один я на жизнь осуждённый —
садовник, посеявший смерть.

«Идёшь осторожно, по рысьи…»

Идёшь осторожно, по рысьи
по снегу меж серых стволов
и боль ненаписанных писем,
и тяжесть несказанных слов

вдруг грянут – торжественно, властно,
потянет вернуться назад,
да только, дружочек, напрасно —
тропинку замёл снегопад…

«Градом радуют…»

Градом радуют
звёзды слёзные…
Дышат ладаном
ризы сонные.

А влюблённые,
поцелуями
опалённые,
разбредаются.

И сердца их – знак
к продолжению,
кружит Зодиак
в мглу осеннюю.

Но едва ль они
знают силу слов,
и сгорают дни,