Ваня не нашелся, что ответить, а просто поцеловал любимую в припухшие от слез губы.
Свадьба вспыхнула искоркой веселья и надеждой на вечную радость, а за ней потянулись первые будни совместной жизни Ивана и Нади. Молодые поселились в квартире Касаткиных. Тамара Сергеевна относилась к нежеланной невестке все так же предвзято и критиковала почти все ее слова и поступки. Медовый месяц закончился на мажорной ноте, Ивану пришла повестка в военкомат. Тамара Сергеевна побежала по знакомым и через какого-то отставника вышла на офицера военного комиссариата.
– Чтобы ваш сын вообще не пошел служить в армию, нужно три тысячи долларов, – сказал ей при встрече офицер.
– Это очень много, – заискивающе произнесла Тамара.
– Не подумайте, что это лично мне. Нужно подмазать врачебную комиссию, чтобы они нашли у вашего сына неизлечимую болезнь.
– Но мой сын только женился, жена ждет ребенка. Я по нескольку месяцев не получаю зарплату. Нельзя ли сделать подешевле, ну хотя бы тысячу.
Взгляд женщины был умоляюще-просящий, но офицер, словно отрезав, сказал:
– Нет! А не хотите оставить служить его здесь в городе? – потом будто смягчившись, добавил он. – Я могу это устроить гораздо дешевле. Два года пролетят быстро, ваш сыночек сможет приходить домой в увольнения, а столкуетесь с его командирами, то хоть каждую ночь. Будет служить у вас на глазах, да и жена с ребенком останутся довольны.
– А сколько это будет стоить?
– Всего пятьсот долларов.
Несколько минут Тамара Сергеевна думала над предложением офицера, не решаясь сказать ни да, ни нет.
– Ну, как знаете, а то зашлют парня к белым медведям, – делая вид, что разговор окончен, сказал работник военкомата.
– Хорошо, я согласна.
– Тогда принесите завтра деньги в 105 кабинет.
Касаткина глубоко вздохнула и побежала собирать оговоренную сумму.
Офицер честно выполнил свое обещание, и Иван попал служить в местную мотострелковую бригаду. А через три месяца Надежда родила Владика. Роды для нее были трудные, но мальчик был здоровенький, и его крики теперь будоражили квартиру Касаткиных. Ваня часто отпрашивался по ночам со службы домой и возился с малышом, баюкая его на руках. Тамара Сергеевна даже после рождения внука не изменилась, все ей невестка была не такая.
Накрапывал мелкий, холодный ноябрьский дождь. Касаткин, перепрыгивая через лужи, подходил к своему дому. Бригада уже почти два месяца собиралась на учения, а он все еще не говорил об этом с Надей. Ему не хотелось расстраивать молодую жену тем, что ей целый месяц придется жить без него. В прихожей Иван скинул промокшую и тяжелую от этого серую шинель. Из кухни выбежала Надюша и бросилась на шею мужа, ее переполняла нежность, ведь она не видела его целых три дня.
– Пойдем пить чай, Ваня. Я пирог с яблоками испекла.
– А где Владик?
– Спит в кроватке, так что тише, не разбуди.
Но чутко спавший сынок, услышав перешептывание родителей в коридоре, проснулся. Он закричал, давая знать: я не сплю, нянькайтесь со мной. Надежда распеленала уписавшееся дитя и в одной распашонке поднесла к мужу. Большие серые глазенки ребенка настороженно смотрели на Ивана, затем в сознании ребенка что-то прояснилось, и он протянул к отцу еще непослушные слабенькие ручонки.
– Ух ты, какой молодец, узнал папку, – сказал Касаткин, беря на руки мальца.
– Осторожней, придерживай головку, он ее еще плохо держит, – предупредила мужа Надя.
Надежда перепеленала малыша, и они отправились на кухню пить чай.
– Как вкусно ты научилась печь пироги, – хвалил жену Иван, не решаясь начать разговор об учениях.
– Не сочиняй, пирог у меня не получился. Твоя мама готовит намного вкуснее.
– Надюша, я сегодня не останусь ночевать.
– А куда это ты интересно направишься?
– Вышел приказ, всем оставаться в казарме.
– Какой такой приказ, ты там никого себе не нашел? – засмеялась Надя, думая, что супруг шутит.
– Нашел, по фамилии «Калашников», теперь с ним в обнимку спать буду, это значит с автоматом, – добавил солдат, подозревая, что жена не поймет его шутки.
– Ах, с автоматом, а я-то решила, что ты ориентацию сменил, – еще громче засмеялась Надежда.
Ивану на миг вспомнилась та беззаботная смешливая школьница, которой Надюша была всего лишь год назад, а теперь она мать и жена.
– Надя, нас отправляют на учения в Осетию, – выпалил Ваня то, что не решался сказать. – Но они быстро закончатся, – затараторил он, видя, как напряглось лицо жены. – Через месяц я вернусь. Не успеете и глазом моргнуть.
– На месяц, так долго, – сразу сделалась грустной Надежда. – А может, тебе не ехать, у тебя маленький ребенок. Давай, я сама схожу к командиру и поговорю, чтобы тебя оставили.
– Не стоит, Наденька. Вся бригада едет, даже повара и тыловики. Меня никто не оставит, а ребята пальцем будут потом показывать, что я под юбку жены прячусь.
Надя приблизилась к Ивану и поцеловала в губы долгим поцелуем и, чуть не расплакавшись, проворковала:
– Я буду очень по тебе скучать, Ванечка.
Для молодой женщины это было первое столь длительное расставание с любимым, и она не представляла, как проживет этот месяц. Касаткин прижал жену к себе и молчал. По воинской части ходили слухи, что бригада едет не в Осетию, а в Чечню, усмирять мятежную республику, но об этом Иван боялся даже намекнуть жене, опасаясь, что у нее начнется истерика.
Побыв дома около двух часов, Касаткин начал собираться на службу. Опоясав ремнем еще не успевшую высохнуть шинель, он чмокнул Надюшу в губы. Она же в ответ прижалась к нему всем телом и перекрестила его лицо поцелуями: лоб, губы и обе щеки.
Завьялов шел мимо железнодорожной станции. Уже несколько недель он настойчиво искал себе новое место работы. После службы в армии Игорь перевелся в институте на заочное отделение и пошел на завод простым работягой. А уже через год в результате реорганизаций предприятия и своих деловых качеств был уже заместителем начальника цеха. Но его карьерный рост не давал никаких благ, страна на всех парах неслась к рыночной экономике. Все склады завода быстро заполнились продукцией, которую никто не покупал и заработную плату просто-напросто перестали выплачивать, а людей начали разгонять в неоплачиваемые отпуска. Лучшие работники начали потихоньку увольняться с завода, худшие стали тащить с предприятия все, что плохо, да и хорошо лежит. Один из начальников цехов жаловался Завьялову, что после таких простоев уже не сможет запустить оборудование в работу из-за отсутствия инструментов. Игорь посмотрел в честные голубые глаза говорившего и понял, что тот сам и украл инструменты, а теперь ходит и всем жалуется. Воровать Завьялов не умел, да и не хотел, и решил искать место, где платят зарплату. На путях возле железнодорожной станции скопилось множество платформ с военной техникой. Игорь был немного удивлен, что состав с танками и БМП стоят на станции среди белого дня и машины даже не зачехлены брезентом. В старые советские времена все перемещения войск осуществлялись по ночам и очень скрытно.
«Что поделать, холодная война проиграна, и всем теперь наплевать на секретность», – подумал он.
– Эй, служивый, война что ли началась? – спросил Завьялов у солдата, крепившего к БМП страховочный трос.
Касаткин посмотрел с платформы на молодого человека и ответил, как положено:
– Нет, не началась. На учения в Моздок едим.
Иван, проводив взглядом спросившего, спрыгнул на землю и пошел в вагон для личного состава. Съездить домой и увидеться с женой, сыном и матерью за прошедшие два дня у него не получилось. Солдат загрузили работой по подготовке техники к отправке в район учений. Надежда приезжала сегодня с коляской на вокзал, в части ей с огромным трудом удалось выяснить, где ее муж. Она уткнулась в зеленый бушлат Ивана и плакала, но прапорщик Ситников не дал им долго обниматься, сказав Надежде, что нечего отрывать солдат от дела «телячьими нежностями». Касаткин залез на платформу крепить тросы, а Надя долго стояла на перроне и не уходила, пока малыш не заявил криком, что его пора кормить. Жена помахала издалека Ивану рукой и крикнула, что навестит его завтра.
Ранним ноябрьским утром воинский эшелон был подцеплен к локомотиву, и городской вокзал вскоре растаял в тумане.
Колонна бронетехники поднималась вверх по отрогу Терского хребта. Гравийная дорога была покрыта полуметровым слоем снега, выпавшим за ночь, и шедший впереди мощный тягач то и дело сбивался с пути. Зима в этом году началась непривычно рано для южных мест. В первых числах декабря выпал первый снег, а вместо обычных в начале зимы оттепелей ударили пятнадцатиградусные морозы. При очередной заминке Касаткин вылез на свежий воздух из стального брюха боевой машины пехоты.
– Что, брат Ванька, вылез на свет божий уши поморозить? – спросил его сидевший на броне прапорщик Ситников. – Правильно, нечего в этой душегубке сидеть, – сам же ответил прапорщик на свой вопрос.
Прапорщику было лет тридцать, он был небольшого роста, но зато весь будто сделанный не из мышц, а из стальных тросов, не знавших усталости. Мороз тоже не брал его, и он, похлебывая небольшими глотками спирт из фляжки, с самого начала движения колонны сидел на броне.