Не обладавший чересчур широкой русской душой, Завьялов сдался и не стал доставать деньги, но согласился пропустить еще по кружечке пива.
Выйдя из душного помещения бара, друзья обнаружили за своим столиком четырех нетрезвых граждан бичеватого вида. На руках двоих были обширные татуировки, пальцы отдавали синевой наколотых колец. С первого взгляда про них можно было сказать, что в молодости эти люди причисляли себя к блатному миру и, возможно, даже сидели, но теперь окончательно спились и превратились в обыкновенных пьянчуг, ищущих, как бы и на что опохмелиться.
– Эй, голубки, пересядьте отсюда быстренько! – весело приказал им Вощинин.
– Ты кто такой, чтобы тут распоряжаться? – хмуро ответил человек с наколками, видимо исполнявший в компании роль старшего. – Смотри, а то рога поотшибаем.
– Прикинь, какой колоритный местный контингент, – сказал Сергей, повернувшись к Игорю.
– Да, Бог этого хмыря гонором не обидел, – поддержал друга Завьялов.
– Значит так, дятел, быстренько извинись и пошел вон отсюда, пока я добрый! – уже зло продолжал наезжать адвокат.
– Это кто тут дятел!? – подпрыгнул со стула и распустил пальцы веером основной бич.
– Ого, да ты наглец!
– Утухни, овса! – крикнул алкаш, очевидно, не выговаривающий букву Ц.
На лице Вощинина появился румянец, он явно завелся и не собирался заканчивать конфликт миром. Без лишних разговоров Сергей приблизился к бывшему зеку и, схватив его за грудки, нанес страшный удар своей большой пудовой головой по носу противника. Раздался хруст сломанных хрящей, и бичуган, подлетев, словно в американском боевике, рухнул на пластмассовый столик.
Пьянчуги оказались не из робкого десятка и кинулись на подмогу своему товарищу. Завьялов, приняв боксерскую стойку, вспомнил молодость, его кулак, описав траекторию между боковым и прямым ударом, врезался в подбородок нападавшего. Этот удар, вычитанный в одной книжке, он тысячи раз отрабатывал в юности на боксерской груше, и сегодня тело, навсегда запомнившее это движение, не подвело его. Наткнувшись на непреодолимую преграду, второй татуированный бичуган оказался на земле. Двое оставшихся алкашей присмирели, в них видно не хватало блатного задора.
– Да что вы, мужики, что вам места не хватает, мы тут просто на минутку отдохнуть присели, – начал оправдываться один из них. – А вы сразу драться.
– Давайте проваливайте живо отсюда! – закричал Сергей.
– Не ругайтесь, мужики, мы сейчас уйдем.
Алкаши кинулись поднимать своих поверженных собутыльников. Блатные поднимались с трудом, мотали головами после нокаутов. Кровь текла из расквашенного носа основного бича на асфальт, но он больше в драку не лез, а лишь тихо матерился. Из его бурчаний было едва понятно, что он еще разберется и всех отимеет.
– Так, чтобы через пять секунд вас тут не было! Иначе не своим ходом пойдете, а вперед ногами вынесут! – взбесился адвокат, услышав эти стенания.
– Мы уже уходим, мужики, – жалобно заголосили алкаши и, подхватив под руки своего вожака, вывели его на улицу.
– Зарвались, зарвались совсем ребятки, – опустившись на стул, весело проговорил Вощинин. – Я во время работы в органах на каких только кадров не насмотрелся. Бывает, смотришь на человека и думаешь, куда ты лезешь, чего ты хочешь, что ты из себя представляешь? Я, конечно, и сам немного авантюрист, но головой то нужно хоть чуть-чуть думать, когда начинаешь что-то делать или говорить.
Сергей был пьян, весел и после драки весь на кураже. Ему хотелось пофилософствовать на тему собственной значимости. Игорь же испытывал небольшое угрызение совести и сострадание к избитым бичам. В юности, выходя на боксерский ринг, Завьялов видел в противниках только соперников, а не врагов. Это осталось в нем навсегда, даже участвуя в жестоких драках, он не чувствовал ненависти, и ему после бывало жаль тех, кто по его вине пострадал.
Тут у Вощинина начал трезвонить мобильный телефон. Увидев на дисплее номер, он несколько раз нажимал на занято, но телефон после коротких пауз вновь заводил свою песню.
– Вот так всегда! – отключая мобильник, с яростью сказал Сергей. – Как только соберешься с друзьями где-нибудь расслабиться, так жена начинает через каждые две минуты трезвонить. У нее, видите ли, патологическая ревность. Хорошая вещь мобильный телефон, но иногда бы разнес его вдребезги.
– А что, у Аллы много поводов для ревности? – спросил Игорь, не знавший подобных конфликтов с женой.
– Да нет. Как видишь, мы просто с тобой сидим, пьем пиво и все. А ей, Бог знает, что мерещится.
– Взял бы и разубедил ее.
– Еще хуже будет, с ней только вступи в словесную перепалку, сразу уши в трубочку свернутся. Иногда прыгает, тявкает передо мной Алка, ну прям как маленькая собачонка, закатишь ей тогда оплеуху, и все, сразу успокоится.
– Давай, наверное, закругляться? – засобирался домой Завьялов. – А то у тебя дома разборка в Бронксе случится.
– Да, нет, все будет нормально! Эй, хозяюшка, еще по кружечке и счет!
Последняя кружка пива была явно лишней, хотя Вощинин и вел свою машину уверенной рукой, но указатели поворотов на перекрестках не включал, дорогу не уступал, а просто нажимал на клаксон, издававший вой сирены. Игорь несколько раз закрывал глаза, предвидя неминуемое столкновение, но встречные водители, заслышав сирену, уступали дорогу несущемуся авто.
– Не дрейфь, Игорек, мы просто возвращаемся с оперативного задания.
Машина подлетела к дому Завьялова, и он, прощаясь, с умилением сказал:
– Пока, Серега! Редко видимся, черт возьми!
Игорь вылез из автомобиля и, пошатываясь, побрел к своему подъезду. «Десятка» Вощинина с пробуксовкой сорвалась с места и как гоночный болид понеслась по улице.
Завьялов жил на первом этаже хрущевской пятиэтажки. Двухкомнатная квартира досталась ему в наследство от бабушки. Комнаты в ней были смежные, кухня маленькая, но по нынешним временам, когда жилье бесплатно не выдавали, даже подобная квартирка была ценностью.
– В этом доме пожрать что-нибудь есть? – спросил Игорь у жены, с порога направившись к холодильнику.
– Где ты шлялся?! – ответила вопросом на вопрос жена Завьялова. – Почему у тебя рукав оторван?!
– Какой рукав, Надежда, о чем ты говоришь?
– Да вот этот! – крикнула Надя, ухватив за надорванный рукав рубашки.
Муж, посмотрев пьяными глазами на незамеченный в пылу драки разошедшийся шов, и тоном, не терпящим возражений, изрек:
– Ну, и черт с ним! Зашьешь!
– Вот сам бери и зашивай!
– Сам! А ты у меня на что! Ты … – дальше с губ Игоря полилась матерная брань.
Никто на свете, кроме соседей, живущих за стенкой, не мог себе представить, что такой интеллигентный человек, как Завьялов, может во время ссор материть свою жену. Это происходило как-то само собой и видимо являлось защитной реакцией на нападки супруги.
– Ах, ты опять материшься, гаденыш! – взвилась Надежда, которую ругань мужа окончательно вывела из себя. – Пошел вон отсюда, бумагомаратель! – закричала она в исступлении, хотя квартира принадлежала Игорю.
– Я уйду, дрянь порожняя, только деньги сейчас возьму!
– Тебе еще денег надо, чтобы их прогулять?!
Надежда принялась энергично выпихивать мужа за дверь.
– Я сам уйду, долбанная потаскуха! И никогда, никогда не вернусь! – крикнул Игорь уже за порогом, стоя перед захлопнутой дверью.
Матеря про себя жену последними словами, Завьялов сел в маршрутное такси. Он направлялся домой к своим родителям, это было единственное место, в которое Игорь додумался податься в подобной ситуации. Раньше во время домашних скандалов Завьялов обычно останавливался на пороге и мирился с супругой, но сегодня во хмелю он явно перестарался. В родительском доме Завьялов, ни с кем ничего не обсуждая, завалился на диван.
«А ведь могло же в моей жизни все сложиться по-другому, и я никогда бы не встретился с этой сучкой», – думал он засыпая.