Город любви 05

Козленко скрылся, скрип кровати и стоны в комнате отдыха прекратились.

– Ефрейтор, ты тоже вали отсюда! – крикнул Кирилов, войдя во вторую комнату.

Через пять минут на КПП остался только наряд. Девчата покатили велосипеды к ближайшему леску, рядом с ними шли разухабистые сержанты, за ними, одеваясь на ходу, бежал ефрейтор.

– Сколько же лет этой Любке? – спросил Игорь у сержанта. – Она хоть совершеннолетняя?

– Не бойся, лет ей побольше, чем тебе. Я в паспорт, конечно, не заглядывал, но Олька говорила, что ей двадцать. Она просто выглядит так: ручки как спички, ножки как палки и жопа с кулачек, дефективная, наверно.

Кирилову вспомнилась дородная доярка с обвисшими, как вымя, сиськами и огромным задом. Ему захотелось в ее жаркую постель возле печки. На минуту он замечтался и не заметил дежурного по части.

– Сержант, почему в комнате для гостей бардак, стулья раскиданы, – заговорил скрипучим голосом, выросший будто из-под земли капитан Мыльников. – Рядовой Завьялов, быстро наводить порядок.

Рассвет только готовился вынырнуть с востока, сквозь бегущие облака просвечивались яркие звезды. Игорь сметал метлой листья с дорожки, ведущей к КПП. Издалека на опушке леса возле шоссе он увидел тени, это два сержанта и ефрейтор прощались со вчерашними девчатами. Завьялову стало противно от воспоминания, что вчера он участвовал в какой-то собачьей свадьбе. С нескрываемым отвращением солдат посмотрел на возвращающихся замерзших, измазанных грязью сослуживцев, со святящимися от самодовольства лицами и отвернулся.

– Завьялов, говорят, тебе Любка вчера понравилась! – заржал как жеребец проходивший мимо Козленко. – Придется тебе на ней жениться!

От этого напоминания Игорю сделалось еще противней. Он был еще молод и не знал, что обычно подобные женщины вьются возле мест, где находятся множество изголодавшихся по женскому телу мужчин, и тут никто не виноват, каждый получил, чего желал.

За окном кружились редкие пушистые снежинки. Вторая рота в полном составе находилась в учебном классе. Политзанятия проводил замполит части подполковник Гнедко.

– Цель агентов мирового империализма посеять в умах наших граждан недоверие и нелюбовь к собственной стране. Вот, например, открываем журнал «Огонек» под редакцией пресловутого Коротича. Читаем, плохие большевистские комиссары расстреливали белых офицеров и спускали их тела под лед. Переворачиваем страницу, другая статья: плохие сотрудники НКВД сажали в тюрьмы и расстреливали хороших комиссаров, которые двадцать лет назад убивали хороших белых офицеров. Что у нас получается, получается парадокс. Если мы будем всей страной заниматься подобным историческим самоедством, то нам останется только взять всем дружно и повеситься. Берем другой журнал, статья «БАМ – дорога в никуда». Как это так в никуда, если вдоль Байкало-Амурской магистрали находятся сотни месторождений полезных ископаемых.

Подполковник попал в армию лейтенантом сроком на один год после окончания географического факультета университета, да так там и остался. Но ему всегда хотелось на политинформации провести урок географии.

– Сейчас телевидение, газеты и журналы трубят на все лады, что нам не нужны атомные и гидроэлектростанции, хотя во всем мире известно, что это самые дешевые источники электроэнергии, что вся наша промышленность и сельское хозяйство не выгодно и убыточно. Конечно, у нас в стране есть недостатки и их необходимо искоренять, но не ругать же все подряд так огульно.

Игорь смотрел в окно на падающие снежинки и был очень далек от речи подполковника. Он вспоминал, что дома в середине ноября еще тепло, а не стоит трескучий десятиградусный мороз, вспоминал, что Оля и Люба больше не приходили во время его дежурств на КПП.

– Рядовой Завьялов, встать, – раздалась над его ухом команда Гнедко. – Хватит считать ворон на плацу, лучше покажите на карте, где находятся горячие точки?

Игоря нисколько не смутил подобный вопрос, и он, взяв указку, скороговоркой ответил:

– Нагорный Карабах, прибалтийские республики, среднеазиатские республики.

– А теперь ответьте, рядовой, на такой вопрос, откуда взялись эти горячие точки?

Этот вопрос уже поставил солдата в тупик, и он только заморгал длинными ресницами.

– Ну же, Завьялов, объясните, жили себе люди, не тужили, вместе хлеб сеяли, дома строили, детей растили, а теперь режут друг друга, стреляют, выселяют из собственных домов. Не знаете? Тогда я объясню, – пухлое, обычно вялое лицо Гнедко загорелось каким-то внутренним огнем, а руки сами собой принялись жестикулировать. – Просто в стране перестали действовать наши советские законы. Так называемая демократизация обернулась вседозволенностью. В республиках появились всевозможные национальные фронты, призывающие к неповиновению и выходу из Союза Советских Социалистических Республик. Значит так, называемые горячие точки есть не что иное, как очаги беззакония, анархии и мятежа. – Вам ясно, рядовой Завьялов? Повторите мои последние слова.

– Горячие точки есть очаги беззакония, анархии и мятежа.

– Правильно, Завьялов, садитесь. А о том, что нужно делать, чтобы горячие точки исчезли и больше не возникали, я вам расскажу на следующем политзанятии.

Учебные полгода уже закончились, и солдаты ждали, что их вот-вот разошлют по ракетным полкам, но неожиданно пришел приказ министра обороны оставить всех солдат в части еще на полгода для подготовки из них сержантского состава. В роты между тем начало прибывать молодое пополнение. В холле и коридоре появились двухъярусные кровати. В декабре месяце личный состав в/ч 223 достиг тысячи человек.

До Нового 1991 года оставалось всего несколько дней. Плац как всегда на утреннем разводе был заполнен шеренгами солдат. Стоявший на левом фланге своего взвода Завьялов, выполняя команду смирно, наблюдал за тем, как начальник штаба, смешно подпрыгивая на коротких ножках, несся с докладом к полковнику Ховчину. В жизни Игоря произошли перемены: на его черных погонах желтело по одинокой лычке. Впрочем, звание ефрейтора получили почти все солдаты его призыва. Большие перемены были в другом: Завьялова избрали комсоргом роты вместо убывшего в запас сержанта Кирилова. Игоря освободили от нарядов, и у него появилось больше свободного времени, которое он проводил в армейском клубе, где собирался элитный кружок солдат и сержантов. Они ели жареную картошку с тушенкой, пили крепкий чай, а иногда и добытый в ближайшей деревне самогон. В подсобках клуба нашлись две потрепанные электрогитары, синтезатор и усилители. Солдаты уговорили замполита организовать собственную вокальную группу «Серые шинели». Завьялова взяли в группу по двум причинам: у него был хороший голос и к тому же он переделал тексты в некоторых известных песнях, и теперь они очень подходили к солдатской тематике. Музыкант же из него был никудышный, из гитары он мог вымучить одни блатные аккорды, но, слава Богу, в части сыскались настоящие профессионалы, окончившие музыкальное училище. Теперь Игорь проводил длинные зимние вечера на репетициях, готовясь к новогоднему концерту.

Над частью звучал бас полковника, но смысл его изречений не доходил до Игоря. В мозгу ефрейтора звучали куплеты песни об офицерских женах. Потом он обратил внимание, что трое стоявших посреди плаца старших офицеров похожи на трех толстяков. Ховчин походил на огромного вставшего на дыбы бурого медведя, Гнедко – на кабана, а маленький, но пухленький начальник штаба Грибовский – на подсвинка.

– В походную колонну! Повзводно! Первый взвод, прямо, остальные – налево! Шагом арш! – разнеслась над частью команда, вспугнув на деревьях ворон.

Под хриплые звуки духового оркестра колонны солдат пошли маршем перед трибуной, на которой стояли три толстяка.

– Вы слышали последний анекдот про Сталина, Виктор Петрович, – обратился Гнедко к командиру части.

– Нет.

– Оживили Сталина. Собрались вокруг него члены политбюро и говорят: «У нас между Азербайджаном и Арменией война за Нагорный Карабах. Что делать, Иосиф Виссарионович?» Сталин закурил трубку, подумал и говорит: «Надо объединить эти республики в одну». С ним не соглашаются: «Товарищ Сталин, между ними опять возникнет спор, где быть столице в Баку или в Ереване». Сталин затянулся и утверждающе произносит: «В солнечном Магадане у них столица будет».

Ховчин лишь утвердительно хмыкнул, а Грибовский притворно захихикал, так как уже слышал этот анекдот.

– Сегодня мороз не такой сильный как вчера, – сказал полковник начальнику штаба. – Первую и вторую роту отправить на стрельбище и патронов не жалеть.

Солдаты подходили на рубеж пятерками, отстреливали по мишеням десять патронов и уступали свое место другим. Завьялов отстрелялся неплохо и, получив еще патронов, готовился ко второму заходу. Невдалеке он увидел, как пожилой, сухой, как вяленая вобла, прапорщик Дроздовский распекает Джавхаева, недавно назначенного гранатометчиком.

– Тебе приходилось, ефрейтор, в детстве из рогатки пулять?

– Да.

– Ты же повыше цели брал, когда стрелял! Так и здесь нужно чуть повыше прицел брать! А ты словно из автомата стреляешь и под низ мишени метишься, вот от этого и недолет выходит, граната же не пуля, она тяжелая. А гранатомет, ефрейтор, это грозное оружие пехоты, во время штурма Берлина танковый полк за два дня сгорал от немецких фаустпатронов. А ты мне, Джавхаев, из гранатомета пукалку бесполезную делаешь.

Аслан скрипел зубами, но молчал.

– Чтоб со второго выстрела макет танка был поражен, иначе ты у меня из караулов не вылезешь.

Закинув за спину гранатомет с учебной болванкой и шепотом послав прапорщика на три буквы, Джавхаев направился к огневому рубежу.

В армейском клубе перед Новым годом творилось небывалое. Командование части для сплочения офицеров в приказном порядке постановило совместно встретить Новый год. Откидные кресла были убраны, из столовой принесли столы и составили в один ряд как на деревенской свадьбе, для детишек постарше поставили отдельные столики. Офицерские жены, суетясь, сервировали стол принесенными из дома салатами, маринадами и приправами. Каждой хозяйке хотелось в этот день блеснуть своими кулинарными способностями.

Возле сцены стояла высокая пушистая ель. Наряжать ее было поручено Завьялову. Гирлянды он уже развесил и теперь водружал на ветки стеклянные шары и сосульки. Помогать ему вызвалась библиотекарша Лера.

Игорю раньше приходилось сталкиваться с Лерой в библиотеке, куда он в последнее время частенько заглядывал. Валерии шел всего лишь двадцать третий год, и Игорь покрывался румянцем, когда протягивал ей выбранные им книги.

– Сергеев-Ценский «Севастопольская страда», – говорила она тогда Завьялову, записывая выбранные им книги. – И вы можете такое читать? Это же скучно.

Валерия всегда обращалась к солдатам на «вы» и это было так приятно, что Игорь, еще больше покрывшись румянцем, пробурчал:

– Мне нравятся исторические романы.

– Я вам лучше дам почитать Булгакова. Недавно получили его книгу, и я сама только прочла и больше никому не давала.

По вечерам при слабом свете дежурного освещения ефрейтор два раза подряд запоем перечитал «Мастер и Маргарита», и Маргарита Николаевна в его воображении почему-то обрела образ Валерии Николаевны, впрочем, в романе отсутствовало точное описание героини, кроме красоты и косящего глаза.

– Эти шары со звездами повесим ближе к макушке, – отвлек Завьялова от воспоминаний бархатный голос Валерии.

Очнувшись, ефрейтор внимательно посмотрел со стремянки на стоявшую внизу молодую женщину. Из сведений, почерпнутых в солдатском телеграфе, он знал, что она замужем за старшим лейтенантом Калюжным, переведенным куда-то недалеко в другую воинскую часть. Но с жильем, а тем более с работой для жены на новом месте службы было вообще никак, поэтому Валерия с сыном остались пока здесь, а старший лейтенант раз в две недели приезжал на выходные.