Экипаж. Предельный угол атаки

Временами реакция так называемого флай-менеджера не могла не раздражать его.

– Тысяча четыреста двадцать, – отчитался Марк. – А что?

– Вес?

– Сорок девять тонн. – Менеджер для проформы помялся. – С половиной…

– С половиной? – ядовито процедил Карпатов. – А это? – Он ткнул карандашом в датчик топлива. – Еще девяносто? Твоя работа?

– Ну, моя. – Марк пожал плечами. – Так это самое, Владимир Иванович…

– Ты куда столько набухал? Это же не водка!

Марик покаянно съежился и забормотал виноватым голосом:

– Так здесь дешевле, Владимир Иванович, горючка почти даром. Нам этого добра на четыре полета хватит, сами же потом спасибо скажете.

– Толкать ты будешь? – Карпатов невольно улыбнулся, вспомнив бородатый анекдот: «А теперь, товарищи пассажиры, пристегните ремни. Посмотрим, взлетит ли эта хреновина».

Марик приободрился.

– Толкать не надо, Владимир Иванович. Зачем толкать? Вы же летчик первого класса, гордость и краса воздушного флота, вы сумеете.

– Дальнобойщик я, – буркнул Карпатов, отворачиваясь от хитрой физиономии. – Вожу по ухабам что попало. Ладно, попробуем. Что везем на этот раз?

– Все по закону. – Менеджер отчего-то смутился.

– Твою мать!.. – ругнулся Карпатов. – Я что-то непонятное спросил?

– Патроны. – Марк вздохнул и смог непостижимым образом не покраснеть.

Он деловито раскрыл папочку, которую держал под мышкой, сунул для изучения командиру экипажа.

– Все легально, Владимир Иванович. Груз разрешенный, сами смотрите. По всем правилам воздушных перевозок патроны считаются амуницией. Гуманитарный груз, так сказать. Не режьте без ножа, Владимир Иванович, я знаю, что говорю. Достоверный факт, невзирая на полную, надо признаться, дичь.

– Владимир Иванович! – В кабину всунулся запыхавшийся Вакуленко. – Вы посмотрите, шо делают! Ну куды воны пихают?! Воны мени вси люки обломают, косоручки!.. Марик! – вспомнил он. – Там бутузятся чего-то, вроде ящиков не хватает.

– Как не хватает?! – ахнул Марк, выскакивая из кабины.

Вакуленко опустился на сиденье радиста, вытер рукавом взопревший лоб. Он усердно делал вид, что никуда не отлучался.

– Вот с самого ранья такая катавасия. Все через гузно. А куда летим, командир?

– В Кабул, – проворчал Карпатов, складывая полетную карту и выбираясь из кабины на трап.

Жарища царила неимоверная. Воздух раскалился. Он глянул на часы – десять двадцать утра. Замечательно живем, до отправления несколько минут, а из пяти членов команды присутствуют двое. Включая командира. Опять придется молнии метать.

Тут объявилась еще парочка. Подкатил грузовичок с будкой. Из него выскочили Витька с Глотовым, стали что-то на пальцах объяснять водителю, а они в этой стране демонстративно непонятливые, побежали к кузову. Глотов возился с креплением, Витька рванул обратно и стал сигналить водителю, чтобы встал поближе к трапу.

Затоварились ребята. Где же Серегу носит?

Полетный менеджер энергично ругался с грузчиками. Старший команды, кривоногий араб, совал Марку мятые бумаги, что-то лопотал. В грузе действительно чего-то недоставало. Двое туземцев нехотя потащились к фургонам. Карпатов посмотрел на часы: десять двадцать пять.

Арабы притащили недостающий ящик с таким видом, словно свой отдали, загрузили его в самолет. Довольный Марк поднялся по трапу. Он достал из сумки компактную видеокамеру, пощелкал кнопочками, стал водить объективом по далекому зданию аэропорта, по взлетной полосе, по грузчикам, толкущимся у машины. Закончив работу с антуражем, менеджер повернул объектив, вдумчиво снял богатырский торс капитана, приблизил, запечатлел его меняющуюся физиономию.

– Зашибись! – заключил Марик и немного насторожился – Карпатов с изменившимся лицом медленно спускался к нему. – Вчера купил, Владимир Иванович, – смущенно объяснил менеджер. – У них тут дешево. Сто двадцать долларов – разве это деньги?

– Покажи, – попросил Карпатов.

Марк поколебался, отдал камеру. Карпатов задумчиво повертел эту штуковину в руках, прикинул на вес… и вдруг с размаху шмякнул о бетонку! Марик подавился, ошарашенно уставился вниз. Застыли Витька с Глотовым. Дружно повернулись арабы, толпящиеся у грузовика.

С интересом уставился на разбитую камеру мужчина европейской внешности в черных очках и с выправкой выпускника Вест-Пойнта. Он стоял в стороне и тихо беседовал с сотрудником службы безопасности аэропорта.

– Вы что, Владимир Иванович? – зашлепал губами Марик. – Ведь это же!.. Да как же так?

– Ты что творишь, падла? – процедил Карпатов, наезжая на Марика.

Тот невольно отступил.

– Я же только снять хотел, Владимир Иванович, – бормотал посиневшими губами Марк. – На вечную память, так сказать.

– Угробить нас хочешь? Пшел вон отсюда! Снять он нас хотел на вечную память… На могилу нас снимаешь?

Злость у командира экипажа прошла, озноб остался. Страшная примета для летчика – фотографироваться перед полетом. Ни один пилот на такое не пойдет. Бесполезно объяснять, что это суеверие, предрассудок, полная глупость.

В каждой профессии свои законы. Космонавт – не космонавт, если перед запуском ракеты не напишет на ней «Таня». Музыкант провалит выступление, если в день концерта встанет не с правой ноги и уберет за собой кровать. Моряку возбраняется совать пальцем в небо, если он не хочет навлечь гнев богов и страшный шторм, а еще на корабль, выходящий из гавани, если не торопится обречь его на верную гибель. Врачи не любят меняться дежурствами – покоя не будет в этот день. Саперы не прощаются, уезжая на вызов, не произносят слово «последний» в любом контексте. Пожарные не чистят сапоги во время дежурства, а когда выходят из отпуска, дают полить себя водой, если не желают скорого вызова. Актер, обронивший пьесу или роль, должен непременно на нее сесть и с нею же подняться.

Карпатов поднялся к люку, стараясь не смотреть назад, глянул на часы. Десять тридцать. Где же носит беспутного Серегу?

И тут на краю поля заверещали вразнобой полицейские сирены. Час от часу не легче!..

Он с разгона врезался в воду. Капельки брызг, бисер пузырьков и синяя, глухая, прозрачная до изумления тишина. Видно вплоть до дна, а на самой глубине – красотища неописуемая. Кораллы прилепились к камням, шныряли полосатые неоновые рыбки. Ленивая медуза распростерла щупальца, дремала на окатыше. Над ней завис точеный, словно вышедший из-под фрезы конек-горбунок.

Впрочем, красоты морского дна Серегу не волновали. Наверху, там, где море переходило в небо, висели и плавно покачивались ножки. Их было много, всевозможных калибров, степеней утолщенности, загорелости и даже волосатости. Он медленно плыл, лавировал между прелестями, выбирал деловито, рассматривал их пристально и придирчиво. Кислорода в легких пока хватало. Несколько конечностей Серега решительно отверг. Две из них и вовсе оказались мужскими! Он остановился на обособленных от прочих и оценил – вроде бы ничего, подплыл поближе, сделал круг – правда, вполне себе ничего.

Он ринулся к цели, растопырил руки, но то ли промазал, то ли ножки увернулись. Ухватить вожделенный объект ему удалось лишь за руку. Серега отмочил такой номер и ахнул. На изящном запястье были водонепроницаемые часики, показывающие десять часов пятнадцать минут. Дьявол! Куда умчалось время? Он больше часа болтался по пляжу Мамзар Бич! Парень всплыл, хватая воздух, кашляя.

Из-под резиновой шапочки на него смотрели испуганные голубые глаза вполнеба.

– Ой, вы кто? – спросила девушка на языке родных осин и ухабов.

Серега мучительно застонал.

– Нептун, – ответил сексуальный гигант, прекратив кашлять.

Сумел же ахнуть в воде!

«Эх, Серега, – подумал он. – Тридцать пять тебе, а ведешь себя как подросток, плюющийся гормонами. Когда же ты остепенишься?»