Многоликая политика. Сборник статей

Экстраполируя теорию Дэвида Истона на анализ деятельности республиканских институтов Древнего Рима, можно предположить, что неспособность политической системы удовлетворить актуальные запросы и привела к разочарованию общества в республиканских методах решения проблем и поиску альтернативного политического порядка. Ярким примером подобной дисфункции является неспособность Римского государства разрешить земельный кризис в рамках традиционного республиканского процесса.

Большинство римского гражданства составлял плебс – plebs. В результате римских завоеваний в Италии и за пределами Апеннинского полуострова, активной колонизационной политики Римской республики это сословие оказалось рассеянным и значительно ослабленным. Сельский плебс – plebs rustica – являл собой множество мелких и средних земельных собственников, которые всегда были на грани разорения и нищеты. Непрерывные римские завоевания сделали этот процесс вполне ощутимым. На материальное положение мелкого и среднего крестьянства отрицательно влияла значительная продолжительность военных походов. Поступление дешевого хлеба из новых провинций, приток денег, рабов и других материальных ценностей в виде военной добычи – все эти явления лишь усиливали экономическое неравенство в римском обществе. Тезис о массовой пауперизации мелких (и даже средних) римских собственников земли присутствует в исторической литературе античности. Так, Плутарх пишет, что многие из тех, кто сражался за Италию и кого считают «владыками вселенной», «ни единого куска земли не могут назвать своим» [Plut. Tib. Gr., 9].

При этом, римская экспансия обогатила правящий класс: благодаря военным походам и дешевому рабскому труду, он достиг невиданного богатства. Однако, колонизация новых земель разорила мелких землевладельцев, которые были основой республики. Это вызвало резкую имущественную дифференциацию римского гражданства, небывалый рост численности деклассированных элементов, пауперов, маргиналов и т. п., активизировало эгалитарные устремления (требования перераспределения земли, кассации долгов), провоцировало рост социального напряжения, в конце концов делало невозможным гражданское единство, ослабляло общинную солидарность и коллективизм. Настроение того времени в работах современных историков выражались следующим образом: «С какими бы трофеями не возвращались простые солдаты, они по сути сражались за собственное вытеснение» [9, с. 267]

Таким образом, к концу II в. до н.э. в римском обществе сложился запрос на справедливость, охватывающий широкие слои римского общества. Примечательно, что поиск решения аграрного кризиса в умах элиты и простых граждан был на путях постепенно отказа от традиционных республиканских практик и процедур.

Удовлетворить запрос на справедливость, остановив вытеснение бедных крестьян с земли и решить проблему пауперизации крестьян выпало за долю Тиберия Гракха. Он напрямую предложил народному собранию законопроект о восстановлении в правах мелких землевладельцев. С этой целью следовало перераспределить участки римской «общественной земли» в пользу бедняков. Аграрный законопроект затрагивал интересы крупных посессоров государственной земли, а потому встретили ожесточенное сопротивление со стороны правящего класса. Марк Октавий, один из народных трибунов, наложил вето на проект Тиберия Гракха. Попытки Тиберия уговорить Октавия, не дали результатов. Атмосфера накалялась все больше и больше. Тиберий, боясь покушения на свою жизнь, стал носить с собой оружие. Когда трибутные комиции были созваны вторично и Октавий снова заявил свой протест, дело чуть было не дошло до открытого столкновения. После чего логика событий вынудила Тиберия Гракха отказаться от легальных методов борьбы и встать на революционный путь проведения своих преобразований, минуя республиканские процедуры. Обратившись к народному собранию, он предложил сместить Марка Октавия в должности народного трибуна, поставив вопрос: «Должен ли трибун, действующий не в интересах народа, продолжать оставаться в своей должности»? [App., I, 12].

В данный условиях, Тиберий Гракх пошел на слом республиканских институтов, в рамка которых более не представлялось возможным решить проблему маргинализации плебса. Этот шаг вызвал цепную реакцию и, подтолкнул его политических оппонентов также пренебречь республиканскими традициями, физически устранив неугодного политического противника. Римское общество постигло состояние аномии (среди плебса) и политического абсентеизма (среди сенатской аристократии). Аномия – это состояние, описанное Эмилем Дюркгеймом, при котором уменьшается объём отношений и взаимодействий между различными группами, что ведёт к нарушению взаимопонимания, то есть распаду норм, ценностей, устоявшихся практик. В отдельных случаях состояние аномии может привести к дестабилизации общества и желании изменить политическую систему [11, с. 96—99].

Подобные действия являли собой грубое нарушение республиканских процедур, поскольку в римских обычаях процедуры отзыва магистрата в обычных условиях не существовало. Тем самым, Гракх в своей деятельности вышел за рамки традиционного республиканского процесса, поставив принцип «народного суверенитета» выше легального политического процесса, создав при этом негативный политический прецедент. Последующая реакция его оппонентов носила зеркальный характер. На одно из собраний аристократы явились в большом количестве со своими клиентами, в результате чего Тиберий и 300 его сторонников были убиты. Ночью тела их были выброшены в Тибр.

Подобное поведение сенаторов не должно вызывать удивления, учитывая тот факт, что к концу II до н.э. деструктивные процессы коснулись и этого, важнейшего, института поддержания республиканского порядка. Во II – I вв. современников особенно поражали и раздражали стремление некоторых сенаторов к роскоши, расточительству и разврату, их желание быстрого обогащения, взяточничество и казнокрадство. Луцилий ставил знак равенства между тем, «кто к власти и к корысти ломится» [пер. Е. Рабинович – Lucil. Sat., XXVII, 29]. Больше других бед коррупция поразила сенат. Дважды во время Югуртинской войны заключался, по определению Саллюстия, «позорный мир», купленный взятками [Sail. Iug., 29, (1); 38, (1)]. Необыкновенно метко охарактеризовал ситуацию в римском сенате и обществе сам Югуртой. Удаляясь из Рима, после того как при помощи лжесвидетельства и подкупа ему удалось оправдаться перед римлянами, он произнес: «Продажный город, обреченный на скорую гибель, если только найдет себе покупателя!» [Sail. Iug., 35 (10)]

Следовательно, кризис Римской республики конца II в. до н.э. являет собой нечто большее, чем борьба аристократии и плебса за земельные наделы. Земельный кризис послужил катализатором деструктивных процессов, обнажив начавшуюся эрозию республиканских институтов. Соответственно, можно определить магистральный путь эрозии республиканских институтов и выявить факторы, которые положили начало перехода от республики к принципату.

К концу II до н.э. перед Римской республикой встала структурная проблема – «скупка государства» аристократией. Римская экспансия и приносимое ею богатство перестало служить обществу в целом – богатство и могущество Рима более не отражалось на благосостоянии его рядовых граждан. Государственные институты превратились в своего рода «обслугу» правящего класса, который более не отождествлял свои интересы с интересами гражданской общины (civitas). Согласно Дж. Локку, государство, как продукт общественного договора, обеспечивает достижение общего блага с помощью политической власти и гарантирует юридическое равенство индивидуальных свобод [10, с. 227]. Тем самым, используя концепцию Дж. Локка и приведённые выше факты, можно утверждать, что «общественный договор» между аристократией и римскими гражданами, лежавший в основе Римской республики, к концу II в. до н.э. был денансирован со стороны консервативной сенатской аристократии, которая не желала перемен. В данных условиях снизу римского общества был выдвинут запрос на справедливость, который попытались артикулировать Гай и Тиберий Гракхи.

Вследствие коррупции и нежелании консервативной части Сената к каким-либо социальным переменам в сторону большей инклюзивности римского общества институты Римской Республики подверглись процессам разложения. Римская аристократию настиг тот феномен, который спустя две тысячи лет назовут «железным законом олигархии». Согласно данной концепции, сформулированной Р. Михельсом, разделение общества на руководящее меньшинство и управляемое большинство неизбежно влечет за собой олигархизацию управления обществом и «захват» демократических институтов представителями одних и тех же олигархических «кланов» [11, с. 97]. В подтверждение данному тезису, показательна история Гая Мария – когда он достиг должности претора, и в 108 г. до н.э. решил вернуться в Рим, чтобы баллотироваться на пост консула, римская аристократия устами Квинта Цецилия Метелла указала ему, что для человека с такой родословной уровень претора – предел мечтаний и Марию стоит беречься «стремлений, не соответствующих его положению» [9, с. 325]. Салюстий более резко сформулировал ту же мысль в «Заговоре Катилины»: «Большая часть знати горела ненавистью, и считалось как бы осквернением консульской должности, если бы ее достиг новый человек, каким бы выдающимся он ни был». Тем самым аристократы, представляющие, республиканские институты не могли адекватно ответить на актуальный общественный запрос, что, по Д. Истону, вело к дисфункции политической системы и её дальнейшему разложению.

Эрозия республиканских институтов, тем самым, постигла не только народное собрание, но и сенат, вследствие развития политического абсентеизма среди его членов. Раздробленность сената на политические фракции, засилье и произвол нобилитета, когда решение важных вопросов было предрешено, а дебаты выливались в побоища, – неизбежно должны были вызвать абсентеизм части сенаторов. У Саллюстия мы читаем, что некоторым сенаторам «заботы о делах государственных… совсем не кажутся желанными, так как, с одной стороны, не доблести воздается почет, с другой стороны, те, кому он достался путем обмана, не обретают ни безопасности, ни большого почета» [Sail. lug., 3 (1)].

Тем не менее, после провала гракхианских реформ, вследствие невозможности их проведения в рамках разрушающийся политической системы, запрос масс на реформы остался. Логика событий подсказывает, что в таких случаях, когда традиционные институты не состоянии эффективно решать проблемы общества, на сцену выходят харизматичные лидеры-популисты, обещающие массам разрешить всех их проблемы в обмен на чрезвычайные полномочия. Во II – I в до н.э. такими лидерами стали амбициозные полководцы.

Смена типа лидерства и инкорпорация чрезвычайных органов в структуру Римской Республики. К началу I века до н.э. деструктивные процессы в Римской республике продолжают набирать обороты. В результате гражданских конфликтов, войн и переворотов к 82 г. до н.э. в Римской республике оформилась диктатура Луция Корнелия Суллы. Несмотря на декларативную преданность республиканским традициям диктатура Суллы являла собой совершенно новый для Рима политический феномен. Тем не менее, тенденция к персонификации власти в римском обществе оформилась задолго до 82 г. до н. э. В условиях разрушения политической системы римское большинство постепенно начало связывать свои социально-политические ожидания с конкретными политически активными личностями, активизируя развитие монархических (или скорее патерналистских) тенденций.

Основание для прихода к власти автократа заложили описанные выше события конца II в. до н.э. – Тиберий Гракх, поступившись республиканскими процедурами и, опиравшись в осуществлении своих властных полномочий на личном амплуа «защитника народа», явил собой пример нового для Рима политика, который выстраивал легитимацию своей власти по харизматическому типу. По М. Веберу, сущностная характеристика легитимности состоит в том, каково представление граждан о государственной власти. На рубеже II – I в до н.э. рационально-легальный тип господства, имеющий под собой нормативную основу и опирающаяся на демократические процедуры, сменился харизматическим типом господства, связанным с личными качествами политического лидера. [12, С. 139—147]. В политической науке принято связывать утверждение харизматического типа господства с развитием авторитарных тенденций в обществе [13 с. 75]. Тем самым, автор утверждает, что утверждение диктатуры Суллы, в первую очередь, связано с изменением в массовом сознании, а не с его личными качествами. В подтверждение данной гипотезы можно привести тот факт, что в начале I в. до н.э. за власть в Римской республике боролись множество политиков со схожими автократическими наклонностями: Гай Марий, Публий Сульпиций, Гай Марий Младший и т. д.

Диктатура Луция Корнелия Суллы, в первую очередь, характеризуется попыткой насильственными методами «законсервировать» власть сенаторской аристократии. Республиканская традиция была растоптан окончательно политикой проскрипций, террором против политических оппонентов, отменой права трибунской интерцессии, нивелированием роли сената и народного собрания путем кооптации в эти институты лично преданных Сулле политиков. Необходимо отметить, что с момента убийства Тиберия Гракха, которое стало первым проявлением эрозии республиканских институтов, до полного разрушения института народных трибунов прошло чуть больше полувека.

Необходимо отметить, что в осуществлении властных полномочий Сулла больше опирался на личную преданность зависимых от него солдат, чем на республиканскую традицию. Для укрепления своего положения он пошел на частичное решение аграрного вопроса. Так, ветераны Суллы, которые, получив от его имени земельные наделы, оказались связаны с ним клиентскими отношениями и готовы были в любой момент поддержать своего патрона. [Арр. В. С, Книга I (104)]. Аппиан подчеркивал не только исключительную преданность ветеранов Суллы, но и их заинтересованность в утверждении и укреплении его распоряжений [Арр. В. С, Книга I (96)].

Следовательно, сулланская диктатура имела лишь внешнее и весьма отдаленное сходство с ранней Республикой: ее сущность и конституционное положение диктатора были совершенно иными. Ослабив правовые механизмы действия республиканских органов власти, Сулла подчинил единой собственной воле и сенат, и народное собрание, и магистратуру. Монархическое положение Суллы отмечали Н. А. Машкин [14, с. 253—254] и С. Л. Утченко [15, с. 82].

Однако н пути перехода от республики к империи стояла демократическая традиция, привитая римскому плебсу. Средством постепенного приучения римлян к идее единой сильной власти стали чрезвычайные органы власти. Важнейшую роль в этом сыграл II триумвират, введенный в римскую республиканскую политическую систему как орган чрезвычайной власти. Если поддержка «снизу» харизматичных политиков (Тиберий Гракх, Гай Марий или Луций Корнелий Сулла) была реакцией демоса на кризис республиканских институтов, то реакцией аристократии стало создание надгосударственных органов управления – «первый триумвират» (политический союз в древнем Риме в составе Гая Юлия Цезаря, Гнея Помпея Великого и Марка Лициния Красса), Дуумвират (союз Цезаря и Помпея), «второй триумвират» (политическое объединение Гая Юлия Цезаря Октавиана, Марка Антония и Марка Эмилия Лепида). Тем самым отказ сенатской аристократии, которая, по крайней мере формально, объявляла себя хранительницей республиканских традиций со времён изгнания царей от следования этим традициям привели к окончательной потере политической системы Римской республики своего статуса. Отныне власть окончательно перешла от институтов к лидерам, что довершило эрозию республиканских институтов. Неслучайно Катон Младший утверждал, что не раздоры между Цезарем и Помпеем принесли республике первейшее и величайшее несчастье, а их дружба. [Plut., Pomp. Mag. 47]. В дальнейшей политической борьбе между амбициозными полководцами роль республиканских институтов и вовсе сводилось к легитимизации post factum власти победителя. В результате этой борьбы к власти сначала пришел Юлий Цезарь, а потом его приемный сын Октавиан Август, установивший новый образ правления – принципат.

Выводы. Анализ развития политических форм и характера власти в период поздней Римской республики показывает иерархию факторов эрозии республиканских институтов. С территориальной экспансией Римской республики появились новые запросы, которые не могли быть разрешены традиционными республиканскими институтами, так как архитектура политической системы Римской республики не была предназначена для решения возникших проблем, в первую очередь, агарного вопроса. Перед римской государственной властью возникла проблема создания наиболее адекватной объективному развитию организации политического процесса. Однако элита Римской республики, во-первых, не желала радикальных перемен, которые были необходимы для удовлетворения запроса маргинализирующегося плебса, во-вторых, сама оказалась подвержена деструктивным процессам: коррупции, политическому абсентеизму, ортодоксальному консерватизму, социальному расизму. Тем самым, общественный договор, скрепляющий единство патрицианский семей и плебейских масс, оказался под угрозой.

В условия невозможности разрешить назревшие проблемы в рамках традиционного для Римской республики политического процесса, та и другая сторона возложили свои надежды на харизматичных лидеров (Гая и Тиберия Гракхов, Луция Корнелия Суллы, Гая Юлия Цезаря и т.д.), презрев республиканские институты. Так как республиканские институты и устоявшиеся нормы перестали быть главенствующими паттернами политического поведения, республику сотряс всплеск политического насилия и радикализации политической борьбы. Что, в свою очередь, явило собой ряд важнейших политческих прецедентов. Первый – государственно-правовой прецедент сочетания авторитарной власти при сохранении республиканской системы. Второй – политический прецедент борьбы с личными оппонентами. Третий поведенческий – убийство и террор в отношении политических оппонентов перестал быть социальном табу. Тем самым политическое насилие начало развиваться по спирали, что стирало старые рамки дозволенного и уничтожало республиканские институты. Параллельно процессу эрозии республиканских институтов развивался процесс становления новых, по существу, имперских структур и отношений. Таким образом, были созданы объективные причины перехода от Римской республики к принципату.

Анализ соотношения институциональной среды и деструктивных процессов, происходивших в Римской республике на рубеже II – I в. до н. э., актуален для построения прогнозов и учета ошибок прошлого в политических практиках современных государств, в частности, США. На рубеже XX – XXI веков США стали безусловным мировым гегемоном, вкупе с развитием процессов глобализации, это, с одной стороны, обеспечило мировое лидерство США, а с другой привело к деструктивным проблемам внутри страны. Как и в случае с Римской республикой богатство и могущество государства далеко не для всех граждан отразилось на их собственном благополучии. После того как транснациональные корпорации вывели производства в страны с более низкой стоимостью труда на территории Среднего Запада восточного побережья США тяжелая промышленность пришла в упадок, в результате чего сформировался т.н. «Ржавый пояс», жители которого были «отчуждены» от политики и игнорируемы политическим истеблишментом. В свою очередь политических класс США сам оказался подвергнут деструктивным процессам. Как и римскую аристократию, американские элиты обвиняют в коррупции, непотизме и игнорировании интересов народа. Для обозначения институтов и личностей, которые осуществляют управление государством без соотношения своих решений с согласием управляемых в американской публицистике используют термин «Deep State».

Запрос жителей ржавого пояса, игнорируемый государственными институтами, начали актуализировать харизматичные политические лидеры, подобно римским военачальникам I в. до н. э. В результате чего волна политического недовольства позволила победить на выборах президенту Дональду Трампу, который являет собой новое явление американкой политики, основывая свою легитимность исключительно на личной харизме (стоит отметить, что подобный феномен охватил обе партии США). Как и Римскую республику США охватил политических кризис, когда население и элиты оказались более не в состоянии находить приемлемое решение в рамках традиционного политического процесса.

Список литературы

1. Syme R. The Roman Revolution. Oxford, 1939.

2. North J. A. The Roman Counter – Revolution // JRS. 1989. Vol. 79.

3. Meyer Er. Romischer Staat und Staatsgedanke. Zurich; Stuttgart, 1961.

4. Пёльман Р. История античного коммунизма и социализма // Общая история европейской культуры. Т. 2. СПб., 1910.

5. Walter J. Histoire du communisme. T. 1. Les origines (judaiques, chretiennes, grecques, latines). P., 1931.

6. Истон Д. Категории системного анализа политики / Политология. Хрестоматия. Сост. Б.А.Исаев, А.С.Тургаев, А.Е.Хренов. СПб., 2006

7. Мухаев Р. Т. Политология: учеб. для студентов вузов / Р. Т. Мухаев. – 5-е изд., перераб. и доп. – М.: ЮРАЙТ, 2018

8. Бирд M. – SPQR. История Древнего Рима/ Мэри Бирд; Пер. с англ. – М.: Альпина, 2017

9. Локк Дж. Два трактата о правлении // Соч.: в 3 т. – М., 1988. – Т.3.

10. Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд/Пер, с фр. с сокр.; Под ред. В. А. Базарова. – М.: Мысль, 1994.

11. Вебер М. Харизматическое господство // Социс. 1988. №5. Пер. с нем. Р. П. Шпаковой.

12. Политология: Хрестоматия / Сост. Б. А. Исаев, А. С. Тургаев, А. Е. Хренов. – СпБ.: Питер, 2006.

13. Машкин Н. А. История древнего Рима. М., 1956

14. Утченко С. Л. Цицерон и его время. 2-е изд. М., 1986.

15. Мухаев Р. Теория государства и права. Учебник для бакалавров / М.: Юрайт 2014. Сер. 58 Бакалавр. Академический курс (3-е изд., пер. и доп). 585 с.

16. Мухаев Р. Т. Геополитика. Учебник / М.: Юнити-Дана, 2007. 626 с.

17. Мухаев Р. Т. История государства и права зарубежных стран / М.: ЮНИТИ 2005. (2-е изд., перераб. и доп.). 857 с.

18. Мухаев Р. Т. История государственного управления в России / М.; Юрайт, 2014. 770 с.

19. Мухаев Р. Т. Политология. Учебник для вузов / М.: Приор-издат, 2003. 428 с.

20. Абрамов Р. А., Мухаев Р. Т., Соколов М. С. Критерии эффективности государственного и регионального управления в контексте проектного подхода // Теоретическая и прикладная экономика. 2017. №1. С. 96—112.