Аргентина. Крабат

* * *

– «Эскадрилья прикрытия ”Эйгер”»? Во дают! Они там что, летать собрались?

– Тебе, Андреас, в школе надо было на уроках учителей слушать, а не в церковном хоре своим козлетоном народ пугать.

– Сам ты, Тони, козлетон! У меня, между прочим, настоящий тенор, я чуть-чуть, самую малость, до си-бемоль не дотягиваю. И было бы чего слушать! СС и есть СС, «охранные отряды».

– А также «эскадрилья прикрытия». Это Геринг придумал, он, как ты знаешь, летчик. Вот и назвали команду, которая раньше была «гэнгз». Но «гангстеров» в «Фолькише беобахтер» поминать как-то неприлично. Арийский читатель не поймет!.. Не в «эскадрилье» дело, Андреас. Помнишь, ты спрашивал, кого они на Эйгер пошлют? Вот и я спрошу. Мы же всех наших знаем, которые из «категории шесть»!

– Да мало ли? Выдернули из строя парочку белобрысых болванов…

– Нет, Андреас. Их принимал лично Гиммлер, значит, в успех он верит. Даже знамя какое-то вручил, чтобы на вершине установили. Муссолини-то со своими встречаться не стал.

– Да какая разница, Тони? Принял, не принял…

– Политика, Андреас! Та самая политика, которую ты так не любишь. От Италии идут две команды, в том числе Бартоло Сандри и Марио Менти. Очень сильные ребята, мы их знаем. Если бы Дуче с ними встретился, они были бы обязаны лечь костьми, но Северную стену взять. Или просто лечь костьми. А раз не встретился, то – по возможности.

– А Гиммлер «эскадрилье» знамя вручил… То есть, выходит, итальянцы Эйгер нам отдают?

– Не нам с тобой, Андреас. Мы в этом раскладе – совершенно лишние.

– Вот и пусть занимаются своей политикой. Им – политика, а нам – Стена!

3

В последний раз он смотрелся в зеркало перед тем, как попасть на кухню. Мельком, мимо проходя. Думал волосы пригладить, а потом решил – сойдет. Зеркало висело в коридоре, от вешалки справа. Еще одно, маленькое, было в комнате у Герды и, венец всему, трюмо – в большой, где балкон.

Сейчас перед ним открылось новое, прямо в четырехугольнике дверного проема. Изображение казалось ясным и четким, хотя не слишком точным. Он – без пиджака, в одной рубашке, изображение в строгом черном костюме при галстуке и шляпе. А еще у него не было портфеля – и маленькой щеточки усов под носом. А так – и не отличить.

Глаза в глаза. Один и тот же цвет роговицы, один и тот же взгляд.

Изображение улыбалось. Он попытался – не смог.

– Заходи!

Изображение перешагнуло порог, стирая нестойкое волшебство. Чуда нет, нет и зеркала, просто двое очень похожих, словно капли осеннего дождя, людей.

– Pa, zdravo, Otomar!

– Zdravo, Gandrij![49 - Здесь и ниже автор использует не язык лужицких сербов, а родственный ему сербохорватский, как более понятный читателю. Персонажи радуются встрече, после чего обсуждают, куда следует повесить шляпу.]

Обнялись. Замерли. Дыхание затаили. Наконец тот, что был в рубашке, отступив на шаг, провел сжатым кулаком по глазам.

– Ako ste doshli, to znachi kraj sveta je blizu. Коня бледного во дворе оставил?

– Tako neshto, – отозвался голос-эхо. – Ali ipak, mahnito drago da te vidim. Очень рад!

Гость снял шляпу, повертел в руках.

– Gde to hang? – усмехнулся. – Не завел себе в прихожей оленьи рога – такие, как у деда висели? Oni su tamo mzhdu nachin, i dale visi.

Тот, что в рубашке, рассмеялся в ответ:

– Sam rogovi rastu!

Шляпу взял, пристроил на вешалке:

– To je neshto shto sam sanjo Krabat! Помнишь? «Крабат!.. Иди в Шварцкольм!..»

Гость, капля дождя, взглянул удивленно:

– В самом деле? Это знаешь, не слишком лояльно по отношению к Рейху. Крабат ныне отменен, как никогда не бывший. Сорбов вместе с их мифологией, да будет тебе известно, выдумал австрийский Генеральный штаб, чтобы помешать Пруссии…[50 - Автор ни на что не намекает.]

– …Исполнить ее историческую миссию – объединить всех, в ком течет немецкая кровь. Когда мы услыхали это от одного нашего одноклассника, мы его, помнится, крепко побили…

– Ай!..

Стоящая в дверях светловолосая девочка протерла глаза, отступила на шаг.

– Д-добрый… Добрый день! Или мне лучше уйти?

Гость почесал ногтем кончик носа, взглянул снисходительно.

– Фройляйн Гертруда, насколько я понимаю? Желаете оставить своего отчима мне на съедение?

В светлых глазах вспыхнул нежданный огонь. Девочка шагнула к Мареку, взяла за руку, вцепилась в пальцы.

– Он – мой папа, ясно?

– Ну, тогда, здравствуй, племянница!

* * *

Капли дождя неотличимы на глаз, но одна все равно упадет на землю раньше. Близнецы родились с разницей всего в несколько минут. Тому, кто появился на свет первым, акушер повязал на запястье красную нитку.

Старшего назвали Отомаром в честь мудрого и справедливого короля сказочной Липарии. Роман «Всеобщий мир» голландца Людвига Куперуса очень нравился отцу. Младший стал Гандрием. Дальний родственник, бабушкин дядя Гандрий Зейлер, был автором слов сорбского национального гимна.

Имя – Судьба. Но и Судьба способна шутить. Носивший сказочное имя не любил сказок. Тезка одного из отцов сорбской нации предпочел стать немцем.

– Харальд Пейпер, прошу любить, жаловать и в дальнейшем не путать!

– Кто же таких у нас любит, брат?

– У нас – нет. Но мы же едем в Берлин!

Приехав в столицу, братья расстались на вокзале Зюдкройц и с тех пор виделись редко. Отомар-Марек устроился в театр-варьете, знаменитую «Скалу», на должность помощника машиниста сцены. Гандрий-Харальд не спешил искать работу. Бегал по демонстрациям и митингам, присматривался, внимательно слушал – и наконец записался в «Югенбунд»[51 - Нацистский молодежный союз.]. Там кормили, взамен же требовалось немногое: громко орать и, в случае приказа, пускать в ход кулаки.

– Мы оба с тобой рабочие сцены, – сказал младший старшему в одну из их редких встреч. – Но это лучше, чем твои проститутки у рампы – и мои педерасты в штабе.