Ангел Спартака

– Наместник… Он был очень зол на меня и приказал не прибивать руки гвоздями, а лишь привязать. Чтобы не так быстро, чтобы я почувствовал. Два дня… Два дня прошло, но я был еще жив.

Голос окреп, словно лишился возраста, словно оделся камнем.

– Потом… Потом собралась толпа, наместнику стали угрожать, за меня заступилась даже его жена. И… И он приказал снять меня с креста. И вот тогда… Я не захотел – не захотел снова жить, снова страдать, идти от города к городу, убеждать тех, кого убедить невозможно, обрекать на смерть немногих, поверивших мне. И я попросил Его, Того, Кому служил и служу, о смерти. Сняли… С креста сняли уже мертвеца.

– Поэтому ты все время возвращаешься в мир? – поняла я. – Нарушаешь Закон, чтобы доказать и себе, и другим…

– Хэмфри это тоже знает, – согласилась тьма. – Но… Но я все равно не сдамся, не покорюсь Ему. Будь что будет!

– Будь что будет, – не думая, повторила я и тут же очнулась, уже окончательно. – Док! Да где же мы находимся? Как мы все тут оказались? И… какой сейчас год?

* * *

– Просыпайся, госпожа Папия! Пора. Заспалась ты, не ровен час гостинщик чего подумает.

Голос Аякса – обычный, только слегка озабоченный. Верно, пора вставать, в «Красном слоне» привыкли, что служанка сиятельной Фабии Фистулы выбегает во двор с петухами.

– Сейчас. Аякс, там, в кармане пальто, пачка сигарет. Кинь одну!

– Сига… Что кинуть?!

Антифон

Про сигареты я забыла в следующий миг – как и обо всем остальном. Не навсегда – и даже не очень надолго. Но в то утро забыла. Может, и к лучшему.

* * *

– Докладываю. Что такое «синекдоха», известно. Синекдоха – кличка. Наш лагерный пес. Да! Умствовать же вредно. Греческий язык учить вредно. Доказано. Опытом. Да!

Коснулись пальцы дверной ручки. Отдернулись. Мыслишка первая: надо же! И вторая: чего делать-то? Да!

А всего-навсего в бани сходила. Именно сходила, потому как обычно я туда забегаю. Хвала Венере Очистительнице, бань в славной Капуе никак не меньше, чем таберен, – в каждом квартале по две. И на Острове Батиата имеются, и по соседству. Четверть асса всего – и гуляй между кальдарием и фригидарием. Но тут случай особый.

– Без науки, без искусств люди – ничуть не лучше диких зверей, декурион. Те тоже… Умеют сражаться.

– Ошибка! Возможности зверей ограничены. Да! Отсутствием боевого и защитного вооружения. Человек – вооруженный зверь. Да. Потому он уже не зверь. Да! Птицы поют песни, но людьми не являются. Нет! Вот!

Вот! Сходила, называется, в бани (Бани Префекта – лучшие в городе). Сходила, вбежала на второй этаж ставшего уже почти родным «Слона», а за дверью…

Что в моей комнате Гай Фламиний делает, понятно. Сама его побыть там попросила, на случай всякий. И вот он случай – зашел.

– Вооруженный зверь… Значит, мы все – только вооруженные звери, Феликс?

– Вооруженные? Нет! Много штатских. Носят тоги. Мешают. Да. Слабость общества. Очевидная. От нее все трудности. Да!

Голоса громкие, через дверь слышно. О чем спорят, не особо понятно, но… Кажется, сейчас подерутся. Самое время вмешаться, но что я конному декуриону скажу? Наверняка завернул не ко мне – к сиятельной Фабии Фистуле! Представиться. Да!

Ну и ко мне тоже, конечно. А приятно!

– Вот из-за вооруженных зверей наш Рим и погибнет.

– Ошибка! Да! Рим погибнет из-за болтунов в тоге, знающих греческий язык…

Пора! А то и в самом деле до кулаков дойдет.

– Всем радоваться!

Фреска – как в храме Юпитера Капитолийского. Два благородных мужа сошлись в поединке, вот-вот сверкнет гладис, взметнется копейное жало… Справа – мой Гай, тога едва на плече держится, волосы отчего-то торчком, рука восковые таблички сжимает. Слева – конный декурион. Тут и с тогой порядок (все та же, но уже без пятна) и с прической, зато в глазах такое, словно перед ним – сам Митридат. Посередине (вместо алтаря, что на фреске храмовой) – столик с блюдами и кубками. Кубки пусты, в одном из блюд – знакомые винные ягоды, рядом козий сыр, большими кусками нарезанный.

– Папия, здравствуй! Мы…

– Вижу.

Присела на табурет, вздохнула. Еще и с этими разбираться! Будто дел мало, будто я все утро делами этими не занималась. Чего я в Бани Префектовы пошла? Не потому же, что там колонны мраморные и мозаики камня цветного. На Юлию Либертину поглядеть пошла, мне же к ней в гости скоро. А где человека нужного рассмотреть со стороны можно, как не в банях? Потому и утром пошла. Простой народец в бани ближе к ночи норовит, после работы, а вот благородные…

– По порядку. «Синекдоха» – это что? Или кто?

Далась мне эта синекдоха! Им, бойцам моим, впрочем, тоже. Завелись они, оказывается, из-за греческого языка. Гай за греков заступаться стал. Мол, культура, мол, в их языке нужных слов много, каких в латинском пока не придумали. А Феликс-декурион рубанул, что греческий этот римлянам и не нужен, потому как греки воевать не умеют.

«Синекдоха» же, как оказалась, «соподразумение», только по-гречески. Чего именно соподразумение и зачем, вникать не стала. Как по мне – в самый раз кличка для пса лагерного.

– Виноват, Папия! Увлеклись! – Феликс Помпеян оправил безупречные складки на тоге, нахмурился. – Тема! Важная. Обороноспособность Республики… Пришел представиться. Познакомиться. Да!

С Фабией Фистулой, хозяйкой моей, понятное дело. Чего бы такого соврать?

– Я тебе говорил. – Гай незаметно подмигнул, поглядел в окошко. – Сиятельная – она только по виду скромница. В бани с Папией пошла, обратно пустые носилки отослала, а сама… тоже.

Кажется, для конного декуриона оказалось слишком сложно. Вновь брови тонкие к переносице свел.

– Понял. Маневр. Отвлекающий. Да! Скромницы. Слыхал, да. Мораль. Нет! Отсутствие таковой. Да. К гладиаторам ходят. Верные сведения. Да!

– Да брось, Феликс! – заступилась я за беспутную хозяйку и заодно не только за нее. – Не замужем она, вдова… Что там у вас на столе, а то есть хочется?

Юлия Либертина – не вдова. Но с мужем не живет, тот уже года два как купил себе дом в Таренте. Так что если вдова, то соломенная, однако к гладиаторам не заглядывает, на играх бывает редко, мимов не любит.

Обо всем этом я в банях и узнала. Рассказали! А кое-что самой увидеть довелось. Кое-что, кое-кого.

– Мы с Феликсом поспорили не только из-за синекдохи, – без всякой нужды пояснил Не Тот Фламиний, прикладываясь к сыру. – Синекдоха – частность.

– Синекдоха – наш пес лагерный! – отрезал конный декурион. – Да! Речь шла о Риме. Нет. О римлянах. Гражданах. Гражданах Республики. Упадок. Развал. Разврат. Наличие отсутствия боеспособных мужчин. Да-да-да!

– А во всем, выходит, культура виновата? – бледно улыбнулся поэт.

– Да!!!

Тут уж и я улыбнулась, на миг все свои мысли из головы выбросив. Ну да, конечно! Пришел конный декурион в гости о культуре спорить. Бедняга Гай! А если бы я ему про Эномая рассказала?

– Греки – пример. Согласен. Да! Развели культуру. Много. Излишне. Воевать не научились. Нет! Взяты в плен в качестве добычи римского народа. Да! Лекаришки и учителишки. Воевать не хотели. Не умели. Нет. Результат!