Не хотел бы я здешней ольи отведать!
И все это толпище вперед ломится – на главную площадь. Бывал я и там. Площадь, как площадь, мощеная, вокруг дома под желтой черепицей, один, алькальда здешнего, даже двухэтажный. Ну и церковь, понятно – та, что с минаретом. Только в обычные дни пусто тут и голо. А вот сегодня…
– Или праздник какой нынче, Начо? – вопросил Дон Саладо, не иначе, мысли мои подслушав.
В этой пыльной толпе козопасов да свинопасов мой идальго на своем коньке выглядел чуть ли не самим Сидом Компеадором. По меньшей мере – Ланчелоте. На нас уже поглядывали – уважительно так, серьезно.
– Едва ли, – дернул я плечами. – Троица уже прошла, Святой Андрей и Святой Хуан – тоже…
– Может, праздник тут местный? – встрял толстячок, от чьей-то широкополой шляпы нос свой отводя (ой, несло от той шляпы, на десять шагов слышно!). – Известно, что в провинции почитаются обычаи всякие, порою весьма древние…
Я даже слушать не стал. Праздником тут и не пахло (луком пахло!). Ясно – случилось что-то. Но не пожар, не война. Или война все-таки? Повелела Ее Высочество[37 - Высочество – титул королей Кастилии, Арагона и Португалии до начала XVII века.] Изабелла созвать воинство да идти прямиком на Гранаду…
А по хребту – словно иголочки покалывают. Нет, не война, чую. Вот заорет сейчас глашатай про злодея державного с башкой белой да с дагой миланской у пояса…
Ага, уже орет! Прямо с паперти церковной.
– …и к тем словам должно отнестись вам с вниманием и почтением!..
Ага! Так и есть. Морда пропитая, штаны черные, узкие, накидка тоже черная.
Глашатай! Да не простой – из Севильи, не иначе, накидка-то серебром шита! А рядом с ним…
Да как тут увидеть того, кто рядом? Площадь маленькая, ступить негде, людей ежели не море, то с озеро немалое – точно. Толкнули нас, затем снова, Куло мой зубищи желтые скалит, сейчас укусит кого-нибудь…
– Пропустите сеньора! Пропустите! Эх, деревенщина, а ну, в сторонку!
Так и знал, так и чувствовал! Эрмандада! Этих сразу узнаешь – морды красные, бороды черные, латы огнем горят. И прямо к нам!
– Сеньор! Сеньор идальго! Благоволите поближе! Мы вам место расчистили.
Ого, кому это такой почет? Неужто рыцарю моему калечному?
Оказалось – ему. И не только ему – нам. И дорогу указали, и место освободили к паперти поближе. Поклонились даже.
…Ох, ни к чему мне такой почет!
А Дон Саладо приосанился весь, мочалку свою огладил.
Хорош!
Ну ладно, что там на паперти? Точнее – кто там?
А на паперти, у самых врат церковных – черное с белым.
– …почтенные и благочестивые братья фра Мартино и фра Луне[38 - Фра – от латинского «брат» (frater). Употреблялось только вместе с именем. В противном случае к монаху обращались просто «брат» («hermano» – исп.).]… Да тише вы, добрые граждане Касальи! Тихо, болваны, кому говорят!
Стихло!
Стихло, замерло, я в седле чуть привстал, за чью-то шляпу заглянул…
Да, черное с белым – ризы. И знакомые такие!
– Домине канес…
Тихо сеньор Рохас это сказал, прошептал почти, да только я услышал. Услышал, повернулся…
Не узнать толстячка! Похудел словно, губы ниточкой сжались, побелели…
– Домине канес…
Повторил, глазами блеснул. А мне не по себе стало. Зря это он так шутит! А ежели думает, ученый, что латынь тут не знают, то зря думает. Я вот не знаю, а то, как он братьев-доминиканцев обругал, сразу понял. Домине канес – божьи собаки, значит. Псы!
Не любишь монахов – и не люби. Только чтобы тихо. Вслух-то зачем?
– Дети мои-и-и-и!
Словно бомбарда ахнула. Колыхнулась толпа, Куло мой ушами дернул, я еле в седле усидел. Только это не бомбарда и не кулеврина даже, это один из черно-белых голос подал. Большой, громоздкий, лицо как жернов мельничный, брови черные глаза закрывают. А голосина! Бас колокольный!
– Дети мои! Граждане города Касальи! О великой беде пришли мы с фра Луне рассказать вам!..
Тишина – мертвая. Была бы муха – услыхали муху. Да только нет мухи, от жары, наверно, сдохла.
– …В опасности наша Кастилия! В великой опасности! И не только она, но и весь мир христианский, Господом нашим сотворенный и спасенный!..
Что такое? Переглянулись мы с толстячком.
– Не иначе, турки, – озабоченно заметил сеньор Рохас. – Слыхал я, эмир Гранады завел переговоры с Баязедом…
– Неужто в крестовый поход? – донеслось из-под шлема. – Славно, сеньоры, славно!
Я только вздохнул. Ну, Дон Саладо!
А громоздкий нас словно услышал. Услышал, ручищу поднял, да так, что рукав черный сполз. Ух, ручища!
– Но не от мавров беда эта, не от турок даже, не от французов и не от португальцев! Враг – в нашем доме, в нашей родной Кастилии. Тут, среди нас, готовит он измену черную. Имя же ему – Легион, ибо многочисленны сии бесы, наш дом запрудившие!..
– Бесы-то в свиньях… – тихо-тихо проговорил сеньор Рохас, а мне вновь не по себе стало. Молчал бы лучше!
– Я понял, кажется, сеньоры… Ах, сволочи!
Не молчит! Рот ему, что ли, заткнуть, толстячку? Уже и соседи коситься начали!
– Кто же враги эти, дети мои! Кто?!
Эге, да это уже другой – длинный, худой как жердь. Но тоже – черно-белый.
– Кто? Спросите меня, добрые граждане Касальи! Спросите меня, скромного брата Луне!