Аргентина. Нестор

– Бифштексом стать не хочешь, комиссарчик?

Он почему-то не испугался. На ответную улыбку сил не хватило, но ответил твердо:

– А ты войну хочешь начать, красивая? Нападение на советский аэродром, похищение военнослужащего РККА… Для ноты НКИДа вполне хватит. А дальше, сама понимаешь… «Bronya krepka, i tanki nashi bystry». И с кого за все спросят? С вашего Рыдз-Смиглы?[16 - Эдвард Рыдз-Смиглы – в 1939 году генеральный инспектор вооруженных сил, маршал.] С тебя спросят, тебя стрелочником назначат… «Назначить стрелочником» – это такая русская идиома. Пояснить?

Пани подпоручник встала, подошла к подоконнику, тому, что справа, взяла стоявшую там пустую консервную банку. Поставила рядом с блокнотом, достала пачку сигарет.

Негромкий щелчок зажигалки. Запах бензина, такой же, как на погибшем аэродроме.

– Тебе не предлагаю. Курить, комиссарчик, вредно. А я вот оскоромилась – из-за тебя, между прочим. Мы с мужем устроили… Как это у вас называется? Да, социалистическое соревнование – кто первый бросит. Так что тебе – еще один черный камешек.

Курила молча, тянула паузу. Наконец, затушила окурок.

– Офицеру, выполнившему прямой и точный приказ командования, ничего не грозит, у нас не Совдепия, где стрелочников назначают. Такой вот тебе мой ответ, комиссарчик. Может, и не наградят, но… Не боюсь! А ты не зря войну помянул, ох не зря!.. И ты, и я недавно учились, но я кадровая, из младшего офицерского состава, сама на учебу попросилась. А ты, комиссарчик, из гражданских. Образован, язык подвешен, значит, почти наверняка из студентов. И не просто мобилизован, тебе где-то лекции умные читали, иначе не кинули бы по четыре треугольника в петлицу. Складываем вместе – и что получится?

И тут замполитрука понял, что ошибся. Его действительно учили, но не этому. Разговорился, не выдержал, а ведь на допросе важна каждая фраза. Надо было просто молчать, язык закусив!

– А получится БУС – Большие учебные сборы, так у вас стыдливо именуют скрытую мобилизацию. По нашим данным, призвано уже больше полумиллиона, и все отправлены не на Дальний Восток, не на финскую границу, а сюда, в Белоруссию. Аэродром в Логойске новый, его даже достроить не успели, но уже перебросили из-под Полоцка ваш 5-й ЛБАП. Пока четыре эскадрильи, пятую переучивают на СБ, а это уже не легкая авиация, а ударная. И все это против кого? Против нас, комиссарчик. Мы, между прочим, мобилизацию не проводим.

Он охотно кивнул:

– Вы просто наши самолеты сжигаете.

Девушка потянулась вперед, ударила взглядом.

– Мы?!

Отвечать замполитрука Белов не стал. Темные силуэты в приметных фуражках, выстрелы, добивающие раненых, горящие самолеты… Может, у тех, кто аэродром уничтожил, еще и справку с печатью потребовать?

– Значит, рассмотрел, – кивнула пани подпоручник. – И я, представь себе, конфедератки заметила. Только вот беда, наших там не было, только моя разведгруппа. На всякий случай послала запрос, но в ответе уверена.

Тонкие пальцы пробежались по столу, потянулись к пачке сигарет. Замерли.

– Нет, не буду… Плохая привычка, разведчику курить нельзя, многие на этом погорели. В одном ты прав, комиссарчик, искать тебя станут, причем именно у нас. Но – не найдут. Был бы ты просто бойцом непобедимой и легендарной РККА, тебя прямо здесь выпотрошили бы и прикопали. Но ты – парень интересный, перспективный. Поэтому мы тебя отсюда уберем. Спрячем где-нибудь подальше, и будем разделывать, не спеша, с пониманием. Пока до донышка не вывернем.

Блокнот легко ударил о столешницу.

– А если ваши спросят, руками разведем. Какой Белов? Не знаем никакого Белова, у себя ищите.

Усмехнулась.

– Готовься!

И внезапно пропела, негромко, но красиво и чисто:

Рвутся люди выйти в люди,
Кто сорвется, тех не жаль.
Вот правдивое преданье —
Трехгрошовая мораль.

5

Приход Гитлера к власти в семье отметили своеобразно – отец предложил в ближайшую субботу сходить в кинотеатр, где повторным экраном шла «Трехгрошовая опера» режиссера Георга Пабста. «А потому что запретят!» – пояснил он, наставительно вздевая указательный палец. Маленькой Соль только-только исполнилось восемь, и фильм произвел на нее сильное впечатление. Сеанс, на который они сходили, действительно оказался последним, а юная зрительница, подумав несколько вечеров, взяла чистую тетрадку и принялась сочинять роман на ту же тему, конечно, но совсем по-другому. Главной героиней оказалась девочка, очень похожая на автора, но в весьма зрелом возрасте – ей было уже целых двенадцать. Героическая героиня вступила в поединок с мерзким и жестоким Мэкки Мессером, причем не без успеха. В первой же главе она спасла свою похищенную школьную подругу, которую негодяй запер в гостиничном номере на двенадцатом этаже. Для этого пришлось спускаться на парашюте прямиком на балкон…

Балкон!

Ноги коснулись тверди, и она поспешила выключить перчатку-гироскоп. Выпрямилась, посмотрела вниз. Двор пуст, только два желтых пятна света вокруг часовых-фонарей. За стеклами балконной двери – темно и тихо. Что ж, так даже лучше.

Этаж не двенадцатый, как в ее незаконченном романе (полтетради все-таки исписала!), пятый. И не гостиница, обычный жилой дом, построенный в начале века и уже начинающий потихоньку ветшать. Даже лифт работал исключительно по собственному желанию. Когда они в последний раз были здесь с отцом, подниматься пришлось на своих двоих.

Соль сдвинула на лоб летные очки и поправила чуть сбившийся на сторону рюкзак, отметив, что левый ремень следует обязательно подтянуть. Но это потом, сейчас – пояс. Две кобуры, слева поменьше, побольше справа. Правую! За балконной дверью нет страшного Мэкки Мессера, значит, хватит и обычного Borchardt-Luger P08, в просторечии именуемого «парабеллум».

Перчатки снять, кобуру расстегнуть, оружие достать, проверить предохранитель и патроны.

Глушитель?

Пистолет «местный», купленный отцом еще в Германии. А вот глушитель – самоделка, постарались умельцы с Транспорта-2. Земные аналоги слишком громоздки и примитивны.

Есть глушитель! С ним пистолет стал заметно тяжелее, и Соль поспешила перехватить оружие двумя руками. Стрелять рано, сейчас требуется молоток.

Тре-е-есь!

В недописанном романе отважная двенадцатилетняя героиня поступила куда умнее. Заранее купив баночку меда, намазала им газету, приложила к оконному стеклу… Ничего, сойдет и так! Только бы не порезаться…

Соль, осторожно просунув руку сквозь дыру в стекле, нащупала задвижку. Повернула. Пальцы скользнули, она, закусив губу, повернула еще раз. Дверь приоткрылась. Есть!

В комнате темно и тихо, но из-за приоткрытой двери, что ведет в коридор, – какой-то странный шум.

Пистолет – в правую. Вперед!

Уже у самой двери поняла, в чем дело. Шум никакой не странный, просто в ванной льется вода. Время позднее, здешний обитатель решил принять душ перед сном.

Усмехнулась, распахнула дверь настежь, впуская в коридор холодный воздух. Почувствует? Почувствует! Решит, что забыл закрыть балкон, поспешит восстановить статус-кво…

Выглянула в коридор, никого не заметив, тихо ступая, прошла к входной двери. Кажется, именно здесь телефонный провод. Вот он, у самого плинтуса.

Оружие положила на коврик, достала из-за пояса нож.

Теперь можно возвращаться в комнату и спокойно ждать. Пусть отмывает свою грязь!

* * *

Когда Соль была совсем маленькой, отец объяснял все просто. Люди бывают хорошие, но иногда встречаются и плохие. Поэтому доверять следует тем, кого знаешь и кому веришь. А потом принес детскую книжку с картинками и показал ту, на которой красовался герой-рыцарь в полном доспехе верхом на сером коне.

– Ты что, папа, и в самом деле рыцарь? – не поверила маленькая Соль. – А-а… А меч у тебя есть?

Много позднее отец познакомил ее с руководителями «Общества немецкого Средневековья», с теми, кому верил сам. Девочка даже выполняла нехитрые поручения – перезвонить, передать, напомнить. А потом пришлось ходить на похороны. Три года назад по рядам рыцарей словно коса пронеслась. Ордена избрали новых гроссмейстеров и ландмейстеров, но с ними отец встречался реже и не спешил откровенничать.