Нарушители равновесия

Ужик между тем уже успел набросать в костер дровяной мелочи и глядел в огонь, время от времени протягивая свою худую длинную руку в сторону орехов.

– Поспим? – осведомился он, даже не повернув головы. – До рассвета еще часа два.

Войче было не до сна. Хотелось спросить о многом – почему Ужик пищит, словно какая-нибудь землеройка, не вернется ли чугастр, а главное – что же это делается на белом свете? Но вопросы все не складывались. Между тем Ужик, прикончив еще несколько орехов, сонно потянулся:

– Посплю, наверно… Надо было сказать, чтоб меду принес…

– Меду? – Войча опасливо покосился в сторону леса.

– Ага. Чего ему, такому дылде, стоит? Нашел бы дупло…

– А почему… почему он людей слушается? – вопрос наконец-то оформился и скатился с языка.

– А он не людей слушается, – Ужик накинул на голову свой нелепый черный плащ и стал поудобнее пристраиваться у костра. – Он тебя послушался. Силу чует! Ты же альбир!

Войчемир почесал затылок и, поразмыслив, решил, что заморыш прав. Почуяло чудище, что перед ним не кто-нибудь, не лесовик вшивый, не купчишка пугливый, а Кеев кмет, да еще Кеева рода! Надо ли говорить, что Войча ощутил нечто вроде гордости. Это уже не есь, которую он гонял под Ольмином! Это даже не лешак пуганый. Чугастр! Войча лишь жалел, что в Кей-городе ему попросту не поверят. Разве что Ужика с собой водить – как верного свидетеля.

Наутро ночные страхи показались пустыми. Лес звенел веселыми птичьими голосами, ярко светило раннее летнее солнце, и дорога вновь виделась простой и легкой. Так, собственно, оно и было. И этот день, и следующий, и еще целую неделю путешественники шли на полдень без всяких приключений. Точнее, шел Ужик, ступая босыми ногами по дорожной пыли, а Войчемир не спеша ехал на Басаврюке, напевал песенку про трех медведей справа и двух – слева, лениво прикидывая, как уговорить своего бестолкового спутника сесть на Ложка. Но заморыш оставался тверд в своем нелепом упорстве, и Войча, в очередной раз помянув загадочную «карань», оставлял все как есть.

Временами то сзади, то сбоку небо хмурилось, пару раз до путников доносились отдаленные раскаты грозы, но им везло – непогода обходила стороной, что очень радовало Войчу. Он твердо решил по возвращении посоветоваться с чаклуном – не с Ужиком, конечно, а с настоящим – какому из богов – не самому ли Золотому Соколу? – надо вознести должную жертву.

Конечно, все это не значило, что они шли, не встречая трудностей. Их как раз хватало. И главной трудностью для Войчи оставался Ужик. В первые дни села, маленькие, на два-три дома, а то и землянки, встречались каждый день. Войча, не стесняясь, набирал на день провизии, а Ужик пил немного молока, заедая лепешкой – настоящий хлеб в этих диких местах печь не умели. Вечером у костра он съедал несколько оехов, категорически отказывясь от запасов, взятых Войчей. Оставалось ждать, пока заморыш свалится прямо в дорожную пыль от недостатка сил, но каждое утро Ужик как ни в чем не бывало отправлялся в путь, шагая рядом с Ложком, который за эти дни привязался к нему, как собачонка, хотя странный парень даже не глядел в его сторону. Но вот настал день, когда им не встретилось ни села, ни дома – до Савмата было уже далеко. Войча был готов к такому обороту. В сумках, притороченных на спине Ложка, хватало припасов, самых разных, но прежде всего мяса – отличного копченого мяса, которое Войча лично выбрал в дворцовой кладовой в вечер перед отъездом, когда гридень передал ему приказ Светлого – готовиться к походу, а наутро зайти к нему для получения задания. Итак, припасов хватало, но в первый же день, точнее вечер, когда Войчемир не без гордости извлек из сумы отменный кус копченой оленины, из-за которого ему пришлось сказать пару грозных слов холопу, ведавшему запасами (видать, тот и сам примеривался к этакому кусищу), Ужик проявил характер. К изумлению Войчи заморыш твердо заявил, что мяса есть не будет. Вначале тот не понял, решив, что парень переел орехов, но Ужик пояснил, что дело не в орехах, а в мясе. Пораженный Войча поспешил принюхаться – не тухлятину ли подсунули? – но дело оказалось еще хуже. Оказывается, пояснил Ужик, рахманы мяса не едят. Вообще не едят – ни копченого, ни жареного, ни вареного. Войча не выдержал и, проявив несвойственное ему чувство юмора, поинтересовался, как насчет мяса сырого. Нет, сырое мясо рахманы тоже, как выяснилось, не употребляют. Сообщив эту немаловажную подробность, Ужик достал из сумы горсть орехов и принялся за трапезу.

Войчемир уже открыл пошире рот, дабы отдать точный и недвусмысленный боевой приказ, но в последний момент передумал. Приказ-то отдать можно, но Войча твердо помнил, что командир должен отдавать лишь такие приказы, которые будут выполняться. А ежели этот придурок упрется? Побить? Войча смерил хмурым взглядом Ужика, спокойно уплетавшего орехи и молча покачал головой. Такой от одного удара лапти откинет, а что потом делать? Во-первых, в одиночку ему Акелон сыскать, а во-вторых, жалко. Не для того он, Войчемир сын Жихослава, Кей и самого Светлого альбир в поход послан, чтобы подобную мелкоту в Ирий отправлять. А посему рассудил Войча мудро – Ужика не бить, в споры больше не вступать, а подождать, пока малец оголодает. А вот тогда уж и спорить не придется.

План был хорош. Оставалось ждать, причем, как был уверен храбрый альбир, совсем недолго.

И действительно, на следующий день, а точнее – вечер (днем они лишь легко перекусывали остатком сухих лепешек) Ужик не стал доставать из сумки орехи. Заметив это, Войча хмыкнул и предожил попробовать оленины. Однако недотепа-Ужик олениною не соблазнился, а вместо этого полез в седельный мешок и достал оттуда свою котомку, ту самую, в которую как раз мог влезть не особо упитанный еж. Порывшись, Ужик достал из нее тонкую бечевку, к концу которой был привязан крючок, после чего заявил, что сходит порыбачить, благо приметил совсем рядом небольшое озерцо.

Войча поглядел на потемневшее вечернее небо, прикинул, что клев давно кончился и посоветовал Ужику этим самым крючком наловить комаров на болоте, а уж ими и ужинать. Совет этот свидетельствовал о том, что чувство юмора у Войчемира в последние дни развилось в невероятных размерах – причем именнно из-за его нелепого спутника.

Ужик, даже не улыбнувшись, кивнул и отправился куда-то по узкой лесной тропе. Войча, усевшись поудобнее у уютного костра, принялся за оленину, предвкушая близкую победу. Он начал не торопясь готовить небольшую нравоучительную речь, которая послужит приправой к ужину. Войчино настроение настолько улучшилось, что он вновь затянул любимую песню про медведей и даже вспомнил-таки последний куплет, в котором говорилось о том, что осталось от глупого охотника:

Один лапоть справа,
Другой лапоть – слева,
Шапка на березе,
А зипун на ели.

Войча с чувством, хотя и вполголоса, допел эту поучительную песню, поднес ко рту очередной кусок ароматного мяса и… застыл. Из лесу спокойной неторопливой походкой выходил Ужик, неся в руках небольшую ветку, на которую были нанизаны проткнутые сквозь жабры рыбы. Не одна, не две – целых три, причем очень даже не маленькие. Какие именно – лещи или сазаны – Войча от изумления даже не понял. Он уронил кусок мяса, сглотнул и принялся очумело глядеть на Ужика. Тот между тем деловито насадил каждую рыбу на импровизированный вертел из подходящих по размеров веточек и ловко приладил все это над костром.

Оставалось одно – молчать. Молчать и наблюдать, как рыбы покрываются ароматной корочкой, как недотепа-Ужик аккуртно снимает их с огня… Наконец, он поделил рыб пополам, разломив одну из них надвое, причем большая половина была предложена Войче.

Отважный альбир от рыбы не отказался, но спасибо не сказал и вкуса не почувствовал. Выходило что-то поистине несуразное. Но не спрашивать же сопляка, как он умудрился поймать этих красавцев, да еще в такой срок, за который и жабу-то не изловишь. Однако об этом Войча не спросил, а поинтересовался со всевозможной язвительностью, можно ли рахманам есть рыбу. Ведь рыба, если присмотреться, тоже мясо.

Ужик согласился с этим умозаключением, сообщив, что обычно рахманы – и ученики рахманов – рыбу не едят. Но Патар разрешил ему в походе рыбу вкушать. В виде исключения – и только в редких слуаях. А тут случай как раз подвернулся – озеро рядом и полно стрекоз. На стрекоз же, а особенно на их личинок, любая рыба ловится.

Войча плохо помнил, когда стрекозы выводят личинок, но решил не спорить. Он был слишком подавлен, решив больше не заводить разговора о мясоедении.

Итак, вопрос был если не решен, то отложен, и несколько следующих дней прошли совершенно спокойно. Гроза, в очередной раз прогрохотав на горизонте обошла стороной, чугастры, равно как иная лесная нежить, в гости не наведывались, а лесная дорога вела прямо на полдень – к загадочному Акелону.

Крепость появилась неожиданно. Дорога сделала резкий поворот, вынырнув из лесной чащи, и тут же глазам открылась синяя гладь небольшой речушки, а чуть дальше – черные бревна старого частокола. Это была даже не крепость, так, острожек, в котором едва умещалась дюжина кметов. Да и название она имела странное – Кудыкина Гать. Впрочем, насчет Кудыкиной Войча не был твердо уверен. Может не Кудыкина, а Гадюкина. Но что Гать – так это уж точно.

Про эту Кудыкину-Гадюкину крепость Войча начал рассказывать еще дня за два до того, как дорога привела их к старому частоколу. Гать с ее дюжиной кметов за старым частоколом – последний оплот Кеевой власти на их пути. Более того, оплот важный. Войчемир с видом опытного полководца пояснил, что ценность укрепления вовсе не в размерах. Для окрестных лесовиков и этого за глаза хватит, а главное, Гать – важный сторожевой пост аккурат на пересечении двух дорог. Достаточно послать голубя с красной тесемкой на лапке – и в Кей-городе уже начнут собирать войска. А дюжина храбрецов за частоколом имеет полное право и даже обязанность героически пасть, задержав врага, за что их впоследствии воспоют в песнях и помянут в молитвах.

В крепости их встретили радушно. Войча уже как-то бывал здесь, когда приводил из Савмата очередную смену и хорошо помнил старшего кмета – пожилого длиннобородого Нелюба. Несмотря на такое имя, старший кмет встретил гостей из Савмата, как полагается. На обед кроме кувшина настоящего румского вина, что уже само по себе было чудом для здешней глуши, был подан огромный осетр. Развеселившийся Войча подмигнул Ужику, поинтересовавшись не на стрекозью ли личинку этот осетр попался. К сожалению, и на этот раз Ужик не оценил тонкий юмор Войчемира, оставшись совершенно невозмутимым, зато Нелюб, догадавшись, что гость шутит, громко захохотал, чем отчасти утешил храброго альбира.

День отдыхали, а на следующий, точнее на следующее утро, Войча умылся до пояса, дабы в голове прояснилось после вчерашнего пиршенства, после чего отправился искать своего непутевого спутника. Ужика он нашел на берегу речки – парень сидел на коряге и смотрел куда-то вдаль. Войчемир решил, что лучшего места для важного разговора и не придумать.

– Чолом! – бросил он, усаживаясь рядом с корягой прямо на песок. – Отдыхаешь? Отдыхай, отдыхай, завтра выступаем!

– Ага…

Такое равнодушие озлило Войчемира.

– Ага, ага! Ты хоть подумал, куда нам идти?

– На полдень…

Войча хмыкнул – вот тут-то он и прищучит мальца!

– А какой дорогой? Дороги-то две!

– Которая на полдень ведет…

– Да они обе на полдень ведут! – хохотнул довольный Войчемир. – Следопыт!

– Не обе, – все так же вяло отреагировал недотепа-Ужик, – одна, которая до переправы, идет между полднем и восходом.

– Гм-м…

Войча понял, что Ужика этим не взять, и решил говорить серьезно.

– Тут вот какое дело получается. Мне Нелюб, который здесь старший, кой-чего рассказал… Дороги две – одна к старой переправе, а от нее потом еще одна ответвляется – прямо на полдень…

– Это далеко. Недели полторы потеряем…

– Ага! – вновь вскинулся Войча. – Потеряем! Потому что ты, олух, пешком ходишь! Зато живы останемся. Дорога, которая на полдень, знаешь через что идет?

– Через лес…

– Через лес! – возмутился Войчемир. – Да ты знаешь, что это за лес? Это же Навий Лес!

– Ну и что?

Действительно, «ну и что?» Конечно, такое мог сморозить только Ужик.

О Навьем Лесе Войча слыхал еще в Савмате. Поговаривали, что человеку туда лучше не соваться. Одно слово – Навий. Живых людей там почти и не встретишь. А уж насчет неживых…

– Мне Нелюб вот чего сообщил, – Войча решил говорить строго, по-военному. – Места здесь гиблые. В этом году уже двое пропали – прямо на конях и с полным вооружением. Дальше Навьих Полян сейчас никто и не суется. Даже местные, лесовики которые, и те ушли. Было тут село, маленькое, прямо посреди леса, так оттуда уже год как вестей нет. А чего удивляться? Навы – они есть навы!