Рутея

Хлопнул по нагрудному карману – карту собеседований, специального девайса-документа с собой у меня не было. Как и бумажных справок, которые до сих пор, со времён Малого Средневековья любили выдавать в разных бюрократических конторках.

– Чёрт!

Сорвался с места, прыгнул на металлическую лестницу на колонне, с неё – на пол верхнего яруса. На руках остались ссадины, но я этого сразу не заметил. Вдоль стены пробежался до широких ворот в соседний блок, огибая разбросанную тут и там мебель.

– Ты куда? – крикнул Темба в спину. – Погоди, мне чего, одному возвращаться!

Было некогда объяснять. Я выглянул – нет ли в соседнем блоке вышедших на перекур из единственного сохранившегося наверху помещения метеорологов. Пусто. Накинул капюшон, включил хамелеон-модуль в куртке и нырнул в лестничный проём с отломленными перилами. Пробежал семь пролётов вниз, встал на принесённую тумбочку и пролез в вентиляционную камеру с раскуроченной решёткой. Прыгнул в коридор, приоткрыл дверь на этаж.

На четырёх этажах ниже расположились склады – бытовой техники, продовольствия. Выход располагался в дальнем конце помещения. Теперь настал самый ответственный этап – пройти мимо охранных дронов и не быть замеченным кладовщиками. Хамелеон-модуль мало того, что был не армейский – самодельний, сильно просвечивающий. Мне перепаяли его за триста шиллингов из какого-то рекламного блока. Камеры издалека и дроны, по идее, куртку в автоматическом режиме не должны зафиксировать, а вот людей вблизи не обманешь.

Пригнулся и зашагал вдоль нижнего яруса штабелей. В десятке метров зашелестел лопастями дрон – я сел за ящики, перевёл дыхание, посмотрел на время в набровнике. Оставалось сорок минут. Лишь бы не задержали, лишь бы успеть.

Через минуты две показалось, что опасность миновала. Высунулся из-за ящиков, прислушался. Вдали были слышны разговоры на смеси амирланского и бриззского – точнее, отчётливо слышны были только ругательства на обоих языках, а говорили, возможно, на каких-нибудь южных наречиях. Я рванул через зал и уже подходил к служебной лестнице на нижний уровень, как меня кто-то окликнул сзади.

– Эй! Ты откуда?

Машинально сбавил шаг, отключил хамелеон на куртке.

– Эй! Сейчас охрану позову!

– Я… Я сюда ходил на собеседование.

Я обернулся. Денниец в спецовке был на голову выше меня и лет на десять старше, отряхнул руки от пыли и жевал тростинку. Чёрная кожа лоснилась от пота.

– Семнадцатилетний, что ли? На собеседование, на склад! Ха! Так я тебе и поверил, чувак. Наверх бегал, засранец, да? Ещё и куртка с какой-то фиговиной.

Я кивнул и решил взять быка за рога.

– Слушай… Проведи меня через охрану?

– Сколько дашь?

– Ну… шиллингов сорок.

– Семья небогатая, что ли? Обычно за это пару сотен предлагают. Ладно, чёрт с тобой, проведу так. Я тоже в твои годы бегал. Потому сейчас тут и работаю. Грузчиком!

Он буквально за шкирку схватил меня и потащил к выходу. И тут я вспомнил про своего приятеля.

– Я совсем забыл. Мы можем подождать моего друга? Он сейчас спускается.

– Друга? Нет уж, давай по одному. И пусть тогда уж твой приятель заплатит. За обоих. За опоздание.

В неудачное положения я попал, подумалось мне: теперь к возможному допросу на охране прибавились проблемы с Тембой. Надеюсь, удастся разобраться.

Мы спустились вниз. Совсем рядом, за стенкой на первом уровне расположился крупнейший городской рынок, плавно перетекающий в город, и его было слышно даже через пару дверей. Проводник приволок меня в будку к охраннику и буквально сунул мою голову в окошко.

– Люк, этот мелкий пришёл на собеседование в офис хозтоваров, а потом полез наш смотреть склад!

Толстяк в окне заворочался, рассеянно пробежался по записям камер наблюдения.

– Так… Я не вижу, чтобы он входил в офис. Пропуск тебе в офисе давали?

– Не-а.

– Не может быть! А карта собеседований где? А ну-ка сознавайся, наверх лазал?!

Хмурый взгляд его упёрся в меня, как вдруг охранник изменился в лице. Морщины разгладились, и он стал разглядывать меня каким-то отрешённым, даже слегка растерянным взглядом.

Точно так же, как Темба. Как зачарованный. Я посмотрел на темнокожего. Он точно так же, молча и безучастно пялился на меня.

Стало страшновато.

– Эй! Что с вами?

– Иди давай… – охранник отвернулся и упёрся взглядом в камеры.

Я кивнул очнувшемуся деннийцу, рванул к дверям, нажал на кнопку открытия и вылетел на улицу.

За картой собеседований нужно было ехать домой. Впереди были бриззкие кварталы – продолжение уличного рынка с примесью забегаловок, мордобоя в стиле капоэйро и нескончаемого уличного карнавала. Не один здравомыслящий парень не полез бы к станции трамвая через них, но это был кратчайший путь.

Я пошёл через толпу. Расталкивал жонглёров, протискивался между рядами молодых парней в широкополых шляпах, перепрыгивал через просящих милостыню нищих и расставленные прямо на тротуаре стулья уличных кафешек. Потом рванул быстрее и запрыгнул в последний момент на лоукост-трамвай. Это такая древняя беспилотная магнитотележка с перилами и без крыши на десяток человек. По этой же улице ходят и нормальные вагоны – с мягкими креслами, кондиционером и прочими удобствами, но зато в этом с моего электронного кошелька списалась всего пара шиллингов.

Наконец я сошёл на ближайшей станции, пробежал квартал, взобрался по лесенке на второй этаж нашего таунхауса и открыл дверь домой. С дверей в меня прилетела пустая пивная банка отца, приземлившись ровно около кучки таких же у входа. Сам он, развалившись в кресле, увлечённо резался в какую-то архаичную стрелялку, охватившей голограммой половину кухни.

– Малой, выброси мусор!

– Где все?

– Старшая к хахалю уехала, мать с младшей на рынке. Ты где шлялся, засранец?!

Я молча рылся в вещах, пока, наконец, не нашёл карту собеседований и бумажный чек с печатью.

– Ты что, говнюк, опять на Призму полез?! Нам опять за тебя платить, да?!

Оставив риторические вопросы без ответа, я снова рванул вниз по лестнице.

К тому же, голова у меня занята была совсем другим.

Не то, чтобы я не любил своих родителей, а они не любили меня. Но семнадцать лет – непростой возраст, да и семья у меня попалась не самая благополучная. Когда-то в раннем детстве родители были успешными предпринимателями из гильдии графства, но потом дела пришли в упадок. Отец запил, старшие сёстры пошли вразнос, дом пришлось обменять на тесную конуру, а мать взваливала на меня всю тяжёлую мужскую работу.

Путь до бюро труда я пролетел на некоем автопилоте – за последние четыре месяца я научился проходить его с закрытыми глазами. Четыре квартала вниз, к речушке. Через мост. Поворот в середину квартала, в дыру в заборе – так быстрее, чем обходить с улицы, через главные ворота. Обойти старый особняк кругом. Пройти мимо толкающихся сверстников на крыльце – кто-то из них даже мог оказаться знакомым и окликнуть, но я всё равно не заметил бы этого. Максимум – машинально поздоровался бы.

Подняться на второй этаж, отметиться картой собеседований, получить номер очереди и ждать…

Тут на какое-то время наваждение прошло, я огляделся и увидел, как парень с девушкой у входа в кабинет снова пристально разглядывают меня. Всё так же, странным безразличным взглядом. Так недолго и параноиком стать, подумалось мне. К тому же я начал припоминать, что читал какие-то старинные рассказы про психоиндукторов и удалённое управление сознанием человека. Но мысли быстро переключились обратно, и скоро дверь распахнулась, и я оказался лицом к лицу со своей главной радостью и главным страхом последних месяцев.

Эта история стара как мир. Когда тебе семнадцать, и у тебя нет ни нормальной работы, ни образования, ни своей квартиры, ни средства передвижения, то девушкам ты практически безразличен. Тебе строят глазки только лицеистки лет пятнадцати, неказистые, с ещё отсутствующей или уже испорченной фигурой, потому что у них примерно те же проблемы, что и у тебя. Пока тебе шестнадцать, вы даже можете дружить и невинно целоваться в отсутствие родителей, но буквально через несколько недель всё меняется. Иметь сексуальную связь с несовершеннолетней – это уголовное преступление, за которое могут сослать разнорабочим в деннийские колонии на лет двадцать. А донести может кто угодно – друзья, соседи, родители.