Космофауна. Контрабанда

Если говорить об отношении нашего экипажа с женщинами, то всё было не так просто.

Надо сказать, маман появлялась в моём детстве не так часто, и я воспитан больше толпой родни. Когда батя женился на моей маме, он увёз её в наше общинное хозяйство, «на юга». Деду, как и всем передовикам-строителям коммунизма, выделили неплохой участок в новом микрорайоне на экваториальном континенте, где он отгрохал усадьбу на пять семей и посадил банановую плантацию. По соседству расположились участки ещё четырёх родственников, генеалогию которых я представлял очень смутно. Семьи в усадьбе были большие, поэтому родителям приходилось ютиться в небольших трёхкомнатных апартаментах. К тому же, с общими входом, кухней и кладовкой на двоих с тётей Аурелией. Из семи роботов, выделенных на хозяйство, имелась всего одна кухарка на три семьи, она же домработница, и, конечно, всё это было причиной нескончаемых скандалов с моей маман, привыкшей к городскому уюту.

– Я уезжаю жить к маме, – заявила однажды моя маман, когда мне было семь лет – в аккурат перед школой.

И – действительно, уехала. Сначала – к бабушке, а потом… Правда, потом вернулась, но пока её не было, батя впервые взял меня в подпространственный полёт. И этот день я запомнил очень хорошо.

В мою спаленку влетел дед – бодрый мужик, хоть и было уже сто двадцать, потряс меня за плечо.

– Подъём, сейчас батька прилетит!

Кое-как успел пожевать невкусный батончик, засунуть в рот зубного робота, напялить подготовленные портки и комбез, и выбежать на улицу. От нашего выхода из особнячка вела узкая дорожка на центральную аллею. Обежал мимо страусятника, столкнувшись в роботом «Дэн Сяопин», и выбежал на аллею. Помню, как позади меня распахнулись главные ворота особняка и послышался голос не то бабушки, не то кого-то из тётушек:

– Там холодно будет! Шапку надень! Эй, роботы, принесите ребёнку шапку!

Но я не слышал – бежал, что есть мочи, мимо бурной тропической растительности, наступая на перебегавших дорожку жуков (мелких, «классической» фауны, конечно). На углу выплюнул зубного робота, который тут же медленно пополз обратно в дом, и побежал дальше. Плантация обрывалась небольшим обрывом на стояночные места – здесь стояли два глайдера, оборонительный шагоход и несколько модульных комбайнов. Дедушкина дрон-станция там ещё тогда не стояла – он приобрёл её чуть позже.

И вот я замираю на ступеньках, ведущих от аллеи вниз. Прикрываюсь ладошкой от жаркого солнца и вижу, как поднялись заградительные щиты на посадочной площадке, а с неба, прямо на нас, натужно пыхая тормозными, падает папин грузовичок «Стенька Разин».

Батя тогда всего год как получил право пилотировать подпространственные суда малой размерности, правда, за границы системы ещё не летал. Казалось бы, рост, но маму это мало вдохновляло. Хоть рейсы были и короткие, максимум – двое суток, проводить вечера одной в доме, полном родственников мужа – то ещё удовольствие. Конечно, всё это я понял намного позже, но, видимо, это тогда проблем и добавило.

В метрах пятидесяти от земли грузовик замер, из кормового отсека выпорхнула полупрозрачная светящаяся юла. Космический волчок, «пёсик», бестелесная подпространственная живность, служащая для создания гравитации и отпугивания других форм космофауны. Батя уже пару раз садился у нас, начальство разрешало, и я видел волчка. Кто-то из родных тогда сказал, что это самая древняя форма космофауны, известная людям, и что их в старину называли «летающими тарелочками». Это же надо додуматься! Что в них может быть похожего на тарелочку?

Грузовичок успешно приземлился на форсажниках, открылся люк и спустился трап, к грузовичку поспешила пара наших роботов, чтобы проверить снаружи корпус – агрегат был старый, без самодиагностики.

А внутри на пороге стоял «Завет Ильича». Он же – просто Ильич. Это папин андроид, угловатый, с облуплившейся краской и налепленной для смеху под головой короткой красной бородкой из искусственного меха. Батя приобрёл его ещё в студенчестве за смешные сорок трудочасов, а затем полтора года вручную чинил, допиливал и довоспитывал. Я его до тех пор не видел – робот редко спускался на планеты, тем более, что у большинства держав использование человекоподобных роботов или ограничено, либо вообще строго запрещено.

– Тебя ждёт твой отец, – именно «твой» – Ильич разговаривал суховато, строго, как и полагалось коммунистическому роботу.

– Помоги забраться! – попросил я и потянул руку, потому что ступенька была большой, но робот, никогда не общавшийся ранее с детьми, странно посмотрел на меня моргалками и ответил:

– Просьба непонятна, каким образом нужно осуществить помощь?

Так мы и познакомились. Старина Ильич, сколько мы потом вместе пережили. В итоге вскарабкался я сам и пошёл за ним через пару шлюзов на тесную верхнюю палубу. Внизу была навалена груда странных железяк и пара вакуумных термосов-«вёдер» с дефлюцинатом.

– Ага, сынка! – батя был вроде бы даже рад и привычно суетлив – бегал и жал какие-то рычаги у экранчиков. – Ты тут не мешайся, сейчас взлетать будем.

В закрывающийся люк бабушка – вторая, не строгая – закинула гроздь бананов и шапку, пробормотав что-то на английском. Она была из малой народности австралийцев, очень редкой, её дедушка нашёл в какой-то хитрой резервации в Бессарабии. А родом – вообще из Народного Альянса Планет, в полутора годах лёту отсюда. Русский, конечно, за полвека жизни на Челябинске, выучила, но родной язык иногда вылезал. Потому и батю назвала странным именем – Шон.

Я собрался было спуститься, чтобы подобрать бананы, но тут сильно затрясло, загудело и зашатало. Ильич увидел, что я испугался, и указал суставчатой конечностью:

– Сядь на скамью и пристегнись. Я оценил твою способность удерживать равновесие, и она не выдерживает никакой критики.

– Сам дурак, – прокомментировал я, но, всё же пристегнулся.

Я пару раз до этого уже летал между регионами – на ионниках, реактивниках, квадротакси и других допотопных способах перемещения. Но стартовые двигуны первого батиного грузовичка запомнились надолго.

Нет, перегрузки были не такие уж и большие, но больше всего запомнилось то, что я почувствовал парой секунд спустя. Резко дёрнуло вверх, тело стало легче – в половину веса, не больше, и кто-то зашептал – тихо, вкрадчиво, на непонятном языке, или на всех языках одновременно. Мне показалось, что это кто-то за спиной, и я вздрогнул. Но лишь спустя пару мгновений вспомнил о том, что рассказывали старшие и понял, что голос этот звучит в голове. Потом замелькали образы – странные, пугающие. Огромные светила, встающие из-за неровного края астероидов. Разноцветные облака, полные мелькающих теней. Завывающий ветер со снегом на крутых алых склонах незнакомых земель. Карты, или, точнее, что-то вроде орбитальных снимков наших, человеческих планет. Этот эффект называется «космический шёпот» – своеобразный способ общения космофауны с нами, двуногими. Говорят, что волчки умнее любого из землян, просто их мышление настолько странное, что непостижимо большинству из нас. Говорят, что дельфины их понимают лучше нашего, поэтому в Империи так любят держать на крупных судах бассейны с дельфинами-переводчиками. Говорят, что они могут спасти человека, выпавшего в открытый космос. Или, наоборот, убить, утащить к себе в логово в каком-нибудь астероидном кратере.

Всего этого, конечно, тогда я не знал. Поэтому мне стало страшно, и я тихонько захныкал. Впрочем тряска и шёпот продолжались недолго. Космический волчок приплыл и прилепился в специальную выемку в днище, после чего тряска вместе с шёпотом прекратились, и осталось лишь лёгкое чувство головокружения.

Мы поднимались очень быстро по высокой параболе, и вскоре в окошке показались очертания длинного материка, растянувшегося по экватору.

Батя лишь мельком взглянул на меня, проверив, пристёгнут ли, и не проронил ни слова.

– Высота? – спросил он «старпома» – коренастого дядьку, имя которого я не запомнил.

– Тридцать. Взнуздать?

– Рано, дефлюцината много сожрут. В прошлый раз снабженец ругал.

Мне стало скучно – открыл в браслетике голограммную «Змейку», успел набрать тридцать квадратиков, прежде чем взрослые на мостике снова заговорили.

– Пора. Ильич, пошелуди в туннелизаторе, красный опять чудит.

– Выполняю шелудение в туннелизаторе, – хмуро откликнулся робот.

Немного затрясло, закрутило, батя со старпомом засуетились, заговорили на каком-то непонятном наречии. Но вскоре браслет довольно пискнул, сообщив, что мною совершено первое погружение в подпространство и начислил за это целых десять трудочасов. Тогда же я заметил и прочитал по слогам, как сменилась моя должность и принадлежность к флоту.

Возраст: 7 лет.

Должность по категориям МТП: Кандидат в младшие помощники юнги

А после я ел бананы – самые вкусные бананы в моей жизни.

* * *

Возраст: 17 лет.

Так или иначе, за время кукования во училище юнг и последующих путешествий с батей я изрядно отвык от женской компаний. Даже дома, несмотря на обилие тётушек, я гораздо больше времени проводил с братьями и дядьками. И при виде женщины на борту сильно испугался. Назвал имя и продолжал пялиться на малознакомую рыжую девушку, которая стояла точно подо мной, напротив люка.

– А меня Цсофика зовут. Через «ц».

– У тебя родители, чего… в регистраторе чихнули?

Она фыркнула.

– Батя у меня, знаешь, долбанутый, фанат венгерского языка.

– Что… что ты тут делаешь? – сказал я и тут же попытался оценить её возраст, чтобы «понять», можно ли мне обращаться на «ты, или лучше – на «вы».

С этого ракурса было совсем непонятно. Цсофика поставила кружку на столик, медленно проследовала к кровати и плюхнулась на неё лицом кверху. Тут я понял несколько вещей. Во-первых, что незнакомка находится в одних трусах и весьма свободной футболке. Во-вторых, что она примерно вдвое старше меня – тридцать-тридцать пять лет, не сильно привлекательна лицом и фигурой, потому подростково-мальчишеский интерес, мгновенно проснувшийся от факта появления женщины на борту, немного поугас. Но главным образом он поугас из-за третьей вещи.

Кошачий глаз не был врождённым дефектом или странной линзой – он был имплантом. Помимо него, вся правая рука от плеча до запястья была механическая, обшитая гладким голубым пластиком, живыми остались лишь часть ладони и пальцы, и то же самое было с икроножными мышцами. Цсофика была киборгом. Модификанткой, изгоем в большинстве держав Сектора Московского Транспортного Протокола. Где-то, например, в Бессарабии, киборгов открыто преследовали – вылавливали и сгоняли в какие-нибудь купольные резервации на спутниках горячих юпитеров. Где-то – например, в Империи Суздаль, они были признаваемым меньшинством, которым даже полагались льготы, но по факту – всё равно, до титульных народностей ей было весьма далеко. А в большинстве регионов отдалённой Новгородской Иерархии – и вообще, расстреливали.

– Эх… – прервала Цсофика мои недолгие размышления. – А это ты у своего бати спроси, чего он меня тут держит. Твой ведь батя капитан, да? Я угадала?

– Ну…