– «Нельзя», как и «никогда», – это очень жесткие слова, – наклонился я к Тюбе. – И их иногда можно… смягчить. Скажи, вот эта монета не заменит конкретно для меня слово «нельзя» на словосочетание «только для вас – можно»?
И я скрепя сердце дал ему серебрушку.
– Как вы красиво говорите, – сообщил мне Тюба, куснув денежку, а после убрав ее в карман. – Только больно заковыристо – я так ничего и не понял. И ничего я вам не скажу. Нельзя, понимаете? Мне после того как я студиозусам будущим слова магистра Герхарда передам, нельзя отвечать ни на какие их вопросы, кроме одного.
– Какого? – немедленно спросил у него я.
– А это вы сами угадайте, что спросить, – осклабился привратник. – Он, магистр, так и сказал: «Пусть спрашивают, но один человек может задать не более трех вопросов. Если среди вопросов будет тот, ответ на который ты знаешь, ответь тому, кто сумел уловить главное. На остальные ничего не говори, после третьего вопроса и вовсе молчи, а вопрошающий пусть думает, куда ему направиться, – туда или сюда. Но не больше трех минут. Если после этого он так и не примет решение, запирай калитку и не пускай его больше». Ну, милсдарь, спрашивать будете?
Если честно, эта беседа меня начала утомлять. И еще я понял: этот Герхард – ну очень непростой человек. Такого накрутить! Даже не при приеме на учебу, а при въезде в замок. Это надо очень не любить людей. Или очень крепко пить. Мастер-вор Гриммо Старый, который работал иногда с моим наставником Джоком, иногда уходил в запои. Так вот на вторую неделю он нам начинал истории рассказывать. Поначалу все ничего было – просто и понятно, даже интересно. Но вот к концу третьей недели, по мере того как он доходил до состояния совершенного одичания, какой-либо смысл в его байках поймать было уже сложно. А жаль – истории иногда встречались крайне интересные. Одну помню, про мага, который своего дружка решил освободить и для этого весь мир набекрень поставил, в компании таких же оторв, как и он сам. Освободил – и они потом вместе править начали то ли империей, то ли еще чем… На этом бы Гриммо и выйти из запоя, но нет. И вот он потом накрутил какой-то канители про их учеников, которым числа не было, да еще каких-то мутных людей приплел.
Вот и этот Герхард из таких же, похоже. Сам небось не знает, чего хочет.
– Ну? – поторопил меня Тюба. – Чего?
У меня было десятка два вопросов, которые можно было бы задать, но тут мне пришла в голову такая мысль: «А не надумал ли этот Герхард таким образом поглядеть, кто из прибывших башковитее, а кто – дурнее?» Сейчас я спрошу глупость какую-нибудь, а он потом и скажет:
– Вот идиот какой. Даже вопрос задать по-людски не смог.
И все. И выгонит.
Да и выбора у меня нет, в отличие от остальных. Они могут ехать, могут не ехать, а я должен войти в замок. Так что…
– Давай, освободи проезд, – приказал я Тюбе. – Не буду я ничего спрашивать.
– Как скажете, милсдарь, – посторонился тот, и я оказался под сводами Вороньего замка.
От ворот к внутреннему двору вел длинный и темный проход, выехав из которого, я увидел картину, которая изумила меня до глубины души.
На очень и очень большом внутреннем дворе расположилось человек пятьдесят. Это были юноши и девушки примерно моих лет, они сидели на брусчатке группками и поодиночке. Кто-то дремал, кто-то общался друг с другом, кто-то читал, но при этом большинство из них выглядели какими-то… Неухоженными, что ли? Одежда, у некоторых достаточно дорогая, была мятая, лица у большинства были осунувшимися, а прически отдельных девушек больше напоминали вороньи гнезда.
Следует отметить, что мое появление не прошло незамеченным. Народ уставился на меня, прекратив свои занятия. Как видно, все услышали цокот подков моего коня.
– Это у вас чего тут такое? – спросил я у Тюбы, идущего следом за мной. – Комедианты в замок приехали?
– В каком-то смысле ты прав, приятель, – вместо привратника подал голос один из парней, сидящий на ступеньке лестницы. – Так оно и есть. Скажу тебе вот что: наша дружная труппа только что пополнилась еще одним участником. Догадываешься, о ком я веду речь?
Ай-ай, догадываюсь.
– Да погоди ты, Фрай, – остановила его рыжеволосая девушка, сидящая около фонтана, в котором не было воды. – Скажите: вы какие вопросы задавали Тюбе?
– Миралинда, боги! – вздохнула ее соседка, отличающаяся невероятной красотой. Я подобной девушки и не видел никогда. – Мы уже здесь, и это факт. Изменить ничего нельзя, так чего ради ты хочешь знать правильный вопрос? В чем смысл?
– Знания не бывают «ради смысла», – запальчиво сообщила ей рыженькая. – Они либо есть, либо их нет. И твой подход к получению знаний в данном месте мне непонятен. Мы здесь все для того, чтобы учиться, а не…
– Снова-здорово, – сказал кто-то из тех, кто сидел у стены, и его поддержал с десяток голосов дружным: «Все ей неймется». – Рыжая, если магистр тебя слышит, то он тебе еще дней пять назад засчитал твои пламенные речи! Новенький, пожрать чего есть?
– Нету. – Я спрыгнул с коня. – Я думал…
– …что здесь покормят, – закончил за меня высокий юноша в дорогом колете[4 - Колет – мужская короткая куртка без рукавов, как правило, изготовленная из кожи.] и с очень недешевой, судя по отделке, шпагой на боку, легко вставая на ноги. – Увы, мой друг, тут не кормят.
– Тут дадут, во что кладут. – А этот тип, что устроился под деревом, явно простолюдин. Не бывает таких конопатых лиц у благородных. – А ты не врешь?
– Возьми и проверь. – Я положил руку на эфес и нехорошо посмотрел на веснушчатого. – Если сможешь.
– Не шуми, – попросил меня владелец дорогого колета. – Некоторые наши однокашники спят, не будем их будить. Итак, добро пожаловать в Вороний замок, точнее – в его двор. Ты у нас тут уже сорок девятый, так что скучно тебе не будет.
– А… – Я потихоньку начал понимать, что к чему, и почему-то мне захотелось засмеяться.
– Если ты про то, что тебе надо повидать мастера Герхарда и передать ему рекомендательное письмо, – так нам всем надо бы это сделать, – улыбнулся юноша. – Но никто из нас пока этого не достиг.
– Мне не надо, – возразил веснушчатый. – У меня писем нет. И у Магдалены – тоже.
Девушка, у которой в руках была потрепанная книга, кивнула, не отрывая глаз от страниц.
– Это так, – подтвердил юноша в колете. – Не все с письмами пришли. Но им тоже нужен мастер Герхард Шварц.
– То есть войти сюда можно, – пробормотал я. – А выйти до того, как повидаешь Герхарда…
– Именно, – подала голос красотка, откидывая волосы назад. – Вот мы тут все и сидим. Ждем.
– Не все, – послышалось от стены. – Трое свалили уже. Им надоело слушать, как желудок урчит, не смогли без харчей сидеть.
– С этим плохо, – подтвердил юноша. – Воды – вон, целая бочка. А вот с едой… В день Тюба выдает каждому один кусок черствого хлеба утром и один вечером. И все.
Вот проглоты. Два куска хлеба в день? Да вы красиво живете! Я, бывало, о таком и мечтать не смел.
Хотя если привык есть от пуза, то на два куска хлеба в день переходить трудно, это правда.
– Барон Эраст фон Рут, – протянул я ему руку. – Я не представился.
– Баро-о-он! – протянул конопатый. – Кассандра, смотри – теперь у нас и барон есть.
– Да и боги с ним, – отозвалась девица с всклокоченными волосами и в пестром платье, даже не взглянув на меня. Она была занята серьезным делом. Она метала кинжал в крышку от бочки. Хорошо метала, к слову, умело.
– Граф Аллан Орибье, из Фрайтинга, – пожал мою руку юноша. – Рад знакомству. Ты, я так понимаю, из Лесного края?
Вот ведь как – он вельможа, проживающий в столице одного из крупнейших королевств Рагеллона, да еще и титул вон какой, а я – барончик из Лесного края. Но спеси в его голосе я не слышу. Может, с голодухи она пропала?
– Именно, – подтвердил я.
– Не обращай внимания на «ты», – учтиво объяснил он. – Здесь это наиболее разумная форма обращения. Да и в целом тут сословные традиции не к месту, поверь. Все мы тут на одних камнях сидим, чего уж.
И, к моему немалому удивлению, почти все, кто слушал нашу беседу, закивали, кроме парочки парней, которые вообще сидели наособицу. Им, как видно, подобное было не сильно по душе.
И зря. Смысл гонориться, если все в одной лодке сидят? Видимо, это и есть то «выбивание», о котором мне мастер Гай говорил, точнее, одна из его разновидностей.
За последующие десять минут Аллан окончательно разъяснил мне смысл происходящего, хотя основное я понял сам. Это и впрямь была ловушка – простая и изящная.