Холодный путь к старости

Денег стало больше. Городская администрация решила побаловать коллектив вновь созданной газеты повышением жалованья. Радость новых ботинок мелка, но Алик неоднократно подмечал, что к значительным переменам в жизни иной раз приводят непримечательные пустяки, случайные, но точные слова. Они попадают на почву души. И появляется дерево. Идешь по жизни, переезжаешь, приобретаешь, теряешь, меняешь, а причина, порой, всего одна – давно забытая фраза. Ее можно раскопать в архивах памяти. По этому поводу он, подскакивая на ухабах северной трассы, сочинил не всем понятный стишок:

В тетрадях, тайниках, конвертах…

Простых предметах бытия

Хранятся ключики к вселенной,

Упрятанной в глубинах «Я».

Один лишь образ их…, иль запах,

А может, строчка… В мир чудес,

Как заяц на пушистых лапах,

Ускачет память в древний лес.

Этот стишок вышел в газете маленького нефтяного города под псевдонимом Женя Рифмоплетов – публично и безлично, а значит, безопасно. Почему память ускачет в древний лес воспоминаний именно на «пушистых лапах», Алик не мог объяснить даже сам себе, но все получилось вполне пристойно, в рифму и истинно, как он считал. Алик собрал достаточно предметов, напоминавших ему о прекрасных временах прошлого. Часы на стене квартиры, которую помог получить родственник бесплатно на грани распада общественной собственности, были из далекой Киргизии, нашивка от стройотрядовской куртки из Адлера, авторучка подарена партнершей по бальным танцам, надувная рыба полностью расписана пожеланиями одноклассников…

Запах мандаринов всегда чудился ему под Новый год как воспоминание о детстве, стальной запах трансформаторного железа напоминал о годах радиолюбительства, а дымок канифоли волновал сродни запаху шашлыка…

А строчки…

Несколько исписанных дневников лежало у него в ящике стола, где на каждой странице, словно гербарии, были сохранены чувства, и он иногда перечитывал их. Все это составляло его бесценное богатство, которое он боялся потерять, поскольку свято верил, что в них хранятся ключики к его счастью, его лучшие воспоминания, которые, к сожалению, делаются с возрастом все менее реальными.

***

Как разные виды рыб водятся в своих водных пластах, на определенных глубинах, так и люди в меру своего социального и общественного статуса обитают в определенных кругах знакомых. Как рыбы, так и люди почти ничего не ведают о том, что происходит рядом за в общем-то прозрачной гранью. Алик жил, как обычный человек, в своем полуреальном мире и даже не задумывался о людях, придумывавших правила жизни, правивших этим миром на разных уровнях власти, людях, использовавших других людей, нижестоящих в социальном смысле, в своих далеко не великих целях. Отчасти это происходило, как и в рыбо-животном мире, из чувства самосохранения…

Пришла пора приступить к рассказу о втором, в некотором смысле многоголовом герое нашего повествования. В этом же маленьком нефтяном городе примерно в это же время…

ЧЕРНЫЙ ПОДПОЛКОВНИК

«Если не учить молодежь, она никогда не постареет»

В полуподвальной камере предварительного заключения сидел Толя Воровань, по отчеству Семеныч, – начальник налоговой полиции небольшого нефтяного городка. Без уютной крыши погон клапаны его сердца беспокойно чавкали. Его лицо напоминало отечную морщинистую тучу, готовую разразиться сухими молниями ругательств. Он нервно постукивал ногтями, похожими на черные серпы, по деревяшке нар.

Семеныча взяли в три часа ночи прямо из теплой постели и посадили в самую холодную одиночку, где было зябко, несмотря на то что сентябрь еще только начался и был необыкновенно ласков для Крайнего Севера. В одной из соседних камер кто-то громко надрывно кашлял. На серой стене камеры скорее всего кариозным клыком, который валялся на цементном полу привязанным к черной суровой нити, был выцарапан стишок:

Я тоже рвал свои стихи

На мелкие клочки.

Они летели вниз, к земле,

Совсем как хлопья снега.

Вот только кто же создает

И рвет их наверху?

Наверное, и в жизни той

Не все бывает ладно.

Несколько раз перечел Семеныч кривые строки неизвестного сокамерника, взгрустнул, вспомнил о кукурузных хлопьях в молоке, которыми его в детстве потчевала мамаша, и сплюнул на пол. От долгого сидения ягодицы все более каменели и немели, тоскливые мысли обретали бессонную четкость, и на рассвете воспоминания по блистательному недавнему прошлому сами собой зашуршали, как страницы раскрытого романа, оставленного на волю ветерка.

***

Почти год прошел с того момента, как Кошельков, низенький и головастый начальник нефтегазодобывающего управления, вызвал к себе в кабинет Семеныча, тогда еще заместителя по коммерции, вместе с Нинкой Золотухой, снабженкой, и не простой, а начальницей отдела рабочего снабжения. Кошельков матершинник был несусветный, а тут обошелся без бранных слов:

– Дельце для вас есть. Толя, собирайся в командировку, в Москву. Там найдешь Штейтинга. У этих немцев фамилии как механизмы. По мне так одно, что Штейтинг, что Штангенциркуль, но ты не перепутай. Он руководитель фирмы «БЕС». Твоя задача забрать у него договор на поставку продуктов. Стоимость – два миллиона…

– Рублей? – пренебрежительно пропела Нинка.

– Долларов, голуба, долларов, – увесисто пробасил Кошельков. – Наш генеральный директор, наш любимый Генерал, Станислав Тихомирович Бороздилов, расщедрился, выделил на новогодние подарки труженикам нашего предприятия солидную сумму. Решил в последний раз шикануть. После Нового года акционируемся и таких возможностей может не быть. Частными станем. Останется только вспоминать о дешевых машинах, строительстве заводов по производству утюгов с поставкой оборудования на Крайний Север из тропической Индии и прочих угробительных для предприятия программах. Скоро богатые возможности будут иметь единицы, а остальные облизываться…

Перед этим разговором Кошельков немало думал, выискивая хоть каких-нибудь подходящих для планируемой операции иностранцев, владевших мощными продуктовыми фирмами. Он сильно потел, в голове стреляли боли скачущего кровяного давления от мысли о двух миллионах долларов, которые могли сгореть в желудках населения без какой-либо пользы для его кармана. Десять процентов с суммы проходивших через его управление сделок он умел отсеивать в свой домашний бюджет, но до этого случая имел дела со своими, российскими бизнесменами, которые знали Порядок. Договора заключались только с теми, кто в оговариваемую сумму вводил гонорар Кошелькова и Генерала, от которых зависело заключение сделки. Конечно, цена таких контрактов возрастала, товары и услуги становились странно дорогими, но кто возмутится? Тем более что все легко объяснялось непомерно высокими транспортными издержками по доставке, например, железобетонных плит в такой далекий край, как Крайний Север. Деньги Кошельков обычно получал наличными: человек сам приходил и отдавал. Иногда заключались дополнительные пустые контракты на подставных лиц. А тут требовалось провернуть сделку с иностранцем, который неизвестно как отреагирует на предложение российских правил коммерческой игры, и со Штейтингом просто повезло. Он оказался своим – советским немцем, переселенцем и даже более того, о чем мы расскажем далее…

–… Главное, запомните: государственное предприятие на излете, последние дни доживает, – продолжал напутствовать подчиненных Кошельков. – Если все пройдет тип-топ, то каждый из вас получит хорошую премию.

Воровань с Золотухой вышли, а Кошельков тут же перезвонил Генералу:

– Я своих настроил на исполнение задачи. Съездят в Германию в командировку, посмотрят на жизнь заграничную, и хватит с них. Многие и о том только мечтают. Наша доля от контракта с немцами обговорена. Ни вы, ни я в этом участвовать не будем, а если что-то не срастется, то козлы отпущения уже есть.

– Молодец, – похвалил Генерал, – но успокаиваться рано, дело завалишь, будешь искать работу…

Всего, что Кошельков делал и думал, Семеныч не знал, но догадывался, а посему летел в московскую командировку к господину Штейтингу в немного расстроенных чувствах. Он не любил бесплатное использование своих способностей. Хотя Кошельков и обещал премию, но Семеныч понимал, что наверху поделят гораздо больше. В Москве он встретился со Штейтингом. Тот составил договор, подписал его, Семеныч забрал бумагу, прочитал и обратил внимание, что в контракт внесены сыры и колбасы с укороченным сроком хранения. Чтобы успеть довезти их из Германии на Крайний Север в съедобном состоянии, надо приложить немалые усилия, но Семеныч промолчал, поскольку помнил напутственные слова шефа:

– Твоя задача простая: забираешь подписанную бумагу, не вникая и не создавая проблем. Все обговорено…

***

Кошельков, как только получил подписанный Штейтингом контракт, с предпраздничной дрожью в душе поспешил к Генералу:

– Станислав Тихомирович, все сделано. Цены приемлемые. Остаток за вами: надо подписать.

– Иди ты на хрен! – внезапно зарычал Генерал. – Хочешь, чтобы меня обвинили в мошенничестве и самоуправстве? Умник, мать твою…

– Нет, что вы?! Нет умысла…

– Думать надо! Без поддержки ничего. Совещание соберу. Мои замы не решатся возразить. Согласятся с контрактом. Лапы повскидывают в одобрение. Тогда сам подпишу. Зато, если дело худо пойдет, никто не скажет, что Генерал лично два миллиона пульнул. Все понемножку запачканы и даже вынуждены будут меня оправдывать, спасая свою репутацию. Да и тебе не рекомендую светиться.

– Вы голова, Станислав Тихомирович. Я всегда восхищался вашим умом, – привычно полицемерил Кошельков. – Как вы не доктор наук?

– С этим еще успеется, – подхватил идею Генерал и вскоре купил звание академика у хохлов за нефть, деньги за которую так и не были перечислены предприятию. Так пошла новая мода среди северных чиновников…

Контракт был подписан под общее одобрение замов, да и как могло быть иначе, когда сам Генерал убеждал, а он убеждать умел.