Вероятности. Наваждение. Часть вторая

– И как успехи?

– В последние годы процент успешных исходов вырос, – уклонился от прямого ответа Пётр.

Кирилл потёр пальцами лоб:

– Б..! Это ж семьдесят лет опытов над людьми… А мой отец… – взглянул он на Петра. – И его родители… Они тоже участвовали?

– Благодаря лаборатории Михаил Грачёв смог отсюда выбраться.

– И Векшин?

– И Векшин.

– А рак у отца? Тоже благодаря лаборатории?

– У меня нет информации, Кирилл, – помотал головой Пётр.

– Понятно… – Грачёв замолчал на несколько секунд. – Я хочу получить карточки отца и его родителей. И все данные по экспериментам над ними.

– Это невозможно…

– Возможно, – жестко произнёс Кирилл, хмуро посмотрев на Петра. – Попробуй только отказать.

– Угрожаешь?

– Сообщаю о возможных последствиях.

– Ты думаешь, мы в одной «весовой категории»? Ну, хорошо, я дам тебе то, что ты просишь, – согласился Пётр. – Но и я, в свою очередь, прошу никому не говорить об этом месте и о том, что ты тут узнал. Не заставляй снова возвращаться к официальным отношениям и брать с тебя подписку.

– Если получу документы…

– Я понимаю, – Колокольников встал. – Пошли, я тебя провожу в подвал больницы.

Кирилл уже десятый раз мерил шагами коридор, куда выходили двери выделенных экспедиции кабинетов. Он не мог просто так появиться посреди дня и вести себя с друзьями, как ни в чём не бывало. Но и рассказывать нельзя – он обещал. С другой стороны, карточки Пётр ещё не принёс. Может, и вообще не принесёт? А охрану лифта теперь усилят, и больше туда проникнуть не удастся. А он молчать будет?! Нет! Одна голова хорошо, а две всё-таки лучше.

Кирилл открыл дверь:

– Серёг, выйди на минутку.

На улице, в тихом закутке между больничными корпусами, Кирилл рассказал Сергею всё. Харитонов хмурился и молчал. Наконец он произнёс:

– Ты понимаешь, Кирилл, что это всё меняет? То, что мы сюда приехали делать, – это всё цветочки по сравнению с тем, что делают они уже столько лет. Мы проводим клинические испытания более-менее проверенной технологии, относительно безопасной. Но всё равно делаем это тайно, не сообщая людям о сути нашей работы. И тем самым мы становимся в один ряд с этими монстрами из бункера, для которых жители Периметра – лабораторные мышки! Мы с тобой такие же бесчеловечные подонки, понимаешь?!

– Сергей, не стоит так всё чёрной краской-то мазать, – ответил Кирилл. – Да – опыты, да – без согласия. Но ведь для их же блага. Мой отец родился здоровым, Векшин тоже… Разве игра не стоила свеч?! Был бы я здесь с тобой, если б не эта лаборатория? Не был. И поэтому не собираюсь называть этих учёных бесчеловечными подонками. И себя причислять к ним тоже не хочу.

– Твоего отца вылечили, да, – согласился Сергей. – А сколько при этом покалечили и убили других людей? Ты считал? Ты можешь хотя бы на глазок прикинуть процентное соотношение? Подумай – и удивишься. Нет, всё! – махнул рукой Сергей. – Я сворачиваюсь. Пошла нахрен вся эта херня!

Он стянул с себя белый халат и, бросив его на землю, пошёл прочь.

– Серёг, ты куда? – крикнул ему вслед Кирилл.

– В гостиницу, – ответил тот, не оборачиваясь. – Моя работа окончена!

Сергей лежал на кровати, когда дверь распахнулась, и в комнату ураганом ворвался Пётр. За ним вошёл Кирилл.

– Так, Сергей, – начал Пётр, – давай проясним. Есть проект – заметь, твой проект, – под него выделены деньги. У тебя – обязательства. А ты говоришь, что прекращаешь работать. В чём дело?

– Тебе Кирилл не доложил ещё?

– Рассказал, да. Но я хочу от тебя услышать.

– Пожалуйста: нахрен такую работу. Удовлетворился?

– Нет. Вставай – пойдём на воздух. Там поговорим. Здесь нельзя.

– Я не двинусь с места, – заявил Сергей. – Мне нечего тебе сейчас сказать.

– Сергей, давай не нагнетать, – более спокойно попросил Пётр. – Пойдём поговорим. Нам обоим это сейчас нужно. Лучше сразу расставить все точки над i, чем тянуть рязину.

– Серёг, – вклинился Кирилл, – он дело говорит. Пошли.

Харитонов вздохнул и поднялся с кровати.

В сквере неподалёку от гостиницы все трое сели на длинную деревянную лавочку с удобно изогнутой спинкой. Рабочий день ещё не кончился, народа в сквере почти не было. Тень под ветвями каштанов спасала от жары.

– Я понимаю, – начал Пётр, – тебя не устраивают опыты на людях. И это нормально, не спорю. Почти каждый человек высказался бы так же, как ты. В нашей реальности такая научная деятельность – просто нонсенс. Но посмотри на это с другой стороны. Вспомни, как двигался прогресс в медицине с конца двадцатого века? Еле-еле, маленькими шажками, наощупь, словно в темноте. И немудрено – лабораторные животные мало что давали медицине. Да и сейчас мало что дают. А кроме них? Максимум – ранние стадии человеческих эмбрионов. И всё! Это как смотреть через мутное стекло ночью. А потом раз – и прорыв. Появились нары. Не наводит на мысль?

– Но их же не здесь создали, – ответил Харитонов. – Мы все знаем разработчиков. Какая связь?

– Конечно, не здесь, – усмехнулся Колокольников. – Но как они действуют? Неужели ты, Сергей, думаешь, что все те мишени в человеческих клетках, на которые нацеливают медицинские нары, из воздуха возникли? Или из опытов на животных? Ты же ясно понимаешь, что большинство заболеваний не возникает из-за какого-то одного точечного нарушения. Это всегда комплекс, одно цепляется за другое. Одно нарушение вызывает каскад других изменений, а организм приспосабливается. Если же убрать первоначальное нарушение, возвращая к норме, поменяется и весь каскад. И как эти резкие изменения скажутся на здоровье человека, на мышках и обезьянах не изучишь. Здесь же, в этой лаборатории, изучают все такие взаимодействия до мелочей, меняют одно, другое, следят за последствиями. И всё на самом подходящем объекте – человеке. Если бы не лаборатория, не было бы таких подробных программ для наров, и никогда бы они не прошли клинические испытания. И твоего проекта в итоге бы не было. А все возрастные болезни, которые мы сейчас успешно лечим, до сих пор висели бы дамокловым мечом над каждым человеком. Так что подумай об общемировой пользе, прежде чем обвинять всех и терзать себя. Ты же тоже сюда не с лекцией приехал. Понимаешь, о чём я?

– Да, не с лекцией, – согласился Харитонов. – Я приехал тоже экспериментировать на людях. И хоть это практически официальное клиническое исследование, оно основано на преступлении! Преступлении врачей из вашего бункера. Это не врачи даже. Это Гитлер, это Менгеле, чёрт возьми!

– Не стоит сравнивать, Сергей, – остановил его Колокольников. – Гитлеровские учёные экспериментировали на заключённых, на невинно осуждённых режимом. Хотя, заметь, все они были обречены так или иначе умереть в лагерях. И только потому, что Германия проиграла войну, стали известны подробности этих экспериментов. Страны-победители же как проводили опыты на людях, так и продолжили это делать в абсолютной секретности. Ну и не в таких масштабах, конечно. Все ждали той минуты, когда можно будет выйти в легальную плоскость. Помнишь Хэ Цзянькуя в восемнадцатом году? Это был пробный шар, который показал, что общество ещё не готово. Потом эксперименты в Мексике 48-го и 51-го годов. И как результат – убийство доктора Сильвио Мартинеса в 2052 году активистами «Естественного мира». На этом всё – попытки прекратились. Однако лабораторий, подобных нашей, десятки по всему миру. Десятки! Они продолжают работать. Потому что ясно – без опытов на людях никакого прогресса не будет.

– Мне такой прогресс не нужен! – воскликнул Сергей. – Спасти в будущем одних, убивая и калеча сотни сейчас? Кто вправе делать выбор, кого убить, а кого вылечить?

– А что, – спросил Кирилл, – пускай все больные умрут? Никого лечить не надо? Так ты считаешь? Или, может быть, пусть несколько больных умрут, зато остальные выздоровят?

– У тебя здесь именно такая ситуация, – поддержал Пётр, – ты работаешь с безнадёжно больными людьми с их согласия. Они в общих чертах проинформированы о возможных последствиях экспериментального лечения. Так что лично ты и твои коллеги никакого преступления не совершаете. Оцени трезво ситуацию и перестань дурить!

– Я не могу сейчас… – произнёс Сергей, закрыв глаза. – Я не знаю, кому и чему верить. Кто прав, кто не прав… Не сейчас…

Он встал и медленно зашагал по дорожке.

– Спасибо, Кирилл, – язвительно сказал Грачёву Колокольников. – После того, что ты сегодня наворотил, я, по-хорошему, вообще не должен ничего тебе давать. Никаких грёбаных карточек! Ты понял?! Ты поставил под удар всё наше предприятие. Весь проект нахрен разваливается! Уговаривай теперь Харитонова как хочешь. Но чтобы в понедельник он приступил к работе. Иначе я не знаю, что с тобой сделаю.

Четверг, 4 сентября