Вальс на Лубянке

Вальс на Лубянке
Андрей Владимирович Запискин

Мир дается нам в наших ощущениях. Ощущения юности незабываемы. Первая любовь, первый поцелуй – это навсегда. Как и потери. Взросление хранится в памяти осколками цветного калейдоскопа, которые остаются яркими – спустя целую жизнь.

Андрей Запискин

Вальс на Лубянке

Танцами – бальными – я начал заниматься со второго класса. Не сам, конечно. Кто же восьмилетнего мальчика будет спрашивать? Просто отвели за руку в зал и всё. Карьера обещала быть успешной: все-таки четвёртое место по городу. Но в конце семидесятых мама снова вышла замуж, и мы переехали в маленький подмосковный город.

Главная черта таких городков – отсутствие окраин, которые плавно переходят в следующий город или деревню. Ощущение постоянного сквозняка – вот краткая характеристика моих ощущений. Мой новый мир заканчивался на платформе «Весенняя», откуда электричка за полчаса перемещала всех желающих из сонного забытья в праздничную столичную суету. «Длинная, зеленая, пахнет колбасой» – это анекдот из того времени. В Москву ездили, в основном, за продуктами. В театр или музей – редко.

В новой школе я приживался плохо. Надо мной посмеивались из-за моего уральского акцента. Со временем акцент почти исчез, появились друзья, но город оставался чужим. Хотя довольно уютным – если держаться подольше от шоссе.

Свист электричек в березовой роще за шоссе тревожил, лишал сна. По ночам я читал книги и гулял по парку рядом с общежитием, в котором мы жили. Я не знал, что будет со мной после школы, зато точно знал, что здесь не останусь. Ни за что.

Свободное время и депрессивное настроение надо было куда-то девать. Друг затащил в секцию дзюдо, но борец из меня вышел плохой – я всегда проигрывал. Потом появилась возможность продолжить танцевальную карьеру – в эстрадном ансамбле районного городского Дворца культуры. В соседнем городе.

Из школьников в ансамбле были только двое – я и моя голенастая партнерша Наташка. Остальные люди взрослые: рабочие, студенты. Все красивые девушки были старше. Кореянка Таня Ким, взгляд раскосых глаз которой просто гипнотизировал. Студентка Людмила, которую я провожал домой. Мы говорили с ней о кино и сексе, а потом я имел разборки с соперником-пролетарием с потасовкой в туалете.

Была еще кинематографическая русская красавица с утерянным именем, прозрачной кожей, румяными яблоками щек и русой, конечно, косой. Естественно, до пояса.

Мне не повезло. Моя партнерша была в том возрасте, когда женское начало еще не победило ребенка, округлостей и фигуры практически не было. Зато прыщей – в избытке. Несчастную девушку я презирал и всячески избегал контактов – даже в танце. Тем не менее, нам удалось выиграть два региональных конкурса, что позволило поглядывать даже в сторону высокомерной Москвы. Но тревожное состояние, а в большей степени прыщавая партнерша мешали строить планы на будущее.

Последний триумфальный выход на паркет мне устроили два брата-близнеца из ансамбля, что наперебой ухаживали за киношной красавицей. Что они офицеры того самого Комитета, я узнал, когда они пришли на занятия в форме. Не понимаю, как их туда занесло, но что делали в ансамбле, знаю. Танцевали. Агитировали меня после школы поступать в Конторский вуз, обещали протекцию. Стройные красавцы, всегда улыбающиеся – просто реклама. Органам.

Именно благодаря братьям очередной Новый год мы отмечали на Лубянке. В том самом здании, в Москве, на знаменитой площади с Дзержинским на постаменте. В качестве артистов, конечно.

Был слякотный московский декабрь. Вечером мы зашли в незаметную дверь в переулке и оказались в тесном холле с крутой железной лестницей наверх. Я отличился сразу. В ансамбле занимался под фамилией матери, своей стеснялся, а паспорта никто не спрашивал. Когда я предъявил вахтеру в форме комсомольский билет, возникла пауза. Прибежал дежурный офицер, долго сверялся со списком, выясняя, кто я, как и почему. Братья довольно быстро всё уладили. Нормальная контора – без лишней бюрократии.

Моя партнерша не приехала, заболела, слава Богу. Танцевал я с руководительницей ансамбля Галиной, вполне возможно, Николаевной. Заключительным номером шел вальс, только не помню, какой: «Медленный» или «Венский».

Довольно крупная женщина для восьмиклассника, но я справлялся, стараясь не смотреть в декольте. Блестели в темноте золотые Галинины зубы, щедро пахло волнующим женским потом. Открытая спина партерши была мокрой. Вальс требует тесного контакта, а я изо всех сил старался не прижиматься – хотя бы бедрами.

Лиц я не видел. Мы кружили между столиками в сигаретном тумане. Уже разогретая публика оказалась очень благодарной и щедрой на аплодисменты. Пришлось танцевать на бис. Не помню, как все закончилось. Очнулся я уже в автобусе с коробкой конфет под мышкой. Пылало лицо. По-моему, у меня была температура.

Взрослые артисты пили коньяк из горла, передавая бутылку по кругу. Галина и Танька Ким одобрительно щерились в мою сторону, с наслаждением дымя папиросами. За окном автобуса слезилась огоньками сопливая московская ночь. Горели ладони, впервые обнимавшие женщину.