Золото скифов. Крымский карамболь

Пока суть да дело, Ромка решил устроиться на работу к старым товарищам из спецподразделения ФСБ «Альфа», в детективное агентство «Альфа-Форум» на Дмитровке, куда как вы понимаете, не каждого со стороны и брали, а Ромка всё-таки для бывших фэбсев считался человеком со стороны. Но прошлые боевые товарищи за него вступились, благо те находились в верхушке руководства конторы, и Рейнгольда поддержали и приняли.

Не будем особенно углубляться, чем именно занималось охранное агентство «Альфа-Форум», если совсем коротко, то это контроль коммерческих структур и отъём чужой собственности путём поглощения и слияния бизнеса, охрана толстосумов-олигархов, их родни и имущества в стране и за рубежом. Среди всего прочего, имело агентство лицензию и на детективную деятельность, а что же не иметь, если есть такая возможность, – всё так всё. В этом специфическом детективном подразделении большой конторы и работал Роман Генрихович.

То, что люди в конторе «Альфа-Форум» жили небедно, Рейнгольд осознал уже в первый рабочий день, прибыв на планёрку в офис на Дмитровском шоссе. Втискиваясь на своей скромной «Е-шке» между здоровенными Infiniti, Lexus и Range Rover, Роман случайно притёр огромный золотой Lexus. Упакованный золотой слиток, видимо обидевшись на незваного гостя, стал истошно вопить дорогой сигнализацией. На призывный вой элитного японца из дверей офиса выскочила охрана и с весьма серьёзными намерениями кинулась к машине Романа, но затем следом за охраной на шум неразберихи, на улицу вышло руководство агентства и заместитель директора Андрей Дмитриевич, который узнал Рейнгольда, добродушно улыбнувшись, зычно гаркнул охране: «Эй вы, служивые! Всем стоять-бояться! Это наш новый сослуживец решил свою коробчонку на нормальную машину поменять! Ха-х-а!» – и все альфовцы, вывалившие толпой на шум-тарарам, дружно заржали вслед за начальством.

Рейнгольд благодаря своим личным качествам и работоспособности быстро влился в коллектив конторы. Он работал по установке и розыску имущества должников и самих должников иногда привозил в багажнике своей автомашины. Искал наёмных убийц и пропавших без вести жён, бывал в заграничных командировках и вскоре обрел известность в определённых кругах столицы. Со временем Роман Генрихович оброс собственной постоянной клиентурой среди чиновников и олигархов, банкиров и валютчиков, антикваров и местного криминала. Хотя детектив работал за большие деньги и это стало реальностью сложившихся в стране на данный момент трудовых отношений, скрягой он никогда не был, деньги считал лишь средством для достойной жизни, а не идолом для поклонений.

Когда в контору пришёл по почте тот самый конверт, который изменил планы Романа на конец лета, Андрей Дмитриевич вызвал детектива в свой рабочий кабинет и показал документы. В письме, написанном на плотной дорогой бумаге с водяными знаками, оказалось изложено предложение прислать Романа Генриховича в Крым, а именно в Феодосию, для работы в семье тамошнего землевладельца и винного магната Карла Морица. Бумаги оказались составлены от лица отца винодела, Олбериха Леопольдовича Морица.

Старший Мориц извещал, что в связи со скоропостижной смертью сына, он заручился рекомендациями своих московских компаньонов и просит выслать ему в распоряжение именно Рейнгольда, так как лично располагает благоприятными отзывами о компетенции и деловой репутации детектива. Приложением к письму являлся составленный нотариально именной контракт Олбериха Морица с Романом Рейнгольдом на оказание информационных услуг по выяснению обстоятельств смерти Карла Морица на сумму 150 тысяч долларов, с покрытием накладных расходов по исполнению данного контракта в полном объёме.

Тут необходимо предупредит моего читателя, что далее рассказ по мере необходимости получится изрядно насыщен непривычными для слуха русского человека немецкими именами и фамилиями, так как нам придётся волей случая оказаться вместе с нашим героем в узком семейном кругу указанных в озвученном письме лиц.

– Вот такое all inclusive! – с усмешкой резюмировал Андрей Дмитриевич. – Старик-то видимо старой закалки, бумаги вручную выводил. Исходя из озвученной суммы контракта и положения заказчика в новом, перспективном для конторы регионе, отказать такому клиенту, как ты понимаешь, я не имею права. Значит поступаем так, берёшь отпуск за свой счёт и выдвигаешься прямиком по месту назначения. Учти, вся ответственность за исполнения контракта возлагается на тебя. Мы конечно подстрахуем и окажем помощь, если таковая потребуется, а с комиссионных, как положено при договорном контракте, двадцать процентов занесёшь мне лично. Всё, что может тебе потребоваться из спецтехники и вооружения грузи из оружейки под мою ответственность. Ну, а теперь, если есть вопросы задавай, внимательно выслушаю?

– Вопрос на данный момент один. Как вы думаете, Андрей Дмитриевич, почему они выбрали именно меня? – спросил Роман.

– Ну, это ты на месте узнаешь, – предположил руководитель.– Но вот опять же, потому что немцы наверно, как и ты.

– Как будто я последний немец, – усмехнулся Рейнгольд.

– У нас да, – без шуток подтвердил заместитель начальника. – Первый и последний. Зайди потом к аналитикам, пусть тебе забронируют билеты на самолёт и гостиницу, да соберут там всю информацию, которую найдут на эту семейку.

– Да нет, я лучше на своей машине махну. В Крыму, наверно крутиться по месту придётся, – возразил Роман.

– Как хочешь, – отмахнулся Андрей Дмитриевич. – Но долго там не растягивай эту катавасию. Знаю я вас молодых, девушки и море взрывоопасная смесь для не окрепшего организма. Да и деньги, честно говоря небольшие. Отпускаю тебе максимум две недели сроку и обратно домой.

– Слушаюсь, – козырнул Рома. На том и расстались.

Отдохнув в кафе и остудив машину, насколько вообще уместно использовать это понятие в такую жарищу, при немилосердно палящем южном солнце и температуре воздуха в 34 градуса, когда дышать свободно возможно только при постоянно работающем климат-контроле, Роман выехал со стоянки и "Mercedes", разрезая жаркое марево плывущее над раскалённым асфальтом автотрассы, полетел серой стрелой к Керченскому проливу. Через полтора часа Рейнгольд въехал на развязку Крымского моста, сбросил скорость до положенных 90, проехал мимо КПП транспортного досмотра, где его машину с московским номерами не остановили и выехал на эстакаду с двухполосным движением. Далеко внизу за отбойниками эстакады открылась бирюзовая гладь Керченского пролива с группами больших кораблей на рейде у горизонта, ожидающих своей очереди на проход в Азовское море. Слева от действующей трассы шло строительство дублирующей автодорогу железнодорожной эстакады. Асфальт на мосту и подъездах к нему уложили безупречно ровным, трасса имела небольшой подъём к центру моста и вскоре впереди показались две огромные светло-серые арки, которые образовывали главный пролёт сооружения, устроенный для прохода океанских судов. Вид огромных танкеров и сухогрузов стоявших группами на якорях на горизонте, сновавших туда-сюда по заливу вездесущих буксиров, прогулочных яхт и катеров оживлял морскую гладь и создавал впечатление кипучей деятельности на полуострове.

Огромный мост впечатлил Романа монументальностью масштабов сооружения и грандиозностью объёмов проделанной работы, всё оказалось сделано добротно и дорого, качественно и надёжно, на века. Исходя из увиденного следовало заключить, что неопределённости со статусом Крыма закончились, Россия вспомнила о своей славной истории и по праву первого вернулась на полуостров надолго и как стало теперь очевидно, навсегда.

От светло-серых металлических арок дорога пошла вниз и отсюда, с этой точки под огромными арками, открылся прекрасный вид на полуостров, а в наступающих сумерках справа уже зажигались огни Керчи. После многочисленных развязок и съезда с эстакады на Керчь дорога сузилась. Основная трасса «Таврида» в Симферополь, находилась еще на этапе реконструкции и на ней функционировала лишь одна полоса. Встречная сторона шоссе отделялась от рабочей части трассы пластмассовыми ограничителями и на здесь днём, и ночью трудилось множество дорожных рабочих и разнообразной строительной техники. Многотонные дорожные катки трамбовали многослойную прослойку подушки из песка и щебня под новый асфальт, экскаваторы рыли и благоустраивали обочину на многочисленных развязках и съездах с основной трассы и обустраивали прилегающую территорию.

Движение по узкой полосе стало плотным и насыщенным, автомашин отдыхающих, спешащих успеть в разгар сезона к ласковому морю ехало в Крым бесчисленное множество, больших и маленьких, дорогих и бюджетных, с прицепными домиками, лодками и велосипедами, навьюченных разнообразной поклажей, заполненных детьми и домашними животными. Но всех находящихся в этом бесконечном потоке людей объединяло одно безотчётное чувство приближающегося счастья, наступившего долгожданного отпуска, встречи с тёплым, ласковым Чёрным морем и благодатным крымским солнцем, дружным праздничным застольем, ароматной шаурмой и шашлыками, сочными самосами, всевозможными экскурсиями и развлечениями, и многодневным беззаботным лежанием на пляже.

Роман Генрихович тоже поддался отпускному настроению потока отпускников и особенно не тяготился предстоящей работой в Феодосии, в конторе для него заказали достойный номер в центре города, в гостевом доме «Ассоль» на улице Земской, недалеко от набережной и моря, где все прелести и блага курортного города находились в шаговой доступности. Особняк же заказчика работ Олбериха Морица, где детективу предполагалось побывать в ближайшее время, располагался в тихом квартале Феодосии, в тенистой зелени старых акаций и можжевельников, рядом с древне-заветной армянской церковью Сурб Саркис, на тенистой территории которой находится усыпальница художника-мариниста Айвазовского. Кратко ознакомившись с информацией аналитиков «Альфы», которую те накопали из открытых источников по семье Морица, с обзором активов и бизнеса, а также развёрнутыми биографиями членов семьи и ближайшего окружения, Рейнгольд решил объявиться у Морица завтра утром, заблаговременно сообщив по телефону адвокату семьи, Соломону Израилевичу Шварцу, о своём прибытии в город.

Довольно узкие улочки исторической части Феодосии оказались заставлены бесконечными вереницами машин отдыхающих и местных жителей, среди них попадались номера не только всевозможных регионов России, но и дальнего, и ближнего зарубежья. На удивление Рейнгольда на улицах городка находилось достаточно много машин и с Украинскими номерами, хотя казалось бы тем по статусу заклятых врагов новой власти от таких поездок стоило воздержаться. Гостиница «Ассоль», как мы уже отметили, располагалась в исторической части города, на перекрёстке улиц Галерейной и Земской. Здесь в центре небольшой площади располагалась чаша действующего фонтана, вокруг которого сгруппировались преимущественно двухэтажные здания прошлого века, украшенные замысловатой кирпичной кладкой и изысканными балкончиками. На первых этажах этих строений размещались многочисленные магазинчики с различными курортными мелочами, бутики модной одежды и парфюмерии, разнообразные кафешки и ресторанчики. На Земской же осуществляли свою деятельность учреждения городской администрации, банки и гостиницы. Уступая дорогу многочисленным отдыхающим, неспешно прогуливающимся по мощённой плиткой пешеходной улице, Рейнгольд аккуратно подкатил свою машину к отелю и заехал через тёмную арку на стоянку, во внутренний двор гостиницы. Затем забрав из багажника сумки с личными вещами и спецоборудованием, детектив поставил "Mercedes" на сигнализацию и прошёл в уютный холл, где на стойке дежурной зарегистрировался по оставленной на него брони и получил от миловидной, приветливой блондинки в белой корпоративной блузке ключи от забронированного на него номера. Поднявшись в уютный suite-номер, Роман с блаженством принял горячий душ, затем переоделся в чистое бельё, выпил четверть бокала изысканного Hennessy VSOP вместо снотворного, из любезно наполненного отелем бара, надел мягкую пижаму, с которой не расставался в подобных командировках и с наслаждением завалился спать в огромную кровать. Накопившаяся за дальнюю дорогу усталость подействовала на нашего героя лучше любого снотворного и он заснул молодецким сном. Между тем, за гобеленовыми портьерами на французских окнах его номера уже стемнело и наступил час вечернего променада отпускников. Под усеянным миллиардами звёзд бездонным южным небом, под перекличку цикад и монотонный шелест набегающих на берег волн, развлекался и зажигал беззаботный курортный город. Пластиковые стеклопакеты в номере отеля почти заглушали нескончаемый гул вечерней Феодосии, состоящий из игры музицировавших уличных музыкантов, отголосков ресторанных оркестров, караоке открытых танцплощадок и лезгинки ловких продавцов шаурмы, а воздух не мысленным образом объединял в своём амбре йодированный вкус морских водорослей, лёгкий намёк на дымок от сочных шашлыков и фруктового кальяна, неясный аромат свеже сваренного кофе и послевкусие терпкой лаванды.

Пока наш добрый молодец смотрит цветные сны, мы стараясь его не потревожить, виртуальным образом откроем чёрный "огрызок" Романа Генриховича и познакомим читателя с содержимым аналитической записки айтишников московского агентства «Альфа-Форум». Информация эта поведает о семье заказчика работ, Олбериха Леопольдовича Морица, чтобы наш читатель получил исчерпывающее представление, с кем собственно придётся иметь дело нашему подопечному.

Олберих Леопольдович Мориц, как вам станет теперь понятно, являлся по рождению чистокровным немцем. В Россию Мориц впервые попал в 1952 году, в возрасте 23 лет, как специалист-винодел по направлению немецкой компартии на завод в Каффе, в Судаке. Винодельческий завод, где Мориц должен был трудиться, заложили ещё при генерал-губернаторе Михаиле Семёновиче Воронцове. Светлейший князь собственной персоной владел обширными виноградниками в Крыму и по примеру оного царедворца многие столичные меценаты озаботились этим доходным и благодатным бизнесом, принеся себе достаток и всероссийскую славу знатным местным винам. Хотя само виноградарство и виноделие в Крыму появилось за долго до московских инвесторов, ещё с лёгкой руки древних греков во времена великих завоеваний Александра Македонского. Во время второй мировой войны винодельческий завод в Каффе оказался в руинах, попав под немецкую бомбёжку и победители ничего лучшего не нашли, как пригласить немца на его восстановление. Инженер Олберих Мориц, благодаря своему врождённому трудолюбию и знаниям, полученным в специализированном колледже в Германии, выделялся среди советских работников административно-технического аппарата винодельческого завода в Каффе и вскоре быстро пошёл вверх по служебной лестнице. Морица увлекла работа по селекции и выращиванию виноградника и творческий процесс производства вина. В старинных погребах винодельческого завода Олберих Леопольдович с одобрения руководства экспериментировал с различными сортами винограда, некоторые виды лозы которого привозил из своих рабочих командировок во Францию и Испанию, а в укромных закоулках заводских подвалов хранил бочки с экспериментальным вином, не для общего пользования и розничной советской торговли, а для истинных гурманов. Скоро при поддержке обкомовского начальства, с удовольствием дегустировавшего на Советские праздники особое вино Морица, немца назначили начальником производства. Винодел получил повышенный оклад и большую трёхкомнатную квартиру в центре Феодосии, в большом сталинском доме с высокими потолками.

Устроив свой быт, Олберих Мориц уже через два года перевёз из Германии в Крым свою невесту, девушку из знатной, но бедной семьи курляндских баронов, Эльзу Карловну фон Ригер. Жена оставила при бракосочетании фамилию своего знатного рода, говорившую о том, что её предки во времена крестоносцев имели в собственности какие-то владения под Ригой. Эльза Карловна пошла преподавать родной ей язык в одной из гимназий Феодосии. В 1968 году у пары родился довольно поздний, но долгожданный ребёнок, наследника нарекли Карлом. Мальчика воспитывали в аристократических немецких традициях, с гувернанткой и учителем немецкого языка, которых по статусу и достатку Мориц-старший в то время уже мог себе позволить. После школы Карл, по протекции немецких родственников, уехал учиться в Германию по обмену между учебными заведениями.

В средине 80-х годов наступило трудное время для виноделия, во время антиалкогольной кампании виноградники в Крыму принялись уничтожать, сам завод и производство пришли в упадок. А тут и 90-е подоспели, всю страну лихорадило, народ обнищал, виноградники стояли заброшенными и не возделывались. Вот тут-то Мориц и получил из Германии помощь в виде неожиданно свалившегося на него наследства от одного из близких родственников. По советским меркам, сумма наследства казалась неслыханным богатством, что-то около 500 тысяч долларов. Часть денег Олберих Леопольдович вложил по совету немецких родственников в акции европейских компаний, а на другую, меньшую часть, стал скупать пустующие земли по паям колхозников, которые в те времена застоя стоили сущие копейки. Приобретённые участки находились на южных склонах Крымской горной гряды, вокруг Коктебеля и Судака. Частично Мориц завладел и землями старого винного завода на котором трудился винодел. По случаю купил Мориц и сам разорившийся к тому времени завод, с винодельней и пустыми винными бочками в старинных кирпичных подземельях. С того времени, имея прочные связи среди руководящего аппарата Крыма, Мориц зажил спокойно и в достатке, возделывал около 180 тысяч кустов лозы на виноградниках и производил среди других марок Крымского вина и своё фирменное прекрасное мерло благородного шоколадного оттенка, которое выпускал под собственной маркой «Мерло Голд». Свою продукцию Мориц почти полностью поставлял в Германию. Вино отгружалось на корабли в цистернах, а по прибытию к месту назначения его разливали и продавали через крупные торговые сети немецких родственников Олбериха Леопольдовича.

В 1995-м молодой Карл Мориц вернулся из Германии в Крым, после окончания аспирантуры и стажировки на винных заводах Франции. Молодой отпрыск быстро вошёл в семейный бизнес и стал хорошим подспорьем Олбериху Леопольдовичу в развитии винодельни и виноградников, а отец теперь смог больше времени посвящать организационным и административным вопросам. В то же время, основным экспертом по юридическим вопросам ведения бизнеса и домашним адвокатом семьи Морицев стал известный в Феодосии юрист, Соломон Израилевич Шварц, умный и очень аккуратный в делах человек, которому Олберих Мориц полностью доверил юридическое сопровождение своих активов и финансов.

С прошествием времени молодой Карл Мориц проявил себя в делах истинным европейцем, человеком нового мышления и хотя беззаветно чтил традиции семьи, начал внедрять на заводе и в виноградниках новые передовые европейские технологии. Высаживать лозу и разбивать участки под виноградники начали с использованием спутниковой навигации, что позволило более рационально и грамотно использовать земельные участки в гористой местности, приобрели новое оборудование в лабораторию для контроля качества сырья и вина, бухгалтерский учёт и оборот документации перевели в электронный вид, и теперь всякое движение сырья и товара отражалось онлайн в гаджетах Карла и его управленцев. По вновь заведённому порядку у каждого сотрудника завода появилось личное расписание рабочего дня, с тарификацией по времени технологических операций, которые входили в обязанности данного сотрудника по штатному расписанию. На заводе и виноградниках стало значительно больше порядка и меньше воровства, увеличилась и прибыль. Карл убрал с завода нескольких вороватых менеджеров и сократил бухгалтерию, уволенные им сотрудники, конечно, затаили на владельца обиду, хотя и получили компенсацию в виде приличного выходного пособия.

Карл также перестроил свои отношения с местной властью, он учредил свою адвокатскую контору, главной обязанностью которой, кроме предоставления общих юридических услуг населению, теперь стало представление в судах и органах исполнительной власти интересов его семьи и его бизнеса. Откаты местным чиновникам прекратились, это тоже вызывало у краевой и городской власти ропот и недовольство. Но Карл шёл по жизни с гордо поднятой головой, как истинный ариец, был горд и смел, опасности привык смотреть прямо в лицо, а таких людей у нас уважают и побаиваются. К тому же у молодого Морица имелся свой достаточно влиятельный круг общения. Карл водил дружбу с соотечественниками, которые занимались аграрным бизнесом в Киеве и с немецкими финансистами в Москве, где часто гостил. Часто бывая в Киеве молодой человек познакомился с еврейской девушкой Соней Шварцман, креативным менеджером агрофирмы своего приятеля, и в скором времени, несмотря на протесты матери, представил её семье в качестве своей невесты. Соня оказалась образованной киевской девушкой, из хорошей обеспеченной еврейской семьи, в совершенстве владела ивритом и немецким и принята в высшем кругу золотой молодёжи украинской столицы. Хобби Сони являлось занятие конным спортом, которому девушка посвящала всё своё свободное время. Молодые люди вскоре сыграли свадьбу в шикарном ресторане РLAZA на Крещатике и как само собой разумеющееся, в 1997 году у молодых родился мальчик, которого нарекли Готвальдом, а два года спустя, в 1999 году, на свет появилась девочка, Клара. Через год после рождения внучки Эльза Карловна фон Ригер внезапно заболела пневмонией и скоропостижно скончалась, несмотря на хороший уход и консилиумы дорогих врачей. Олберих Леопольдович тяжело воспринял потерю супруги и до настоящего времени вспоминал покойную с любовью и нежностью.

В активах семьи Мориц, кроме акций европейских компаний, имелись виноградники и винодельческий завод под Судаком, коммерческая недвижимость в Киеве, особняк в Феодосии и яхт-клуб в Коктебеле. Словом, деньги в семье водились и жили там в достатке.

Южная ночь сказочно прекрасна, до рассвета осталось еще несколько часов и пока наш герой, Роман Генрихович Рейнгольд, отсыпается после долгой и трудной дороги, мы с вами вернёмся к знакомству с Крымом и черноморской красавицей Феодосией. Феодосия – небольшой и тихий курортный городок, расположенный на границе песчаных дюн посёлка Берегового, прикрытый от степных горячих ветров материковой части полуострова южной грядой Крымских гор и окаймлённый хребтом Тепе-Оба. Это место освящено мысом Святого Ильи в Феодосийском заливе и звоном колоколов многочисленных городских храмов и церквей. Здесь перекрёсток древних торговых путей и смешения древних религий, с протяжным пением мулы на минарете мусульманской пятничной мечети Муфти-Джами и негромким бормотанием читающего Тору в Шаббат раввина, с треском восковых свечей, плачущих в серый песок, под завораживающее армянское песнопение и мелодичное звучание органа в небольшой средневековой церкви Сурб Саркис и перезвона колоколов великолепного храма Святой Екатерины. И конечно Феодосия, это прежде всего чудесное, ласковое Чёрное море. Здесь по местечковому тихо и спокойно, и пусть кому-то не хватает роскошного шика Ялты, но зато всё так знакомо и понятно душе и сердцу среднестатистического русского человека, как восточная сказка. Тут на улицах всегда тебя внимательно выслушают, напоят и накормят, успокоят и посочувствуют, а при необходимости и направят в нужную сторону, укажут путь и пошлют куда-нибудь, хотя иногда и по матери. А уж тут крымчане какие душевные, никогда не сравняться с ними по доброжелательности хлебосольные иноземные турки и египтяне, и даже греки лишь бедная тень гостеприимных феодосийцев. Куда там тягаться с нашим-то родным Чёрным морем Красному коралловому чуду пыльного Египта или средиземноморскому парному молоку в эксклюзивной Турции, а про Эгейское море греков уже даже и не говорю, ну право, просто лужа, а не море.

Как и во всех курортных городах Крыма, в Феодосии присутствует всего два времени года: это подготовка к курортному сезону и, так сказать, сам летний сезон, который начинается с майских праздников и длится до конца октября. Подготовка к отпускному сезону, подразумевает трудоёмкий и затратный процесс, который длится всё межсезонье и включает в себя суету хождения по многочисленным инстанциям с целю получения разрешений на аренду и обустройство мест под строительство гостиниц, развлекательных центров, кафе, магазинов и других богоугодных заведений, оформление лицензий на торговлю спиртным и сигаретами, получение квот и разрешений на гидроциклы, катамараны, бананы, парашюты и обустройство пляжных сооружений водными горками, аттракционами и лежаками. Прибавьте сюда же закупку разнообразных товаров и сувениров, подготовку инвентаря и реквизита для развлечений отдыхающего народа, и всё это, конечно с целью сбора с отдыхающих положенной за услуги платы.

Талантливые и очень трудолюбивые крымские художники в межсезонье штампуют монументальную живопись в стиле а-ля Айвазовский в неимоверных количествах, заготавливая как банки с огурцами, однотипные шедевры с бушующим морем и терпящими крушение кораблями в разнообразных вариациях, что однако затем преподносится курортной публике, под благовидным предлогом, как оригинальное видение и индивидуальный почерк оного живописца. Мастера сувениров, гончары-ремесленники и местные умельцы надомники производят в таких же неимоверных количествах разнообразные безделицы с морской тематикой, тарелочки и чашки, фигурки и амулеты, лепят подарочные композиции из ракушек и крабов. Музыканты-передвижники всевозможных жанров и направлений подбирают репертуар и готовятся в конкурентной борьбе заполнить выделенные им места на городской набережной, для сбора пожертвований от благодарных меценатов-отдыхающих.

При этом у маленькой Феодосии имеется интересная летописная история, с довольно длинным списком почётных горожан, которые внесли заметный вклад в архитектуру, живопись и науку Крыма. Тут вам и обилие древностей в архитектуре, и здесь на первом месте, в одном ряду с древней генуэзской крепостью, старинными церквями и музеями, находятся прибрежные дачи выдающихся граждан Феодосии. В начале 20-го века городская управа приняла очень важное и основополагающее решение о застройке лучших земельных участках города, в центральной его части, на набережной у моря. Но при этом вероятным застройщикам выдвигалось обязательное условие прохождения проектами городского конкурса на наличие в архитектурном облике строений оригинального стиля, со своим неповторимым обликом. И тут между местными состоятельными горожанами и привлечёнными возможностью получить свой клочок счастья у моря столичными богачами началось настоящее соревнование стилей, архитектурных решений и интерьеров, и конечно борьба кошельков. Из общего большого количества представленного на суд жури проектов прекрасных зданий, возведённых затем в городе, до нашего времени дошли лишь немногие, остальные пришли в упадок или пали под многочисленными немецкими бомбёжками во время последней войны. В наши дни мы можем любоваться лишь прекрасной дачей «Милос», с божественных колоннадой мраморных кариатид, с великолепной беседкой-ротондой и статуей Венеры Милосской на проспекте Айвазовского. Здесь же в одном ряду дачи «Вилла» и «Флора», а дальше в гору, у Межениновского моста, получившего в народе название Мост поцелуев, великолепная дача Стамболи в мавританском стиле, с яркими цветными мозаиками изразцов, турецкими башенками и куполами и великолепной авторской кованой оградой. О, там у каждой прекрасной дачи своя замечательная история и завораживающее повествование судеб их владельцев и домочадцев, трогательные романтические истории, а порой и трагические.

Но пора, наш герой, по выработавшейся годами привычке вставать рано, уже проснулся, вернёмся же к нему в номер и продолжим наше повествование.

Глава 2. Семья Морица

Проснувшись рано утром у себя в номере, Роман Генрихович принял прохладный душ, чтобы смыть ночную дремоту, натянул спортивные шорты и футболку, обулся в беговые кроссовки и захватив пляжное полотенце спустился в вестибюль гостиницы. Пожелав доброго утра ожидающей смену симпатичной девушке-администратору и пожилому сторожу, с большой ответственностью подметающему внутренний двор отеля, Роман вставил в уши беспроводные наушники и включив любимую подборку Joe Cocker медленно выбежал из арки по Земской на Галерейную и пружинистым шагом потрусил по пешеходному бульвару к морю.

Солнце ещё только поднималось у горизонта над морем и курортный городок неторопливо просыпался, смывая с себя струями поливальной машины следы ночного кутежа отдыхающих. На пустынных улицах публичные заведения ещё оставались закрытыми и только кое-где у кафе и закусочных уже разгружали свежую выпечку. Утренний воздух бодрил свежестью лёгкого морского бриза, отдавая привкусом корицы, свеже сваренного утреннего кофе, терпкостью цветущих акаций и казался насыщенным запахом йода и морских водорослей. На набережной пролегающей вдоль городского пляжа, у Романа Генриховича появлялось несколько добровольных попутчиков из числа местных жителей и активных отдыхающий, тоже бредущих на разминку к морю. По негласной традиции в городке первыми просыпались пожилые граждане, которые в отличие от отпускников соблюдали рекомендованный режим дня и выполняя установленное расписание парами и поодиночке двинулись по направлению к морю, набравшей всеобщую популярность скандинавской ходьбой, дружно перебирая тонкие лыжные палочки и тем самым издали похожими на стаю взъерошенных фламинго, спешившими совместить утреннюю разминку с солнечными ваннами, а самые решительные, в добавок принять водные процедуры.

Роман в этом году ещё не окунался в море. Забравшись в дальний конец набережной, ближе к порту, молодой человек спустился на пляж, оставил на берегу одежду и с недоверием пощупал ногой накатывающие на берег длинные, шуршащие мелкой галькой волы. Вода к удивлению оказалась довольно комфортной, видимо море ещё не успело остыть за ночь. Решительно сделав несколько шагов в глубину, Рейнгольд решительно нырнул, выставив вперёд руки, и пройдя под водой метров пятнадцать с открытыми глазами, почти у дна, вынырнул на поверхность и сделав шумный выдох в воду. Затем детектив задорно заколотил кролем, на раз-два-три-четыре, выбрасывая слегка согнутые руки вдоль головы, сначала плавно и неспешно, постепенно добавляя силы, прибавляя ход и вскоре набрав привычный темп двинулся вдоль берега. Проплыв метров триста, пловец повернул обратно, лёг на спину и долго грёб, мощно выбрасывая руки и взбивая воду ногами.

Закончив заплыв, размявшийся и посвежевший Рейнгольд вернулся в гостиницу, где ещё раз принял уже горячий душ, тщательным образом побрился, уложил назад жёсткие волосы, надел белоснежную рубашку и светлые брюки под лёгкие кожаные мокасины, освежил себя привычным Armani Code и спустился в кафе на завтрак. На столе постояльца ожидали пшённая каша с черносливом, гренки и кофе с молоком. Интерьеры и сервировка стола соответствовали уровню гостиницы и Роман Генрихович остался доволен выбором айтишников. Настроение с утра было прекрасным и отдохнувший с дороги и полный свежих сил детектив был готов к выполнению своих обязанностей.

Не спеша покончив с завтраком, Роман по традиции оставил в меню чаевые и прошёл на стоянку. Машина оказалась помыта прислугой отеля, что оказалась небольшим, но приятным бонусом к предоставленным услугам, и ожидала владельца в тени навеса на парковке, поблёскивая солнечными зайчиками на лобовом стекле от хромированной звезды на капоте. Рейнгольд подключил iPhone к сети машины и забив в поисковике адрес Олбериха Морица, выехал в город. Яндекс-сервис бархатным баритоном Олега Табакова вёл детектива по узким улицам Феодосии в старый город. Здесь среди ещё неплотного потока машин, в утренней прохладной тени акаций и древесных можжевельников у ограды армянской церкви Сурб Саркис Роман Генрихович припарковал "Mercedes" у обочины, втиснув машину среди вереницы других авто, видимо оставленных здесь на ночь. Забрав с собой сумку с личными документами, блокнотом и контрактом на работу, Рейнгольд свернул на узкую тихую улочку с высоким забором из ошлифованного ракушечника и пройдя по которой немного вверх, очутился у массивной кованой грады солидного двухэтажного особняка, находившегося в глубине тенистой территории, с ухоженными канадскими клёнами с ажурными бардовыми кронами, аккуратно подстриженными декоративными кустарниками и безукоризненно выстриженной зеленью газонов.

Калитка у въездных ворот оказалась на кодовом замке, с глазком видеокамеры. От ворот к дому вела выложенная некрупным искусственным булыжником дорожка, с такого близкого расстояния ещё раз невольно обращала на себя внимание изящная и ювелирная точность работы умелых рук садовника. Сам особняк частично скрывался в тени деревьев и древесных можжевельников. С улицы просматривалась лишь часть здания, выполненного в строгом стиле конструктивизма, с большими светлыми окнами и строгими фасадами оформленными по заглаженной штукатурке светло-бежевой пастельной краской.

На шум шагов, на встречу гостю выбежал огромный мраморный дог с умными, но недобрыми глазами. Немного не добежав до ворот, собака остановилась и осмотрев незнакомца предупредительно залаяла. Но затем по какой -то негласной команде, может быть прозвучавшего от дома ультразвукового свистка, вышколенный четвероногий охранник потерял интерес к гостю и вернулся вглубь парка к дому. Входная калитка у ворот плавно открылась скрытым от посторонних глаз механизмом и мужской немолодой, но хорошо поставленный голос в динамике переговорного устройства пригласил Рейнгольда войти, видимо его ожидали. В глубине парковой территории, детективу открылся довольно просторный двухэтажный особняк, украшенный лишь неброским классическим портиком с колоннами и венчаемый небольшим балконом с витражным французским окном в пол, над парадным входом. Изюминкой дома безусловно являлась натуральная черепичная кровля цвета обожжённой глины. Выделяло особняк и отсутствие кондиционеров на фасаде, так омрачающих обычно визуальный облик нынешних строений, что объяснялось скорее всего наличием центральной системы кондиционирования воздуха, устроенной в подвальном помещении. Вдали парковой территории располагался коттедж из деревянного бруса для обслуживающего персонала, а также просторный гараж с тремя роллетными воротами. Мраморный дог, который встречал гостя у въездных ворот, теперь равнодушно возлежал у ног человека, стоявшего на ступенях парадной лестницы, положив свою огромную голову на сложенные перекрестием передние лапы и свесив из распахнутой пасти влажный розовый язык. Что касается человека, который ожидал детектива у двери в дом, то осанкой и ливреей походил на привратника в дорогих отелях. Привратник, так же как и сторожевая собака, оказался притворно-равнодушен в своих интонациях и не выражая излишних эмоций, ограничился дежурным приветствием:

– Добрый день, господин Рейнгольд, господин Олберих Мориц из-за недомогания примет вас в своей спальне. Будьте любезны проследовать за мной, – и затем, слегка преклонив голову, служащий сделал рукой движение в сторону входной двери, приглашая гостя пройти за ним.

– Добрый день, – ответил в знак приличия Роман и прошёл в дом за дворецким или привратником, который согласуясь с регламентом придержал массивную дверь перед гостем, если в наше время допустимо именовать должность этого человека.

Поднимаясь на крыльцо Рейнгольд успел обратить внимание, на широкий пандус с невысокими перилами, устроенный с одной стороны парадной лестницы, скорее всего для въезда инвалидной коляски старика-хозяина. Встречающий его слуга носил безупречно выглаженную тёмно-синюю ливрею и чёрные лакированные туфли, белоснежная сорочка лаконично венчалась строгой тёмной бабочкой в цвет костюма. На вид прислуге детектив дал бы около шестидесяти лет, но не больше. Впереди него шёл высокого роста, сухой и худощавый мужчина, с прямой осанкой, но по лакейски, слегка опущенными плечами, ступая плавным, но твёрдым шагом. Белые дорогие шёлковые перчатки на руках привратника и запах терпкого дорогого парфюма особенно впечатлили Романа Генриховича.

Пройдя в сопровождении дворецкого в дом, Рейнгольд очутился в просторном холле, из которого в обе стороны вели коридоры с высокими массивными дверями, покрытыми белой многослойной эмалью и сияющих позолоченной фурнитурой. В центре просторного помещения находились распашные двери со стеклянными фасадами, ведущие видимо в большой праздничный зал, влево вдоль стены поднималась широкая лестница из белого мрамора, ведущая на второй этаж. Стены особняка украшали тканные обои темно-шоколадного оттенка, с тисненым растительным орнаментом по золотистому шёлку, законченность которым придавали многочисленные живописные картины испещрённые сеткой естественного кракелюра в массивных багетных рамах, с бытовым сценами жизни древних немецких городов и портретами родовитых родственников хозяев. Тёмные стены контрастно оттеняли очень высокие белоснежные потолки, декорированные изящной лепниной и старинной бронзовой люстрой, с крупными сверкающими подвесками из богемского хрусталя. Картины, по мнению Романа, принадлежали если ни кисти самого великого Лукаса Кранаха, то уже точно кому-то из немецких живописцев эпохи ренессанса. Старые полотна завораживали и поглощали всё внимание гостя, сочные краски, изящный мазок и до педантизма детализированные сюжеты приковывали к себе взгляд, а неподдающаяся пониманию игра света и тени оживляла немного гротесковые лица, изображённых на картинах горожан средневековых городов. «На калькуляторе в iPhone наверно не хватит нулей, если оценить в рублях всю эту красоту», – промелькнуло в голове у Рейнгольда.

На втором этаже особняка Морица находилось не меньше шести больших комнат. Подойдя к дверям одной из них, дворецкий постучал и, выждав минуту-другую, приоткрыл дверь. Сделав ещё одну небольшую паузу, слуга, обращаясь к кому-то находящемуся в комнате, спросил разрешения впустить Романа Генриховича. Из глубины помещения дворецкому кто-то утвердительно ответил и слуга, распахнув перед Рейнгольдом дверь и пропуская того вовнутрь, отступил на шаг в сторону. Войдя в большую комнату, Роман попал в полумрак и его глазам потребовалось несколько секунд, чтобы адаптироваться к смене освещения. Высокие белоснежные потолки с лепниной и широким багетом придавали помещению ещё большее ощущение простора. Тяжёлые шторы на трёх больших окнах не пропускали солнечный свет с улицы и спальню освещала лишь изящная лампа пятидесятых годов, с колпаком из зелёного стекла, горевшая на большом массивном столе рядом с кроватью. Мягкий свет также исходил от двух бронзовых бра позади Романа, находившихся на стене у входной двери.

В полумраке комнаты выделялась массивная деревянная кровать шоколадного оттенка из африканского бакаута, дерева жизни, с резной спинкой декорированной антуражной сценой охоты туземцев на льва, с изящными резными стойками для матерчатого полога из натурального льна. Посреди этой огромной кровати на высоких подушках, укрытый мягким шотландским клетчатым пледом, лежал статный старик в архаичном спальном колпаке и бархатном бордовом халате, в больших очках в роговой оправе с толстыми стёклами, с окладистой тёмной с проседью бородой. На лице старика выделялись тёмные густые брови и большой, греческого типа нос. Может быть, из-за полумрака в комнате, Роман дал бы хозяину на первый взгляд лет семьдесят, семьдесят пять. По всей вероятности перед детективом находился старик Олберих Мориц, а тому-то, по подсчётам Рейнгольда, выходило уже далеко за восемьдесят..

Одет Олберих Леопольдович Мориц был в мягкий велюровый халат синего цвета, из-под которого выглядывала белоснежная тонкого шёлка рубашка с повязанным под ней, на шее, тонким бордовым шарфом. Крупные ухоженные руки старик Мориц держал на какой-то толстой немецкой книге в кожаном переплёте.

На стенах спальни владельца, как и во всём особняке, также висели старые картины, но это были картины уже другого времени и других мастеров, чем те, что находились в холле. Изображены на этих полотнах были портреты, скорее всего, многочисленных предков Морица. Тут висела пара немецких баронов в одеждах 19 века, а один из родственников был изображён в костюме германского офицера времён Первой мировой, с орденской голубой лентой через плечо, остальные лица изображались в штатских цивильных костюмах, а женщины в дорогих длинных платьях и драгоценностях. В изголовье хозяйской кровати находился ростовой портрет красивой женщины, которой на вид мы бы дали около сорока лет, изображённой сидящей в резном кресле, с гербом на высокой спинке в виде головы льва, на фоне тёмной драпировки. Женщину с тонкими чертами лица украшал тёмный бархатный костюм для верховой езды, с обтягивающими серыми бриджами и высокими чёрными лакированными сапогами, в руках она держала изящный бархатный шлем и тонкую трость. Рейнгольд обоснованно предположил, что на портрете был запечатлён образ покойной жены Олбериха Морица, Эльзы Карловны фон Ригер.