– Спасибо, владыко. Предложение дельное. Только… Почему вы раньше с ним к властям не обратились?
– А кто вам, уважаемый Матвей Иванович, сказал, что церковные власти с этим предложением не обращались? Обращались, и не раз. Вот уже несколько лет ваш куратор господин Купцов обещает «внимательно рассмотреть»… И только. А ваш покойный предшественник, как я понял, не имел вообще своего мнения. Да Бог с ним, упокой, Господи, его душу, – владыка Иннокентий встал и перекрестился на икону Казанской Божьей Матери, висевшую в красном углу. – За то с его преемником, – епископ слегка поклонился в сторону Хвостова, – мы, кажется, общий язык найдем.
* * *
– Хороший был человек, светлый… – Герасим Забарский налил по полному стакану коньяка себе и сыну. Не чокаясь выпили. – Как раз полгода прошло с его смерти.
– Марину жалко, – сказал Василий, такой же толстый, как отец, но, в отличие от седого Герасима, с черными как смоль вьющимися волосами. – До сих пор отойти не может. Я ей сказал, что мы за дядю Гришу отомстили, а она только рукой машет, мол, его все равно не вернуть…
– Убийца и в гробу покоя не найдет, – заявил Герасим. – Он меня и на том свете помнить будет. Жалею, что мы его живьем не взяли. Он бы у меня по капельке умирал…
– Я до сих пор не пойму, отец, как вы на этого полуеврея-полувьетнамца вышли…
– Мы бы его никогда не нашли, – скрипнул зубами барон. – Но людям иногда очень нужны деньги.
– Кто-то из своих настучал?
– Да. Пришел парень… Он несколько месяцев работал в этой его организации, как она называется… не помню. Короче, ему срочно понадобилась большая сумма, вроде как брат его кому-то задолжал. Парень не был в курсе всего, но то, что этот Савинский организовал убийство Григория, знал точно. Ты тогда в отъезде был, так что все без тебя свершили. Саша и Паша хорошо сработали.
– Все-таки надо было узнать, кто на курок нажимал…
– Это не так уж и важно, сынок. Ты же не будешь наказывать пистолет за то, что он стреляет. Но… послезавтра, на сороковины, возле могилы соберутся все его друзья, среди них как пить дать будет и тот, кто убил твоего дядю. И если в тот раз мы просто разрушили его могилу, то теперь сделаем так, что в живых не останется никто.
– Ты хочешь снова устроить взрыв?
– И очень мощный. Килограмма два-три взрывчатки.
– Так это же половину кладбища разнесет!
– А тебе что за дело? Там твои родственники не лежат. Остальное – до задницы. Ну, ладно. Поскольку ты теперь от дяди Гриши дело перенял, скажи, как тебе понравился тот новый афганец, с которым мы по «зубному порошку» работаем?
Зубным порошком между собой цыгане-наркодельцы называли героин.
Василий закурил и откинулся в кожаном кресле.
– Совсем мне этот Фарид не нравится, – сказал он, выпуская дым через ноздри. – Сладенький он какой-то, как повидло. Те люди, с которыми мы раньше работали, настоящими мужчинами были. Жаль, что их америкосы замели. А этот… Ну, да что говорить, поставки идут регулярно, жаловаться не приходится. Только вот порошок качеством похуже.
– А тебе какое дело до качества? Не тебе колоться…
– И то правда, отец. Только вот платить можно поменьше.
– Понятно. С Фаридом я сам переговорю, по спутнику. Он вроде у нас где-то учился, так что по-русски понимает.
– В Минске он учился, на химическом факультете. А кого ты пошлешь фугас закладывать? – неожиданно спросил Василий.
– Пошлю Пашу и Сашу. Начали – пусть и закончат. Следующий взрыв на годовщину смерти Григория устроим, а потом – на годовщину смерти Савинского. Не будет ему покоя.
– Стоит ли, отец? – покачал головой Забарский-младший. – Так и влететь недолго. Менты ведь не дураки, поймут, что к чему, охрану выставят…
– А пусть себе выставляют. На этом кладбище наш человек работает, предупредит, если что. Все, проехали. Как Зойка твоя? Не много ты ей воли даешь?
– Ей попробуй не дай. Огонь баба, ты же знаешь, – Василий довольно осклабился. – Да не волнуйся, она пределов дозволенного не переходит. Почти… А что я ей на тачке позволяю кататься, так ничего страшного в этом не вижу. Не в таборе, поди, живем.
– Эк сказанул… Ты табор-то хоть когда-нибудь видел настоящий? Не видел. А говоришь… В иных таборах женщины такую власть имели, что даже мне не снилась. Это мы тут, в городах, свои порядки завели. Впрочем, я такой цыганки не знаю, чтобы потребовала от мужа машину и за руль села. Русская, она и есть русская. Внука мне скоро подарите? – без малейшего перехода спросил барон.
Василий смутился.
– Ну, отец, мы же молодые еще. Вся жизнь впереди…
– Наша жизнь – как детская распашонка: коротка и запачкана, – хмыкнул Герасим. – Не успеешь оглянуться, как старым станешь. А то и посадить могут. Или того хуже – как Григория…
– Ну, что ты так мрачно!
– Поспешите, вот что. Каждый должен после себя не только кучу денег оставить, но и тех, кому он должен их передать. Не чужим же отдавать или не в землю зарывать, правда?
– У тебя-то, по крайней мере, есть кому наследство оставить…
– Надо, чтобы и у тебя было. Что-то предчувствие у меня нехорошее. Уже несколько дней какой-то запах странный чувствую. Неприятный запах… Ну, да ладно. Позови-ка Сашу с Пашей, проинструктирую их как и что.
Саша и Паша Жученко были родными братьями. Они родились с разницей в год, но были так похожи, что многие считали их близнецами. Старшему, Саше, исполнилось девятнадцать, и за эти небольшие годы он успел прослыть в кругах подмосковных цыган человеком без малейших намеков на наличие моральных устоев. Недалеко отстал от него и младший брат.
Единственным человеком, которого братья уважали и слушались беспрекословно, был барон – Герасим Забарский. Он, собственно, и воспитал братьев, рано оставшихся без отца, убитого в какой-то драке.
Герасим был человеком дальновидным и понимал, что специальные поручения типа устранения конкурентов и тех, кто мешает жить, можно давать только лично преданным людям. Он и вырастил себе таких – полных отморозков, которым было плевать на всех, кроме хозяина.
Первое дело Герасим доверил братьям четыре года назад. Пятнадцатилетний Саша должен был тихонько «пришить» мелкого торговца наркотиками, у которого оказался слишком длинный язык. Паше поручено было прикрывать брата. С поручением они справились «на отлично», устроив так, что трупа убитого никто никогда и не нашел бы. Его похоронили в уже готовой могиле на одном из подмосковных кладбищ, засыпали землей, а назавтра поверх трупа поставили гроб очередного «официального» покойника.
Убийство Кана Савинского было для них задачкой для первоклассника. Выяснив, когда он выходит из дому, а также то, что профессора Савинского никто не охраняет, братья без пяти семь утра въехали в его двор на неприметной «Ладе», несколько минут подождали, и, когда профессор вышел из подъезда и направился к своей машине, Паша с трех метров выпустил в него несколько пуль из пистолета с глушителем. После этого они не спеша уехали, уверенные, что никто ничего не заметил.
У братьев даже не возникло вопроса о том, почему нужно убрать этого человека. Герасим не посвящал их в свои дела, ограничиваясь простыми приказами: надо убить того-то, потому что он мешает. И все. Коротко и ясно.
Когда Герасим велел братьям Жученко заложить заряд в могилу убитого ими профессора, Саша впервые за последние годы высказал по этому поводу мысль, не касающуюся технических деталей исполнения приказа. Выйдя от Забарского, он сказал Паше:
– Видно, крепко насолил этот мужик хозяину…
– Не он ли Григория убил? – догадался младший брат. – Если так, то все понятно. Нельзя родственников уважаемых людей убивать. За них мстить будут.
– Вот-вот. Если тебя убьют, я отомщу.
– И я отомщу, если тебя кто-то обидит…
Братья пожали друг другу руки и разошлись по своим делам.
Получив приказ вторично осквернить могилу Савинского, да так, чтобы при этом получилось как можно больше трупов, Саша с Пашей решили действовать по отработанному сценарию. Бомбу, которую нужно было заложить в могилу, изготовили загодя. Она имела вид цилиндра полуметровой длины, начиненного гексогеном и, чтобы усилить поражающий эффект, разрубленными длинными гвоздями. Непривычный к слесарному делу Паша, которому поручили рубить гвозди, ощутимо стукнул себе молотком по пальцу, запустил зубилом в стену гаража и полчаса после этого поминал всех цыганских и международных чертей. Старший брат посмеялся над ним и посоветовал попробовать раскусывать гвозди зубами. Когда же взрывное устройство, снабженное дистанционным взрывателем, было готово, его спрятали в тайник в багажнике «ауди».
Поздно ночью Саша остановил машину у ворот кладбища. Паша отправился на разведку, проклиная про себя того кладбищенского сторожа, которому было заплачено за то, чтобы в нужный момент он тихо сидел в сторожке и не высовывался. Сторож накануне по пьянке сломал ногу, и, кто теперь дежурит на кладбище, братья не знали. Но все было спокойно, и Паша, с четверть часа понаблюдав за могилой, достал мобильник и послал старшему брату условный сигнал. Через несколько минут появился Саша, неся в сумке бомбу и специальный складной бур, позволяющий быстро выкопать круглый шурф глубиной в полтора метра.
– Копай, – приказал Саша, опуская сумку.