Светлана молчала минуту, потом улыбнулась:
– Хорошо… – такой вариант ее устраивал.
* * *
Виктория Макарова,
2 часа 20 минут ночи,
24 марта 1996 года,
у себя дома
Виктория вернулась в комнату и помогла Ольге Борисовне раздеть и уложить старика. По старой конспиративной привычке он уже включил радио погромче, чтобы сделать невозможным прослушивание.
– Что там творится, девочка? – спросил он ее домашним голосом.
Виктория, с которой сошел налет официальности и показной бодрости, ответила ему таким же семейным тоном:
– Не знаю, дедушка, нельзя понять, кто какую игру затеял. И, чувствую, это сложно не только для меня. То, что арестовали Глушко, возможно, еще ничего не значит…
Дед ласково взял ее за руку:
– Что тебя беспокоит, давай разберемся?
– Дело в том, что Кожинов ожидал каких-то событий именно вокруг фигуры Смоленцева, причем беспокойство и интерес проявил совсем недавно.
– Интересно, и в чем это выражалось?
– По его заданию я вела наружное наблюдение за Смоленцевым в день убийства.
– Надо же, какой прозорливый! – похвалил старик. – И что интересовало Кожинова?
– Контакты. Он все время повторял мне про них… Значит, он пытался отследить какие-то нежелательные или опасные связи Смоленцева.
– Это еще ни о чем не говорит, девочка, – вздохнул Прокофий Климентьевич. – Он мог получить сведения о том, что на Смоленцева давят, и занимался комплексом охранных мероприятий. Обычное дело…
– Конечно, само по себе это ни о чем не говорит, – Виктория благодарила судьбу, что у нее есть такой дед, с которым всегда можно посоветоваться. – Кроме того, после совещания я должна была вести его дальше и с двоими сотрудниками обеспечить круглосуточное наблюдение.
– А вот это уже поинтересней: похоже, Кожинов всерьез садился ему на хвост.
– Но не успел…
– Это все твои подозрения?
– Нет. С утра я отвозила Смоленцеву бумаги и передала ему на словах, что он должен составить полный список необходимого его телекомпании. Надо понимать, наверху хотели узнать уровень его претензий.
Прокофий Климентьевич задумался:
– Чье это было поручение?
– Принцессы.
– А Кожинов отдал свой приказ о наружном наблюдении…
– …после того, как я доложила ему о поручении, – закончила фразу Виктория.
Старик убежденно покачал головой:
– Здесь я не вижу ничего удивительного, – он просто мог посчитать нужным проследить, с кем Смоленцев отправится обсудить свою «заявку».
– Ты прав, дедушка. Но после убийства все смотрится по-другому…
– Конечно. Однако можно увлечься и искать связи там, где их никогда не было. И в помине. Правда и то, что еще опаснее не заметить связи между «случайными» событиями, – старик серьезно взглянул на внучку. – Короче говоря, у тебя есть подозрения, что это убийство было умело подготовлено и является провокацией или ударом?
– А как еще думать? – шепотом спросила Виктория.
Старик причмокнул губами:
– Кто мог подготовить акцию такого уровня и каким способом?
– Над этим я и ломаю голову.
– И единственное, что в нее приходит, девочка, это то, что никто в Кремле не владеет ситуацией настолько, чтобы провести такую акцию и выйти сухим из воды. Так?
– Так.
– За одним исключением… Ты, разумеется, думаешь о Кожинове, и это тебя мучает?
Виктория сидела на постели рядом с дедушкой, Ольга Борисовна не мешала им разговаривать, хлопотала на кухне.
Прокофий Климентьевич продолжил, не дождавшись ответа:
– А что говорят данные прослушивания и видеослежения? Кожинова ведь и назначили вести расследование из-за того, что эти пленки никому нельзя давать в руки.
– Не знаю, их видит только он, – глаза девушки блестели в полумраке. – Кассеты были сразу же изъяты – первым делом, – здесь Виктория припомнила: – Есть еще такой момент: на допросе Глушко предъявили ручку, которую он якобы потерял во время перетаскивания трупа. Но я участвовала в осмотре места преступления и никакой ручки там не видела. Это откровенная фальсификация. Зачем она Кожинову? Я этого не понимаю, – следовательно, у меня нет уверенности…
Прокофий Климентьевич резонно рассудил:
– Если на основании данных электронного шпионажа Кожинов с абсолютной точностью установил преступника, то какая разница, что он предъявит на суде в качестве доказательств. Ведь пленки… сама понимаешь.
– А если все же…
– А вот это полезнее выбросить из головы, – довольно резко перебил Викторию дедушка. – Насколько я помню, не тот он человек. А человек в основе своей на протяжении жизни не очень-то и меняется, поверь… – тут он заговорил громче: – Позови, будь ласкова, Олю, пусть заварит липы, попью перед сном. А то что-то худо себя чувствую.
Виктория не стала звать, пошла сама.
На кухне оказалось, что липа давно настаивается и ждет своего часа.