Атаман. Охота на отражение

– Здравствуй, Сережа! Ну, хоть у тебя хватило такта не начинать здесь бодяги с «добрым утром».

– Какое оно к чертям собачьим доброе! – отмахнулся Ревякин.

Григорий Аркадьевич помахал в воздухе руками в резиновых перчатках.

– Гадость самая настоящая, – сообщил он.

– Опять наш случай? – спросил следователь.

– Думаю, да. Снова девушка, снова кавказской наружности, насколько это можно определить по тому, что осталось от лица.

Ревякин посмотрел на тело, лежавшее неподалеку и накрытое серой простыней. Около тела топтались двое здоровенных милиционеров. Ревякину они знакомы не были, из чего Сергей сделал вывод: местные.

– Кто нашел? – спросил он.

Ему ответил оперативник из группы, прибывшей на место преступления.

– Бомжик местный. Вон он стоит! – опер махнул рукой в сторону очень неопрятного мужика, стоявшего у дежурного «козлика» и, судя по обреченному виду, уже мысленно примерявшего на себя тюремный клифт.

– Пошли, – скомандовал Ревякин.

Они подошли к бомжу.

– Фамилия!

– Ярошев, – ответил бомж.

– Как ты ее нашел?

– Эту. покойницу-то?

– Да, именно покойницу.

Бомж остервенело почесал голову. Капитан Ревякин машинально отодвинулся подальше.

– Так это. Я домой шел. Вон тут живу, одна тетка мне флигелек сдает.

– Прямо так и сдает? – удивился Ревякин.

– Ну, не сдает. Просто она меня давно знает. Сказала – селись, живи. Ну, я и живу, а чтобы не в нахлебниках быть, так грядки ей прополю, двор приберу.

– И во сколько же ты возвращался?

– Да где-то в шесть. Я на ночной дискотеке был. Там, когда закрывается, много чего можно найти. Бутылки, деньги теряют. Ну и всякое такое.

Вмешался оперативник:

– Это точно – «всякое такое». У него в рюкзаке полсотни пивных бутылок, мобильник за триста баксов, полпачки «Кэптен блэк». Нормальный улов.

– Мобильник вернуть собирался. – торопливо заверил бомж.

– Свежо предание, – пробормотал Ревякин. – Ладно, с этим мы отдельно разберемся. Давай дальше про то, как труп нашел.

– Это, я иду, а тут около люка собаки околачиваются. Целой кодлой! И прямо лезут туда, лапами по нему скребут. Я подошел, думаю – чего они делают? Взял палку свою, разогнал. Потом подковырнул крышку, смотрю – скинуто вниз большое что-то, завернутое. И нога торчит из скрутка. Человечья. Я перепугался, стал стучаться в дом к деду Микашу, у него телефон есть. Позвонил, и ваши приехали.

Бомж рассказывал быстро, частя словами, глотая окончания. По всему было видно – не светит ему перспектива оказаться в тюряге. Ревякин прикинул, что в другом случае дядька был бы просто идеальным козлом отпущения. Сваливаешь на него все три убийства – и точка. А если не захочет подписать показания сразу – есть немало весьма действенных способов убеждения. Чаще всего не оставляющих на том, к кому они применены, ни малейшего следа. Ревякин, как ни крути, был ментом. И ему приходилось не раз прибегать к различным «низким методикам». Только в одном следователь был верен себе: он никогда не применял их к человеку, в чьей виновности были серьезные сомнения. Потому что с перепугу на себя наговорить может каждый.

– А ты никого не видел?

– Да говорю же – я на ночной дискотеке был. Она называется «Матрица». На пляжу тут, недалеко. Можете спросить – меня там знают.

Следователь вопросительно посмотрел на оперативника. Тот пожал плечами:

– Есть тут дискотека «Матрица». Она сезонная – работает с мая по октябрь. Там большей частью туристы околачиваются, причем не из самых малоимущих. У бомжей тут подобные места поделены четко. И кого попало близко не подпустят. Значит, можно на самом деле подъехать на эту дискотеку и спросить, появлялся ли там вот этот хмырь.

От взгляда Ревякина не ускользнуло то, что при этих словах на лице бомжа отразилось нешуточное облегчение. И для себя следователь решил: нет, этот мужик не виноват. Конечно, надо его вывернуть наизнанку по части того, что он видел и слышал. Но и только. К слову, и окрестных жителей надо внимательно поспрашивать – что кто видал?

Ревякин возвратился к судмедэксперту.

– Григорий Аркадьевич, когда примерно ее убили?

– Пока что, без вскрытия, я не могу говорить уверенно. Но в общем – вчера. Причем не то чтобы недавно. Трупное оцепенение уже почти прошло, осталось ограничение подвижности в некоторых суставах. Так что давно уже.

– Ясно. Значит, скорее всего ее просто сюда привезли.

– Видимо, так, – согласился эксперт. И покосился на окрестные дома. – И вот что характерно: ведь никто ни черта не видал. Можно даже не опрашивать, разве что для порядка.

– Нет, это вы уже несколько преувеличиваете, – сказал Ревякин. – Так вообще можно просто взять и списать эту самую покойницу в архив с пометкой, что смерть произошла от естественных причин. Вот такое удивительное заболевание приключилось с несчастной – смертельное и непонятное. Или как вариант можно свалить все на самоубийство.

Эксперт смутился:

– Я не о том. Просто места такие, что особого рвения в разговорах с милицией не дождешься.

– Понимаю. Но вот, к примеру, этот домик подлежит натуральному потрошению, особенно те квартиры, которые выходят окнами на улицу. Наверное, я сам займусь этим.

Он подошел к телу, осторожно приподнял покров. Убитая лежала на спине, скалясь в небо перекошенным ртом. Ревякин присмотрелся и понял, что у нее откушена нижняя губа. Не то сама постаралась, в муках, не то убийца решил добавить в свой образ действия новый штришок. В остальном зрелище было ничуть не менее отвратительным. Общее впечатление: девчонке устроили нечто сродни визиту в застенки инквизиции. А может, и пострашнее.

Сергей покачал головой, натянул простыню. Почувствовал, как к горлу подкатывает тугой колючий желвак. Вот так всегда – ему было жалко убитых, если это были женщины. Мужчины не вызывали ничего, кроме нормальных служебных ощущений. А вот женщины.

Ревякин представил на месте этой девчонки свою мать. Его передернуло.

Следователь быстро огляделся – еще не хватало, чтобы кто-то видел, как его тут «плющит» на почве собственных расшатанных нервов. Идиотская неделя, если по совести! Да и не только неделя. Все время, в течение которого он тычется, как слепой котенок, в поисках маньяка.

Ревякин подошел к кинологу Саше, вернувшемуся с собакой откуда-то из-за оцепления:

– Ну, а ты что скажешь?

– Ничего утешительного, – пожал плечами невысокий плотненький кинолог. – Песик просто ничего не видит. Наверняка приехал на машине, отодвинул крышку, сбросил труп – и до свидания. Тварь!