Потеря чести. Трагическая история

Колычев – отец сначала сидел, потом вскочил и начал нетерпеливо ходить по коридору.

Патмосов сидел неподвижно, в сотый раз думая, что, не отвернись он тогда, и он поймал бы их за подменой колоды.

Вдруг зазвенел телефон, и в тишине пустых коридоров этот звонок отозвался чем?то страшным и зловещим.

Патмосов вскочил. Колычев в один миг очутился в дежурной комнате.

Дежурный снял трубку. Наступили томительные мгновения.

Он слушал и говорил:

– Так. Так. Так.

Потом повесил трубку и обратился к Патмосову:

– Полчаса тому назад в» Варшавской» гостинице застрелился господин Колычев.

– Туда! – закричал истерически отец и побежал из сыскного.

Патмосов едва поспел вскочить в сани.

– К Варшавскому вокзалу! В» Варшавскую» гостиницу! Гони! – закричал Колычев, и они снова помчались. Лошадь фыркала, разбрасывая пену, и казалась несущимся облаком.

– Застрелился! Застрелился! – бормотал старик, то кутаясь в шубу, то распахиваясь.

Патмосов молчал. Старик опять бормотал:

– А что же и сделать! Вдруг шулер! Директор банка! А? А растрата есть? Есть растрата?

– Надо думать, нет!

– Эх, Миша, Миша! И какая голова был! Какое сердце! Эх! – и старик весь содрогнулся.

– Подъезд направо! Стой! – сказал кучеру Патмосов и потянул его за кушак.

XVII

В гостинице уже была полиция, коридорные и швейцар были растеряны. Управляющий был бледен и чуть не плакал.

– И что это за напасть! – жаловался он. – Месяца не проходит, чтобы кто?нибудь не застрелился!

– Где, где? – страшным шепотом спрашивал Колычев, идя по коридору.

– Сюда пожалуйте!

В номере собрались пристав, околоточный и доктор. Городовой стоял у двери и отгонял любопытных, которые вышли их кухни, из соседних номеров по коридору.

– Это отец! Пусти! – приказал Патмосов городовому.

У преддиванного стола, в кресле, неуклюже перегнувшись через ручку, полулежал труп Колычева. Расстегнутая сорочка была вся смочена кровью, в свесившейся руке был зажат револьвер. Лицо его было безмятежно спокойно.

На столе лежали записная книжка, бумажник, кошелек, часы с цепочкой, два перстня и карандашом твердым почерком написанная записка:

«В бумажнике – 6 700 рублей, в кошельке – 175 руб. 60 коп. и два купона. Часы и цепочка. Кольца с изумрудом и с бриллиантом. В смерти никого не винить. Жить не мог после позора, но совесть моя чиста. Колычев, Михаил. Надеждинская, 34».

Колычев – старик подошел, всплеснул руками и простонал:

– Миша! Миша, голубчик! Что ты сделал?

Околоточный поддержал его и опустил в кресло.

XVIII

Самоубийство Колычева в свое время наделало шуму, особенно в среде игроков. Имя его было очищено от позора, но молодая жизнь погибла, и не всякий узнал истинную подкладку этого темного дела.

Свищев, Калиновский и Бадейников были высланы из Петербурга.

Патмосов был угнетен.

Он даже слег от волнения, вернувшись с тяжелых похорон.

– Помни, Сеня, у всякого свои обязанности. Я за это дело не должен был и браться. Что я ему – нянька? Я предупредил его, он меня чуть не выгнал. Наше дело – найти преступника, открыть преступление!

– Но вы же сделали, что могли, – возразил Пафнутьев, – негодяи все?таки открыты и теперь высланы.

Патмосов слабо махнул рукой.

– Во – первых, они не обезврежены. Во – вторых, они сейчас высланы, а завтра будет новый градоначальник, и они вернутся. Эти мерзавцы ненаказуемы!

Слова Патмосова оправдались.

Свищев, Калиновский и Бадейников снова в Петербурге и составляют то же товарищество на вере. Бадейников взял в аренду карточную игру одного из столичных клубов и благоденствует, собирая несчетные рубли с бедняков, предающихся азарту.