Кровавый пир

Красуля поклонился.

– Вы приступ?то с Вознесенских ворот зачните, – заговорил он, – князь?то вас оттуда ждет. А мы вам с другой стороны отворимся.

– Ну, ну! А когда зачинать?

– Да хоть нонче в ночь, нам все едино!

– Ну, ну! – сказал Степан. – А ты вот што. Пришел это к вам нищий, Тимошка безногий, я ему сказал, чтобы он Белый город зажег. Так ты найди его и скажи: не надо, мол!

– Чего искать его! – ответил Красуля. – Его уж воевода сыскал и повесил! Персюки его подсмотрели.

– Ох, а смышленый был! – сказал Степан. – Ну, я за помин души его трех детей боярских за ребра подвешу. Пусть они ему панихиду споют! Так нынче в ночь, молодец!

– Вы для отвода на Вознесенские, а мы через Юрьеву башню вас к себе пустим.

– Ладно, молодец! Дуванить будем, вас в круг возьмем! Пробирайся, чтобы персюки не приметили.

– У меня тайничок есть.

Стрелец ушел.

– Ну, вот! С Астраханью, братики, поздравляю! – весело сказал Стенька. – Завтра уж тамо будем! Ну, а теперь в дорогу да готовиться!

Два часа спустя он на своем струге отдавал приказания.

– Ты, – говорил он Усу, – с лестницами на Вознесенские ворота иди. Да кричи больше, чтобы они беда что думали! А ты, Фролушка, с Ивашкой возьмите лесенки да тишком на Юрьевскую башню. Как в город войдете, сейчас ясак на сдачу подавай! А я в утро уже в город приеду. Ты, Фролушка, смотри, чтобы зря домов не жгли! Наше же добро! Ну, идите!

Все ушли.

– А ты, Вася, со мной останешься! – сказал он Василию.

– Молодцы?то мои охочи до боя!

– А ты сходи, скажи им, что и боя не будет никакого! А когда добро дуванить станут, так тебя с ними в круг возьмут, не обидят!

День склонялся уже к вечеру. Душный, июньский день. Вдруг раздался пушечный выстрел и жалобно, тревожно зазвонили колокола.

Стенька засмеялся и поднял руку.

– Пошли! – сказал он.

Волнение охватило Василия. До них доносились крики, выстрелы, звон. Кровь бурлила в нем, он судорожно хватался за саблю, а Степан смеялся.

– Ишь ты, горячий какой! Брось! Там и боя?то нет!.. Слышь!

Он склонил набок голову.

– Бум! – раздался пушечный выстрел и следом за ним еще, еще и еще два раза.

– Это ясак на сдачу! Конец! – сказал Степан, глубоко вздыхая. – Пропал воевода!

И, словно в подтверждение слов его, колокольный звон смолк разом, словно оборвался, а на место его раздался раздирающий вопль ужаса и отчаянья.

– Небось, завыли! – усмехнулся Стенька, а Василий задрожал от охватившего его ужаса.

Темная ночь уже опустилась на землю. Со стороны города ярко светилось зарево пожара. «Что там делается?» – думал Василий, но его воображение не могло представить картин ужаса, зверств и преступлений, которые представляли собою теперь улицы, дома и храмы взятого города.

Василий трепетал и невольно прислушивался к смутному гомону, несущемуся от города, а тем временем Стенька Разин, лежа на подушках, охваченный восторженным порывом, говорил без умолку, и глаза его горели и светились в темноте. Василий смутно слышал его речи.

– Наш, наш городок! – выкрикивал Стенька – Ну, воевода, князь Иван Семенович, как ты теперь меня вспоминаешь, вора царского, что к тебе с повинною приходил! Эх, воеводы, воеводишки, любо было вам людишек теснить, неправды чинить, любо было из людей ярыжек деять, голь кабацкую разводить. Теперь они над вами потешатся. Ништо! Отольются медведю коровьи слезы! Детки боярские да дворянские, любо было вам над холопьями тешиться. Ништо! Теперь над вами холопы потешатся. Есть у них заступник Степан Тимофеевич, бедному – крыша, неимущему – хлеб! Встряхнет он вас с припечек, с пуховой постельки на виселицу! Эй вы, дьяки да приказные крючки, любо вам было зацепы строить, калым забирать, правого батогами бить. Ништо! Узнаете вы правый суд, холопский суд! Эй, кто есть! Вина! – закричал он дико.

Василий вздрогнул и очнулся.

– Что дальше будет?

– На Москву пойдем, братик мой, Васинька!

– А там?

– Там? А может стать, государь скажет: «Жалую тебя, Степан Тимофеевич, хоромами, что о двух столбах с перекладиной!«Ха – ха – ха! Вина! Что же вы? Эй!

– Пей, Василий! – сказал Степан. – Москва не Москва, а до Саратова дойдем с тобою. Потешимся!

Словно горящий фитиль поднес он к пороху, так подействовали слова его на душу Василия. Он вытянул руки и дико, пронзительно закричал:

– Добраться бы! Расплачусь за все!

– Доберемся, Вася, пей!

На струг вбежал казак. Жупан его был изорван. Распустившийся чуб метался по плечу, исступленное лицо было вымазано сажей и кровью. Он махал окровавленным ножом и, подбежав к Разину, хрипло прокричал:

– Многая лета тебе, атаман! Астрахань тебя к себе в гости ждет!

– Добро! – весело ответил Степан. – Выпей, казаче!

III

Страшная ночь подходила уже к концу. Поднялось жаркое летнее солнце, чтобы осветить еще более ужасный день злодейств и преступлений.

– Ну, подымайся, братик, – ласково сказал Стенька Василью, – да поедем в полоненный город!

Василий быстро встал. Голова его была тяжела от бессонной ночи и пережитых волнений. Он налил себе кубок меду и жадно выпил его. Мысли его словно бы прояснели.

– Вот это так! – одобрил Степан. – Сразу веселей станет! А я заказал для тебя в воеводской избе полдник изготовить. Идем!

Они вышли. Стеньку Разина ожидала почетная стража. Ивашка Волдырь в новом кунтуше, расшитом золотом, в высокой лохматой шапке сидел на коне перед отрядом лихих казаков; атаманский бунчук развевался грозным красным хвостом над ними, и тут же стояли музыканты с литаврами, трубами и тулумбасами.

– Здорово, детки! – приветствовал их атаман.