Пожар Латинского проспекта. Часть 2

Пожар Латинского проспекта. Часть 2
Андрей Жеребнёв

Жизнь и судьба (Горизонт)
Рыцарский роман на производственную тему в двух с лишним частях.

Роман написан своеобразным стилем, что придаёт повествованию особый колорит и ярко высвечивает внутренний мир главного героя. А диалоги построены так и подаются всякий раз таким языком, что персонажи предстают перед читателем характерными и «жизненными».

Содержит нецензурную брань!

Андрей Жеребнёв

Пожар Латинского проспекта. Часть 2

Рыцарский роман на производственную тему в двух с лишним частях

Андрей Жеребнёв. Родился в 1967 году в городе Усть-Каменогорск Казахской ССР. После службы в рядах Советской Армии поехал в Калининград – за суровой романтикой морских будней и дивной экзотикой дальних стран. Ходил в море матросом на рыбопромысловых судах. В долгих рейсах вел морские дневники, которые со временем превратились в рассказы. Первый рассказ был напечатан в местной периодике в 1996 году. С тех пор неоднократно печатался в местной периодике, литературных журналах и альманахах, московском альманахе «Новое слово». В 2006 году издал сборник морских романов «Крутой ченч», в 2015 – роман «Пожар Латинского проспекта». В 2019 году издан в электронном формате сборник «Суровый дегустатор». Отдельные рассказы изданы в сборниках «Писатель года» (2017, 2018 годы), «Антология русской прозы» (2018). Награжден Орденом «Наследие» 3-й степени за заслуги в области культуры и литературы, и медалью Маяковского.

Часть следующая

Пыхтел уж понедельник золотистым жаром:

Роман, испанский, паспорт, сто работ.

Исправным был Гаврила кочегаром:

Жми веселей, скорее вторник наш придёт!

Раннее утро под дверьми паспортного отдела бодрило лёгким заморозком с ощутимым ещё ароматом крепкого кофе. Народ активно прибывал. Это была очередь на получение талончика очереди последующей – электронной. Как в старые добрые времена! И стоило только и постоять в толпе пять минут, уши навострив, чтобы прознать всю процедуру подачи документов на получение загранпаспорта.

У старой моей, бурокожей паспортины истёк срок годности. Ещё на Ушакова – год назад! Так что даже вдруг плюнуть из окна уходящего поезда на всех и вся последний этот год я уже не мог – область была, как вещали местные краснобаи, «в центре объединённой Европы»: на польско-литовской её окраине. Хотя уехать, в пору сильнейшего отчаяния и тоски безысходности, хотелось частенько: весенний ветер в плацкарте, майская зелень за окном, калейдоскоп станций, городов и местечек с простыми, весёлыми домами. Так не похожими на один особняк…

Живите здесь отныне, как хотите,
Вы – важный и надменный, в камне, дом!
Ищите, и глаза все проглядите —
Гаврилы не сыскать в нём днём с огнём!

Дабы времени не терять, я «грузил» интеллектом очередь, морща лоб под шелест страниц учебника испанского языка.

А когда стыли плечи, отходил за угол. На площадку, небезупречно выложенную тротуарной плиткой. Здесь можно было тренировать шаги венского вальса, которые галопом прошли мы на прошлом занятии в оставшееся от танго время.

Не только счастьем голова кружится
Гаврилы – в космос вальса он Пустился.
Пусть очередь дивится —
Пройдя орбиты круг, он встанет на поклон.

Всё – теперь я был полностью вольная птица! «Каталонский» мангал был целиком закончен накануне. К вящей радости хозяев, расплатившихся не только целиком, но и с некоторыми даже премиальными – только бы ушёл уже! Да я бы ещё и задержался: на разделочной столешнице хотел – один в один по Гауди – выложить керамическую мозаику с сардиной-королевой в центре. Но хозяева привезли шесть напольных керамических плиток – с ремонта квартиры ещё на балконе пылились, и Гаврила их лихо в дело пристроил. Оно, в общем, и практичней – и для разделки поверхность идеально ровная, и для уборки – абсолютно гладкая.

Эх, «есть, воля ваша, что-то» чарующее в доведении последних штрихов, и даже в финальной уборке мусора вокруг, когда в верных ей руках старается чистотка-метла, в наведении мокрой тряпкой глянца на плитке и камне. И когда, озорно стреляя искрами, весело затрещит досточками (с того самого ящика – из-под плитки) живой огонь внутри («А что – нор-рмально! Мне нр-равится – буду тапер-рича здесь жить!»), можно, по-хозяйски обстоятельно и не спеша зачистив и собрав свой инструмент, уходить. С чистым сердцем и тем лёгким, при своей весомости, чувством, что зовётся чувством выполненного долга: «Я сделал всё, что мог. Кто сможет – пусть сделает лучше».

Мангал был красив – чего там говорить! Если бы то сделал кто-то, я просто бы искренне восхитился: «Класс! Супер! Эксклюзив! Красота!» А так – скромность, понятное дело, не позволяла…

Безобразно затянуты остались сроки, но никого кроме самого себя, в конце концов, я здесь не держал, другим делам хозяйским долгостроем своим не мешая. Хоть веселей им там с Гаврилой было – над кем ещё повздыхать: «Вот связались!» Должно быть, быстро на этом поприще я смогу работать теперь не скоро – надломился, видимо, тот стержень, что верой в ремесло это был. В обозримом, во всяком случае, будущем: хватит, натворился!

Но, наконец, я был полностью уже свободен – давно пришло время заняться своими делами. Документы в море надо было делать. Вот с загранпаспорта и начал.

А почти спросонок, физиономию только ополоснув и чайник на кухне поставив, шмыгнул к письменному столу. Чего-то разложил, чем-то шелестел, что-то писал. Опять о море! Плевать, что, как говорили, это была не модная нынче тема – Её Величество Литература отрядила меня, невеликого, не благородным рыцарем, но терпеливым – из простолюдинов – ратником в свои горячие Палестины. Где вверено мне было не дать кануть в бездну забвения тем неброским морским событиям, что выпали на мою счастливую долю, не позволить стереться неповторимым людским образам, с коими имел я честь бороздить бескрайние моря просторы. В том был мой удел, моё предназначенье. Ибо однажды человек от Литературы (то был главный редактор многовекового «Современника»), как мечом рубя ладонью воздух, громогласно – на всю аудиторию – изрёк: «Вам выдаётся аванс! Не нами – Литературой. Вы просто обязаны его оправдать!»

Я помнил об этом, я старался. Не по мере сил, но по мере возможностей. Написанный за несколько лет сборник рассказов, не теряя наивно времени на бесполезные поиски спонсоров, издал за морские свои – с того самого, последнего рейса, – деньги (это была единственная, наряду со вставленным евроокном в нашей комнате, толковая их трата). В сети книжных магазинов он разошёлся, как горячие пирожки: раздарив кому ни попадя оставленные себе экземпляры, я принялся выкупать книжицы с прилавков. Ведь каждая была сродни закупоренной бутылке Капитана Гранта: может, хоть одно слово до сердца читателя дойдёт!

А читатель попадался порой такой умный! И дотошный. Немало из тех, кому в порыве откровения об авансе поведал, пытливо уточняли: «Так, а сколько дали-то?»

…За паспортом, после подачи мной документов в желанное окошечко аж в пятом часу, велели приходить через месяц. А вторник пришёл уже на следующий день!..

* * *

На вторничное занятие я явился, как «чек» – свежеотпечатанный, только что из кассы. В новых туфлях, что купил, наконец – с «каталонских» премиальных. Не бальных, конечно, но кожаных, на каком-никаком каблуке: как человек теперь буду с него шагать! Туфли были симпатичные, приглянулись мне сразу и ценой (это было, ясно, главным), и декоративным переплетением глянцевой и кожаной полосок сбоку – всё-таки какая-то «запендя», как черно-белый кафель танго (чуть, может, я и поспешил – в следующем, буквально, магазинчике были туфли и каблуком повыше, и ценой пониже). Обновить обувку, само собой, получилось в отутюженной рубашке с коротким рукавом и брюках от свадебного костюма: джинсы и футболки Татьяна забрала в стирку. Так что Люба, как всегда опоздавшая к началу разминки, заняв место рядом со мной сзади, одобрительно повела – припечатала по воздуху – ладонью: совсем, мол, другое дело!

Артёму, правда, туфли не понравились, о чём и не преминул он во взятой паузе заметить: «И здесь ещё зависит от выбора вашей обуви: она должна быть такой, чтобы не сковывать движений стопы».

Да ладно, маэстро! Мне и так удобно! На лучшие всё равно денег не было.

«Стоя на зеркало», мы старательно гнули стопы в основных, опять, шагах ча-ча-ча…

– С них начинается всё, поэтому и уделяем каждый раз им такое внимание. Научитесь правильно их делать, и потом, поверьте, перед вами откроется такое количество вариантов!..

Мы верили. Мы старались. Получалось пока что неважнецки – у меня, во всяком случае. И от невнятного кривлянья ног своих, что беспристрастно зеркало отображало, так искренне, видимо, лицом я кривился, что та красивая светловолосая девушка остановилась наконец, не в силах сдерживать больше приступы беззвучного смеха. Ну, хоть людей повеселил!

– Теперь изучим «алеману». Встаём друг против друга – партнёры на партнёрш. Партнёрам, как всегда, «халява»… Слава Богу!

– Делая вот этот шаг, они остаются на месте, поднимая левую руку, под которой и совершает кружение партнёрша…

Ничего себе – халява: это ж ещё запомнить и повторить надо!

– Девушки, смотрим вашу партию…

Наши красавицы кружились напротив, и у меня была возможность любоваться достойной среди других достойных – своей партнёршей. Она была великолепна! Не будь даже так плавны и пластичны её движения и изящны линии тела её – всё равно: она была лучшей! Для меня. Всегда.

– Хорошо! Давайте попробуем сделать это в парах.

В парах («Ча-ча, раз, два, три!»), с Любой, у нас получа – ча, раз, два, три! – лось хорошо: ведь со мной была она! Я отпускал Любовь в круженье алеманы, и точкой притяжения в этот миг были лишь едва соприкасавшиеся наши ладони – моей левой, и правой её рук: здесь замыкался импульс. Влекомая им, моя партнёрша возвращалась через мгновение, и правая моя рука бережно подхватывала податливый гибкий стан.

Всё возвращается на круги своя… Но – в одну реку два раза не войдёшь: вода течёт… А при ста градусах вода кипит!

Плавное – и логичное! – течение моих мыслей под музыку свернул Артём, закончивший на этом головокружительное наше занятие.

Хотел так просто от Гаврилы отделаться! Куда там! Нет – никаких сомнений на свой счёт у меня не было, да и быть не могло: откуда, спрашивается, им взяться?.. Однако развеять их стоило.

– Скажите, Артём, – скоренько одевшись и поджидая Любу, опёрся о стойку руками я, – мне, вообще, стоит заниматься? Ну, то есть, я не…