Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

На заседании Думы 16 декабря 1916 года П. Н. Милюков говорил: «Мы переживаем теперь страшный момент. На наших глазах общественная борьба выступает из рамок строгой законности и возрождаются явочные формы 1905 года. Атмосфера насыщена электричеством. В воздухе чувствуется приближение грозы. Никто не знает, господа, где и когда грянет удар. Но чтобы гром не разразился в той форме, которую мы не желаем, – наша задача ясна: мы должны в единении с общими силами страны предупредить этот удар».

Вот что происходило тогда в России. Левые и правые – это не так важно. Важно другое. Государственная власть со всеми её минусами, но реально управляющая страной, и общество, которое видело минусы этой власти, но не понимало, что оно само не сможет пока лучше управлять страной… Василий Маклаков понимал, но большинство отказывалось понимать. И подспудно зрела революция. И началось то, что современники назвали министерской чехардой.

Царь чувствовал, что почва уходит из-под его ног, он не знал, что делать. С лета 1915 года, когда он назначил себя во главе действующей армии, он поручает супруге Александре Федоровне заниматься делами внутреннего управления Империи, что неслыханно для России. К Императрице идут с отчётом министры. Она советуется с Государем, но больше она советуется с Распутиным. И это знают. И всё больше и больше важных государственных назначений происходит по воле Распутина. Вот письма Александры Федоровны мужу в Ставку, типичное по интонации: «Слушайся нашего Друга: верь ему; старцу дороги интересы России и твои. Бог не даром его послал, только мы должны обращать больше внимания на его слова – они не говорятся на ветер. Как важно для нас иметь не только его молитвы, но и советы». И в другом письме: «Та страна, Государь которой направляется Божьим Человеком, не может погибнуть». 15 ноября 1915 года Императрица пишет супругу: «Теперь, чтоб не забыть, я должна передать тебе поручение от нашего Друга, вызванное его ночным видением. Он просит тебя приказать начать наступление возле Риги, говорит, что это необходимо, а то германцы там твёрдо засядут на всю зиму, что будет стоить много крови и трудно будет заставить их уйти».

Император не всегда слушал советы жены, но отвечал ей неизменно тепло, хотя и с лёгкой иронией: «Неизменно твой бедный, маленький, слабовольный муженёк». И всё же, несмотря на иронию Государя, всё чаще креатуры Распутина проходят на ведущие государственные посты.

В России один за другим меняются премьер-министры. Иван Горемыкин всё-таки оставался Председателем Совета министров с января 1914 по январь 1916 года, что по тем временам в России было неплохо. А потом на его место был назначен Штюрмер, весьма дружный со «старцем Григорием». А через неполных десять месяцев, в октябре 1916 года, отстранили Штюрмера, им были все недовольны, и назначили очень симпатичного человека, Александра Федоровича Трепова. Но Александр Федорович Трепов напоминал Столыпина, он тут же начал переговоры с Думой, с Прогрессивным блоком, а Распутина он не слушал. 19 ноября 1916-го, выступая в Думе, А. Ф. Трепов говорил: «В деле обеспечения государственной обороны, наряду с мероприятиями правительства и законодательных установлений, проявился выдающийся почин земств, городов, общественных организаций и частных лиц. Эту высокопатриотическую деятельность правительство приветствует и всячески пойдет навстречу целесоответственному её развитию». Трепов пошёл по пути сотрудничества с обществом, и по настоянию Императрицы он был снят.

И на новый, 1917 год был назначен премьер-министром, последним премьер-министром Императорской России, князь Николай Дмитриевич Голицын, порядочнейший, благородный человек. После большевицкого переворота он остался в России, зарабатывал на жизнь сапожным ремеслом, охраной огородов, не раз арестовывался ОГПУ и, наконец, 2 июля 1925 года 75-летний старик был расстрелян большевиками. Но тогда, в январе 1917-го, став Председателем Совета министров, князь Голицын уже ничего сделать не мог, да и администратор он был не очень хороший. Это одни премьер-министры. Сменились четыре военных министра. И так почти в каждом ведомстве. В 1914-м сменено 22 губернатора, в 1915-м – 34, в 1916-м – уже около 50 губернаторов. Идёт вал административных переназначений. Депутат Думы от правых В. М. Пуришкевич пишет ядовитую эпиграмму: «Русь что ни день меняет няньку / предавшись горькому посту / в лицо скорей узнаешь Ваньку / чем министра на посту». Вот что происходит в стране. Это явный обвал. И этот административный обвал, естественно, расчищает дорогу абсолютно деструктивной силе.

Все участвуют в заговорах. А. И. Гучков предлагает Великому князю Николаю Николаевичу вновь возглавить армию и стать военным диктатором, принудив Императора Николая к отречению и отправив его в Ливадию вместе с Императрицей, а новым Императором провозгласить Цесаревича Алексия при регенте Великом князе Михаиле и таким образом спасти положение. Что делает Великий князь Николай Николаевич? Он просит день на размышление, а потом говорит: «Нет, солдаты этого не поймут». Но Государю не говорит ничего. Очень характерно. И так абсолютно все. В заговоре по свержению Императора состоит генерал Рузский, командующий Северо-Западным фронтом, многие иные генералы.

Да, есть и масонские заговоры тоже. Это не так важно на самом деле, как многие раздувают, но и они были. Почти всё руководство Прогрессивного блока – это масоны. Но ничего в этом нет ни плохого, ни хорошего. Это просто факт их социализации. В итоге их всех обманул Ленин, показав, что масонство не всесильно. Так что не надо роль масонов переоценивать, хотя надо знать, что и это тоже было. Вот в этой ситуации, когда всё идёт на подъём – промышленность, боеспособность армии, всё, кроме одного – доверия общества и власти, в этой ситуации 1916 год перерастает в год 1917-й – год конца России.

Я думаю, много непохожего между сегодняшним днём и теми днями. Среди огромного количества людей, которых я сейчас назвал, можно найти людей более умных и более глупых, более, если угодно, своекорыстных и более жертвенных, более легкомысленных и более серьёзных. Но назвать людей, предающих родину, назвать людей, которые войну используют для себя, а не для победы, нельзя. Родзянко и Император, генерал Поливанов и генерал Сухомлинов, генералы Брусилов и Рузский, промышленники Коновалов и Гучков – все они были равно патриотами, любившими свою страну, мечтавшими о её благе, не стремящимися сделать её кормушкой для самих себя, а стремящимися к славе и процветанию России в их понимании. Это, конечно, невероятно отличает ту Россию от нынешней. Дума была серьёзной, и царские министры, хорошие или плохие, но кроме двух-трёх совсем одиозных личностей, действительно разбирались в том, чем они занимались, и разбирались хорошо, на уровне западных министров, западных специалистов. То была другая Россия. Там был реальный частный капитал, там была традиция чести во власти и в обществе. И трагедия в том, что эта Россия не смогла увидеть свой путь и в борьбе друг с другом открыла путь всецело деструктивной стихии в лице большевиков и так погубила себя.

Мы сейчас имеем перед собой совершенно другую страну. Страну, привыкшую к цинизму и лжи, к лицемерию и своекорыстию. Страну, где патриотизм является лишь словом, за которым нет никакого положительного содержания у одних, и безумством без какой-либо созидательной силы у других. У нас почти нет частных настоящих капиталов. Нет ответственного отношения к собственности и ответственного отношения к власти. Нет знаний, полученных в хороших университетах. У нас мало что есть сейчас. Но самое главное, чего у нас нет, как и тогда, в 1916 году, у нас нет никакого доверия власти к обществу, а общества к власти.

Что нам принесёт 2017 год? Наша война пока не так трагична. Наш экономический кризис намного ужаснее. Тогда у нас были сильнейшие союзники: Англия, Франция, Соединённые Штаты. Теперь у нас нет почти никого. Что будет? Я не решаюсь давать предсказания. Но я могу сказать только одно – ситуация бесконечно серьёзная и во многом напоминает ту, столетней давности. Как и тогда, сто лет назад, перед нами открыты возможности. Только их надо осознать и ответственно подойти к их осуществлению. Беда в том, что происшедшее после 1917 года научило нас не ответственности, а крайней безответственности. А это усугубляет нашу трагедию и делает её ещё более труднопреодолимой.

* * *

Вопрос. В середине этой лекции вы высказали мысль, что никакая культура, никакое образование не есть гарантия человека от того, чтобы не впасть в обман и не натворить жутких мерзостей, которые потом становятся страхом для целого поколения, нескольких поколений людей. А вот вы, как историк, можете ли сказать то, что могло бы если не гарантировать, то повысить устойчивость к подобного рода заблуждениям?

Ответ. Могу. Это твоя собственная совесть. Это именно твоя собственная совесть. Когда ты спрашиваешь у своей совести, хорошо ли брать землю у другого, жизненное пространство для процветания твоей страны, твоя совесть скажет – нет, правда же? Ну чем же другой хуже тебя? Хорошо ли убивать, посылать на смерть своих людей ради того, чтобы, может быть, их дети жили на чужой земле? Нет. Хорошо ли истреблять одни социальные классы ради счастья других социальных классов? Нет. Народы? Нет. Совесть помогает, и всегда есть правильный ответ. И в Германии находились люди, которые говорили, что это безумство. И в России. Но их было крайне мало. Вы знаете, что в самом начале войны 1914 года в России, если мне не изменяет память, два литератора, два поэта выступили против войны в принципе. Не против этой войны, а против войны в принципе, и этой в частности. Не за поражение своего правительства, как призывал Ленин, а против войны как таковой. Это Максимилиан Волошин и Зинаида Гиппиус. «Всякая война… – писала Гиппиус, – носит в себе зародыш новой войны, ибо рождает национально-государственное озлобление». Все остальные в той или иной степени приветствовали войну и шли на фронт.

Последнее, что скажу: совесть – это ещё полдела. Второе – это мужество. Потому что совесть вам может подсказывать, что власть вас призывает к чему-то неправильному. Но легче пойти за властью в неправде, чем в правде против власти. И вот здесь необходимо крайнее мужество, но это мужество, чем бы оно ни обернулось, оно может всяким обернуться, даже самым печальным, но именно оно триумфально, именно оно потом заставляет вспоминать о таком мужественном человеке с благодарностью. Таким был, скажем, в Германии Дитрих Бонхёффер. И я думаю, что соединение совести и мужества – это тот сплав, который поможет народу не уклониться в неправду, потому что в народе есть люди, которые будут понимать, что это – неправда, и будут иметь мужество говорить другим, что это – неправда.

Вопрос. Андрей Борисович, вы в числе прочего упоминали о том, что, скажем, Родзянко, видимо, позволял себе такие мысли: а что будет, если Государь победоносно въедет в Берлин и будет одержана победа, в этом случае утратятся все иллюзии о какой-то демократии, о каком-то парламентаризме и т. д. А как вы лично считаете, если бы так произошло, если бы победа была одержана, явилось бы это надёжной гарантией того, что революционное потрясение не произошло бы чуть позже? Были бы устранены те глубокие социальные причины, которые во многом содействовали этому потрясению? В частности, например, были бы устранены перегибы в национальной политике? Антисемитские законы? Союзы Михаила Архангела, и Черная сотня, и все эти прочие мерзости? Стали бы после победы Государь и бюрократия совместно с ним устранять эти вопиющие вещи, которые сопровождали Россию в то время?

Ответ. Вы понимаете, ну как я из историка могу превращаться в какого-то фантазёра? Мне кажется, что опасения Родзянко были напрасны. Именно потому, что Россия уже тогда была страной достаточно либеральной, с сильным и всё более крепнущим средним классом, со всё более и более встающим на ноги, даже во время войны, крестьянством, и всё более и более культурным народом, вряд ли бы было возвращение к авторитарному, самодержавному правлению. Этого очень боялись в России, память об этом была ещё свежа, но вряд ли бы это произошло. Это была ошибка либеральной общественности. Что касается национальной политики. Вы знаете, ведь ликвидация черты оседлости обсуждалась в 1916 году и она де-факто была отменена. Потому что всё равно огромная масса еврейского населения западных губерний перемещалась и добровольно, и принудительно во внутренние губернии России из зоны боевых действий, из прифронтовой полосы, тем самым уже делая абсурдной черту оседлости. Безусловно, многие переместившиеся лица остались после войны в местах своего нового обоснования. Национальная политика вряд ли приняла бы формы какого-нибудь жёсткого обскурантизма. Не забудем, что в войну вступали Соединённые Штаты с программой Вудро Вильсона. Нет, мне кажется, что, скорее всего, победа России в войне привела бы к ускоренной русской модернизации и к ускоренной русской либерализации. Хотя, конечно, какие-то эксцессы, качания на этом пути могли бы быть. Но то, что опять мы были бы ввергнуты на сто лет в абсолютизм, – я в это ни на копейку не верю.

Вопрос. Всё интересно, но вопрос такой. Вы совершенно не упомянули большевицких агитаторов. Или они появились только в 1917-м?

Ответ. Хороший вопрос. Дело в том, что как раз во время войны левые партии – эсеры и социал-демократы – практически утратили поддержку и в армии, и в народе. Она стала восстанавливаться снова только в конце 1916 года. И реально большевики появились как сила только после известного пломбированного вагона, когда они приехали в Россию при Временном правительстве с огромными немецкими деньгами и развернули во всю ширь свою деятельность. Поэтому неслучайно полицейский отчёт октября 1916 года не содержит упоминаний фактора радикальных партий. Они специально пишут, что это не партийное недовольство, это чисто экономическое недовольство. Но конечно, его могли бы использовать. Например, забастовка путиловцев, скорее, была результатом прямой немецкой пропаганды. Были забастовки и осенью 1916 года на петроградских заводах, на Путиловском заводе, были забастовки на Николаевских заводах, где строились линейные корабли для Черноморского флота. Но они не переросли в революцию, и немцы стали действовать более изощрённо. Именно после этого, как раз в конце 1916 года, линия Парвуса – Ленина – немецких денег приобрела особое значение.

Вопрос. Андрей Борисович, скажите, пожалуйста, по вашему мнению, нежелание Николая II двигаться по пути консенсуса с обществом и передачи части его полномочий Думе происходило потому, что это не совпадало с его взглядами, что является благом для страны, или это было простым человеческим желанием не потерять власть?

Ответ. Нет, Государь не был властолюбцем. Поэтому простого человеческого желания не потерять власть, скорее всего, не было. На самом деле он мечтал потерять власть, в том смысле, что он был похож на своего двоюродного прадеда Александра I. Но он мечтал передать власть своему сыну, причём у него было буквально маниакальное стремление к этому. Все маниакальные вещи опасны. Если они в рамках семьи – они опасны для семьи, если они в рамках государства – они опасны для государства. У него было маниакальное желание передать власть наследнику Алексею в таком объёме, в каком он её получил от своего отца, то есть абсолютную монархическую власть. Что было невозможно после 1905 года. Отсюда подозрения в его намерении восстановить абсолютистский режим правления в России. С другой стороны, я думаю, что сам по себе он был человеком достаточно разумным, чтобы не идти на контакты с Думой. Конечно, более жёсткую позицию занимала Императрица. Она была непримирима. Когда читаешь переписку Государя и Государыни на английском языке, а они писали друг другу письма по-английски, то, честное слово, только то, что это английский язык, немножко смягчает выражения Императрицы. Она площадно кроет всех либеральных министров, Родзянко, Гучкова. Она их ненавидит так, как может ненавидеть женщина. И Государь находится под её влиянием. Неслучайно он подписывает письма к жене известной фразой в 1916 году: «Неизменно твой бедный, маленький, слабовольный муженёк». Конечно, в этом есть ирония. Но как говорится, в каждой шутке есть доля шутки. И за всем этим маячит абсолютно страшная фигура Распутина, человека, безусловно, демонического, не просто авантюриста. Он, кстати, не очень одержим деньгами. Он похотлив до женщин невероятно, это да. Но он одержим властью. Его главное желание – это желание властвовать, желание назначать министров… он назначает Митрополитов Московского и Петроградского. Он назначает одного за другим министров, премьер-министра Штюрмера, министра внутренних дел Протопопова. То есть он невероятный в этом смысле человек, и при этом он абсолютно безграмотная, страшная личность. Он пишет Государыне, потому что Государю он такое не решался писать, что «надо зимой, в ноябре 1916 года, немедленно начать наступление под Ригой». А если вы помните, Рига ещё контролируется Россией, но вокруг на левом берегу Двины уже находятся немецкие войска. «Надо немедленно начать наступление под Ригой, а то немцы там окопаются и закрепятся, и как потом их прогнать?» И Государыня пишет: «Надо послушаться нашего старца. Он не только наш молитвенник, он наш главный советчик». Понимаете? А речь идёт о военном вопросе. И наступление по совету старца начинается и, естественно, проваливается полностью. Люди думают, что Распутин находится в связи с немецким штабом, – глупости всё это. Он находится только в связи с Сатаной. Это ужасно. Это очень болезненная связка… Вы же помните, что в середине декабря 1916 года Распутин убит. И вот дальше происходит самое интересное. Распутин убит, а ничего не изменилось. И Василий Витальевич Шульгин очень характерно написал. «Раньше всё валили на него, а теперь поняли, что дело не в Распутине. Его убили, а ничего не меняется», – записывает он в дневнике. То есть это глубже, чем Распутин. Это не то чтоб он всем управлял, злой гений. Но он играет свою роль. Я бы сказал так. Если бы Дума и общество в лице Думы не стремились забрать власть у Государя на горной дороге войны, с одной стороны, и если бы Государь, с другой стороны, не стремился бы постоянно ограничивать общество, а пошёл бы с ним на действительно полноценное сотрудничество, тем самым рассеяв подозрения, то революции в России не было бы. Ошибка была с двух сторон. Любая революция – это ошибка обеих сторон. И тогда выигрывает третья…

Лекция 2. Накануне катастрофы

Когда мы говорим о событиях 1917 года, в наших словах присутствует несколько подходов, несколько взглядов. И я с ними сталкиваюсь всякий раз в комментариях к моим статьям, и постам в фейсбуке, и к лекциям, которые как-то касаются революционных событий. Одни говорят о том, что всё это было неизбежно. Что по тем или иным причинам старая Россия сгнила и однозначно должна была рухнуть. Война просто ускорила то, что должно было произойти в любом случае. Это позиция, которую разделяли большевики, считавшие, что обрушение было предрешено и историческая детерминированность событий – это абсолютная норма. То есть если что-то произошло – это должно было произойти. Тем более это оправдывало власть большевиков в глазах того же «красного историка» Михаила Николаевича Покровского. Если власть большевиков стала действительностью, то эта действительность обязательно обусловлена абсолютным законом бытия, если обусловлена абсолютным законом – то разумна. Если разумна – то единственно необходима. Так Гегель вместе с Марксом оправдывают 1917 год и то, что последовало за ним в России и в мире.

Другая точка зрения состоит в том, что Россия была цветущей, благополучной страной. И если что-то в ней было плохо, то как раз к 1917 году всё это было исправлено или успешно исправлялось, и Россия невероятно быстро двигалась к тому, чтобы стать ведущей державой Европы и даже мира. И подтверждают это целым рядом цифр, экономических выкладок. Это особо любят говорить люди правых взглядов, и любили говорить в эмиграции. И вроде бы цифры абсолютно правдивы. Только непонятно почему, если всё было так хорошо, всё произошло так плохо. И чтобы это объяснить, сторонники цветущего состояния России используют аргумент «злых сил»: масонов, евреев, большевиков, которые могут быть и особой силой, и теми же самыми масонами и евреями, как это делали в своё время проигравшие «бывшие» во времена Французской революции. Это зависит от вкуса и жизненной позиции того или иного интерпретатора, того или иного историка. Или если же люди не такие крайние, то они говорят о том, что, если бы не война, которая расшатала государственные устои России, революции бы не было. Непонятно только – если всё было так хорошо, почему расшатала? А скажем, в 1941–1945 годах, когда всё было плохо, – взяла и не расшатала.

Ну и наконец, третья точка зрения, которая является волюнтаристской точкой зрения, говорит о том, что те или иные силы уже внутри самой России, скажем Император, Дума (это зависит от вкуса людей), конечно, сложно говорить о народе как целом, но говорят и о нём (рабочие, крестьяне, интеллигенция – кто угодно; ещё Солженицын любил говорить, что интеллигенция предала Россию), что они приняли неправильное решение. Государь неправильно отрёкся, Дума неправильно требовала ответственного министерства. Союз земств и городов под предводительством зловредного Александра Ивановича Гучкова стремился отомстить за что-то, непонятно за что, Государю. У Гучкова между тем не было особых оснований обижаться на Государя, и он был не такой дурак, чтобы обижаться просто так. В общем, это идея неправильного склонения воли. Эта последняя точка зрения по большому счёту не столь абсурдна. Но в той форме, в которой её обычно преподносят, она, конечно, абсолютно неисторична и ничего не объясняет.

И вот, дорогие друзья, готовясь к этой лекции, я заново прорабатывал тот огромный материал, который, как вы понимаете, уже не первый раз, а как минимум десятый в своей жизни я прохожу от А до Я. И когда я работал над книгой «История России. XX век», и до того я думал об этом, и после этого. И пришёл к некоторым мыслям, не выводам, только мыслям, которыми я с вами поделюсь. Возможно, они не столь невероятны, не такие новые, но тем не менее это то единственное, что, господа, могу вам предложить.

Начнём с политической модели. Политическая модель России к началу Первой Мировой войны являла собой так называемую дуалистическую монархию, где Царь и законодательные палаты: Государственный Совет и Государственная Дума – были взаимно связаны, и никто из них не мог принять новый закон без согласия других сторон. И это была не агитационная ширма, это была не конституционная фикция, как сейчас. Вы знаете, активно пропагандируется идея гибридного государства, каковым многими считается и Россия, где, казалось бы, демократия, разделение властей, свобода, а на самом деле авторитарный режим. Но поскольку это всё-таки гибридное государство, авторитарный режим вынужден не прибегать к крайним формам, чтобы сохранить видимость своей демократичности. Вот ничего подобного не было в той России. Она была в действительности парламентским, демократическим государством. Демократическим, – конечно, неправильно сказано, я прошу прощения… Потому что Государь не был избран народом. Но Россия была страной с элементами демократии и, безусловно, гражданского либерализма. Я приведу пример. У вас всех есть в голове образ нынешней Думы, которая была избрана 18 сентября, и вы видите её поведение, как и предшествующей Думы 2011–2016 годов. А вот посмотрите на Думы последние, три-четыре Думы предреволюционной России. То есть это 1907–1912 и 1912–1917 годы. Правые: 65 – в четвёртой, 50 – в третьей. Националисты: 88 и 96. Центристы: только в четвёртой Думе – 32. Октябристы, главная земская пария: 98 – в четвёртой, 153 – в третьей. Прогрессисты, главная партия промышленного капитала: 48 и 28. Кадеты: 59 и 54. Мусульманские партии: 6 и 8. Польские: 15 и 18. Трудовики (крестьянская партия): 9; 13. Социал-демократы: 15 и 20. Эсеры игнорировали, бойкотировали выборы и в ту, и в другую Думу. Всю политическую палитру: от крайне левых (ленинцы, Малиновский) до крайне правых (Марков Второй или доктор Дубровин), и люди не скрывали своих взглядов. В Думе разворачивались невероятные баталии, споры. Были сложные сговоры партий по тому, как провести или провалить тот или иной правительственный законопроект, и иногда удавалось – проваливали, иногда не проваливали. Обратите внимание, например, как формулирует только избранная 4-я Дума 15 декабря 1912 года так называемую формулу перехода к очередным делам, после того как в Думе выступил премьер-министр Владимир Николаевич Коковцов. И после этого Дума придумывает формулу перехода к очередным делам, она всегда была важна в той Думе и определяла отношение Думы к Императорскому Правительству. И вот как она звучит в 1912 г.: «Государственная Дума приглашает правительство твёрдо и открыто вступить на путь осуществления начала манифеста 17 декабря 1905 года и водворения строгой законности». Вы можете себе представить сегодняшнюю Думу, вот так обращающуюся к правительству товарища Медведева? Нет, конечно. То есть это был абсолютно самостоятельный организм.

Были ли фальсификации при выборах? Были. Но по сравнению с тем, что происходит сейчас, они смехотворны. Хотя, конечно, всё равно досадно. Скажем, Черниговский губернатор Николай Маклаков, брат известного правого кадета, будущий министр внутренних дел, а потом – одна из первых жертв Красного террора (публично расстрелян в Петровском парке Москвы 5 сентября 1918 года), использовал давление через православную церковь, чтобы избрать более консервативный состав выборщиков. В Одессе воспользовались тем, что значительное число евреев, еврейских выборщиков, т. е. уже людей выбранных, не имеет права на постоянное жительство, имеет только временное право на жительство, и потому их лишили права быть выборщиками, что по сути – незаконное действие. В нём есть элемент законности, но законности, построенной на незаконности. Уже сама по себе «черта оседлости» к этому времени вызывала отвращение практически у всей либерально мыслящей России.

Такие были фальсификации, но они были ничтожными. На самом деле мы видим по результатам, что Дума реально представляла всё русское общество. Да, конечно, искажённо, конечно, простой народ был представлен мало, простой народ был значительно левее Думы. Богатые слои города и землевладельцы были представлены значительно выше нормы. Но голос всех мог звучать. Часто была, даже большей частью Дума была оппозиционна правительству, она была почти всегда оппозицией слева. А вот Государственный Совет был оппозицией правительству справа. Государственный Совет по закону 1905 года наполовину назначался Государем, наполовину избирался от корпораций. Но очень многие разумные и очень достойные нововведения правительства саботировались Государственным Советом. Например, правительство принимает законопроект о разрешении в местном самоуправлении Царства Польского пользоваться официально, т. е. в документах, польским языком. Дума поддерживает. Госсовет накладывает своё вето. Не проходит. Правительство предлагает создать Министерство здравоохранения. Очень к тому времени насущная необходимость. Дума поддерживает. Госсовет не поддерживает. И т. д. и т. д. Так происходило часто.

На этом, как вы помните, весной 1911 года сломался Пётр Аркадьевич Столыпин, когда Госсовет не пропустил его законопроект об изменении форм местного самоуправления и о введении земства в западных губерниях. Я не буду вдаваться в подробности, это не так важно. Важно, что все эти три главных государственных института работали независимо друг от друга. И имели разные политические тенденции и были свободными. Ничего подобного, как вы понимаете, сейчас нет ни с Советом Федерации, ни с Думой, да и ни с Правительством. Тогда же и в Правительстве очень часто разделялись мнения, споры были горячие, об этом свидетельствуют опубликованные ныне стенограммы. Министры отчитывались перед Думой, иногда это были очень тяжёлые отчёты. Ничего подобного, конечно, сейчас нет. Мы сделали огромный шаг назад в этом плане.

Суд. Опять же тот российский суд считался одним из лучших в мире по уровню своей свободы, независимости от государства, по форме участия в судах присяжных. Конечно, классическим является дело Бейлиса, вам оно известно. Это скандальное дело на самом деле. Мы знаем его судебный результат, но мы до сих пор не знаем, что произошло на самом деле. Но для нас с вами сейчас даже не это важно. А важно то, что суд присяжных признал невиновным Менделя Бейлиса, которого обвиняли в убийстве мальчика Ющинского в Киеве. Хотя было явное давление власти, было явное давление правых, но тем не менее суд присяжных оправдал Бейлиса. И это не исключение, это просто – наиболее громкое дело. То есть суд Императорской России был независим от государства. Что сейчас неслыханно, тогда было нормой, абсолютной нормой. Когда вы доверяли дело суду, судья мог ошибиться, конечно, мог принять неприятное для вас решение, но вы знали, что он не по звонку выносит решения. Наоборот даже, как правило, и присяжные, и судьи, и адвокат были достаточно либеральные люди и судебные слушания являлись настоящим соревновательным процессом. И если уж давление со стороны государственной власти, то можно было ожидать, скорее, обратного результата – суд вынесет решение наперекор этому давлению.

Вот это два важнейших института, и нужно себе представить, что в них всё по большому счету было тысячу раз лучше, чем сейчас.

Теперь посмотрим на международные отношения. Вы знаете, что после 1907 года, когда были заключены договоры между Россией и Англией, создается и постоянно укрепляется Антанта. В начале 1912 года в Россию приезжает британская парламентская делегация, т. е. депутаты парламента обеих палат, и их встречают с распростёртыми объятиями. Россия является союзницей самых демократических стран тогдашнего мира: Великобритании и Франции.

Отношения с Соединёнными Штатами портил еврейский вопрос. И это действительно одна из последних институциональных очень тяжёлых болячек российского Императорского режима. Но что интересно, уже в 1906 году Столыпин, в качестве одного из первых действий своих на посту министра внутренних дел и потом премьер-министра, предлагает специальный законопроект. Пишут его сам министр и его сотрудники. Они отсылают Государю абсолютно готовый законопроект (разумеется, архивный текст опубликован и есть в распоряжении историков) о полном уничтожении дискриминации евреев. Отмена черты оседлости, отмена позорных квот при поступлении в университеты, на занятие офицерских должностей в армии и многих-многих других ограничений. Речь идёт не об этнических евреях, а в первую очередь об иудеях. На них распространялись все эти ограничения. Государь, как вы знаете, отказывается подписать этот проект. Редкий случай, когда он ссылается прямо на волю Божию. Государь пишет «да, я вижу, вы много поработали. Но я считаю, что нельзя этого пока отменять. Вы же знаете, что сердце Царево в руке Божьей, и вот мне Бог подсказывает, что этого делать не надо».

Не знаю, какой бог ему это подсказывал, но после этого решение Государя обернулось огромной бедой для России. Государь был противником процесса полного уравнивания евреев Империи с другими группами граждан, и, скажем прямо, он был антисемитом, не фанатичным, не крайним, но антисемитом. Но вы видите, что правительство было за отмену всех этих ограничений. Речь шла о том, что общество уже до этого доросло.

Да, была дуалистическая монархия, Царь был одним из трёх столпов власти, но в отличие от американского Президента не переизбирался и не избирался, но это был вопрос времени. В России сложилась бы или республика, или настоящая парламентская монархия, в которой Царь царствует, но не правит. А правит парламент и им назначенное правительство. Безусловно, уйди Николай II, приди на его место другой Государь, скажем Великий князь Михаил Александрович или Цесаревич Алексей при регенте Михаиле, и тут всё бы встало на свои места.

Россия в международной политике придерживалась того принципа, который в 1909 сформулировал Пётр Аркадьевич Столыпин: «Двадцать лет без войны». Тогда Россия пройдёт полосу потрясений. Почему эти слова были сказаны? Почему вообще эта мысль пришла в голову? Об этом мы будем говорить, потому что это одна из глубоких мыслей на самом деле. И все любят повторять эти слова, сказанные в интервью главному редактору газеты «Волга», саратовской газеты Столыпина в 1909 году. Мы не до конца понимаем смысл этих слов. К ним мы ещё будем возвращаться. Но пока важно, что Россия всеми силами старается не идти к новой войне. Хотя есть сторонники войны. И в Думе, когда возникает кризис из-за Боснии, когда потом возникает во время Балканской войны тяжёлая ситуация вокруг Адрианополя, который могут взять у турок славянские государства, тогда некоторые депутаты Думы, тот же А. Н. Гучков, призывают Россию вмешаться в этот конфликт. Но Государь и большинство в Думе и Госсовете категорически против. И на Лондонской конференции 30 мая, и при подписании Бухарестского мира после Балканской войны 7 августа 1913 года. Россия постоянно на стороне мира. Россия тогда не желала войны и не пугала весь мир войной, как, увы, происходит сейчас. Почти все государственные люди России прекрасно сознавали тогда, что страну созидает мир, а война разрушает, даже война победоносная.

Об экономическом положении России мы будем говорить очень коротко. Период с 1912 по 1914 год – это наивысший рассвет русского народного хозяйства.

Начнём с того, что с 1893 по 1913 год, то есть за двадцать лет, прирост населения России составил 40 %, или в абсолютных цифрах – 50 миллионов человек. Каждый год население России прирастало на три миллиона человек. Опять же вы можете сравнить с нынешним состоянием. И сейчас к нам приезжают и получают наше гражданство люди из Средней Азии и из Закавказья, но русское население ныне уезжает в Дальнее Зарубежье. В начале XX века – прямо противоположная картина. Огромное количество людей из Европы приезжало навсегда жить в Россию. В России, например, к 1914 году было сообщество чехов в 200 тысяч человек, это все люди приехавшие. Конечно, из-за славянских чувств, но ещё и потому, что в маленькой Чехии было не развернуться очень многим людям с энергией, а в России можно было развернуться. А немцев, считая с екатерининских времён, переехало 4,5 миллиона человек. То есть Россия была не страной, из которой уезжали, а страной, в которую приезжали. Да, уезжали евреи, особенно после Бессарабского погрома боялись новых погромов. Это – опять же боль России. Да, с Украины уезжало небольшое количество крестьян в Канаду, хотя намного больше переселялось на свободные земли Сибири. Вы знаете два эти слова – переселенческое движение. Сейчас население покидает Сибирь и Дальний Восток. Тогда же было иначе. За двадцать лет, до 1914 года, в Сибирь переселилось больше трёх миллионов человек из Европейской России. На Дальний Восток – полмиллиона. В Среднюю Азию и Казахстан – сто тысяч человек из Центральной России. Это большие цифры.

Росло благосостояние народа. В 1894 году на душу населения в год употреблялось 8 фунтов сахара, в 1913 году – 18 фунтов. В 1890 году Россия потребляла для внутренних нужд 40 миллионов килограмм чая. В 1913-м – 75 миллионов килограмм чая. Голода не было уже после 1905 года. Разговоры о том, что был голод в 1908–1909 годах, – это ложь. Были годы больших или меньших урожаев, но так было устроено русское законодательство, что голода не могло быть в Империи. Если в одной губернии России начинались тенденции голода, прекращался весь экспорт русского хлеба за границу, чтобы он шёл в голодающую губернию. Поскольку это было страшно невыгодно тем, кто экспортировал хлеб, естественно, что при первых признаках голода в той или иной губернии туда шёл хлеб и без использования соответствующего закона. И поэтому голода не было.

Столыпиным был принят закон о голодных губерниях, который предполагал, что не надо голодных людей просто кормить дармовым хлебом (это было намного раньше, чем у президента Рузвельта была принята та же модель), что богатым крестьянам следует давать в рассрочку ссуды на зерно, бедным, но крепким крестьянам давать возможность зарабатывать себе хлеб, коль выжжены солнцем поля, зарабатывать общественными работами: дороги строить и все прочее. И только слабым, которые не могут работать по тем или иным причинам, – им раздавать хлеб бесплатно по высоким, но твёрдо установленным нормам.

Урожай злаков в 1894 году – 2 миллиарда пудов. В 1912 году, через двадцать лет, – 4 миллиарда пудов. Одна четверть зерна шла на экспорт. Рубль ведь не девальвировался, золотой рубль был абсолютно стабилен. Вклады в государственные народные кассы в 1894 году – 300 миллионов рублей, в 1913-м – 2 миллиарда рублей. Добыча угля на Донбассе возросла в пять раз: с 300 миллионов до 1500 миллионов пудов. Нефти добывалось на две трети больше, чем в 1894 году, чугуна – в 4 раза, меди – в 5 раз, марганца – в 5 раз.

С 1911 года началось активное строительство машиностроительных заводов. За эти годы, с 1911-го по 1913-й, основной капитал машиностроительных заводов вырос от 120 миллионов до 220 миллионов рублей, число рабочих возросло с 2 до 5 миллионов человек. Доходная часть бюджета в 1894 году – 2 миллиарда рублей, в 1913 году – три с половиной миллиарда рублей. Золотой запас России в 1894 году – 648 миллионов рублей; в 1914 году 1634 миллиона рублей. За десять лет перед Первой Мировой войной превышение доходов над расходами составило 2 миллиарда рублей. Расходы земств и городов возросли с 60 миллионов суммарно в 1894 году до 600 миллионов рублей в 1914 году.

Образование. Это к разговорам о том, что Сталин принял Россию с сохой. Понимаете, какая соха? В России были заложены и строились восемь крупнейших новейших дредноутов своими силами, силами русских инженеров, на николаевских и санкт-петербургских заводах. А по тем временам это то же самое, что сейчас космическая техника. Самые совершенные типы металла, и машин, и орудий, и навигационного оборудования были там. Своя авиация. Инженер киевлянин Игорь Иванович Сикорский в 1914 году строит первые в мире четырёхмоторные самолёты «Илья Муромец». То есть какая там соха! Это глупости. Ещё говорят, что Россия была неграмотна. Действительно, Россия запаздывала с грамотностью, но были осуществлены очень серьёзные меры. В 1908 году Дума приняла постановление о введении программы всеобщего начального образования с 1909 года, рассчитанной на двадцать лет. Значит, к 1929 году всеобщее начальное образование стало бы нормой. Государство и земское самоуправление вместе к 1914 году выделяют на образование 300 миллионов рублей в год – это огромные деньги. В два раза больше, чем выделяет, скажем, Франция. Если сравнить: в 1894 году – 40 миллионов рублей. К 1 января 1915 года всеобщее обучение детей школьного возраста имело место в 51 уезде из 800 уездов России. К 1920 году планируется охватить всеобщим начальным образованием 218 уездов. В 1912 году из 14 миллионов детей школьного возраста училось 8 миллионов. В высших учебных заведениях – 80 тысяч студентов, в том числе в университетах – 40 тысяч. В средних школах – 700 тысяч учеников. Ежегодные расходы на образование увеличивались по смете на 20 миллионов рублей, из них 10 миллионов тратилось на строительство новых школ. В России действовало 122 учительских семинарии на 20 тысяч учащихся. Графиня Вера Николаевна Бобринская организовала за свой счёт и с привлечением благотворительных средств других с 1909 года экскурсии учителей за границу. В 1909–1911 годах за границу поехало, в основном в страны Европы, 4095 учителей, чтоб познакомиться с западной системой образования.

На Рождество 1913/14 года в Санкт-Петербурге прошёл первый учительский съезд. Несколько тысяч людей собрались в Народном доме имени Императора Николая II, обсуждали проблемы школы. Это было очень серьёзное собрание. При начале работы третьей Думы депутат Владимир Алексеевич Бобринский сказал, что «если Вторая Дума была Думой народного бескультурья, то Третья Дума обещает быть думой народного просвещения», потому что она принимала законы, направленные на развитие народного просвещения.

Пожалуй, один момент стоит здесь отметить и именно сейчас о нём сказать. Потому что глупо всё плохое говорить в одном месте, а всё хорошее в другом. На этом учительском съезде выявился неожиданно для одних и вполне ожидаемо для других новый тренд в национальных школах в Польше, в Украине, в Грузии, в губерниях с татарским населением – Крым, Азербайджан, Казанская и Уфимская губернии. Учителя говорили, что в школах дети и родители не хотят, чтобы обучали русскому языку, что главным языком преподавания должен быть местный язык. Национализм безусловно усиливался в России, и Великоросский и иной. Национализм тогда рос во всём мире. Мы знаем, что в это время огромные проблемы были у Великобритании с Ирландией, требования home rule, самоуправление. Это общая проблема конца XIX – начала XX века.

Но в России она была усугублена одним моментом, очень серьёзным. И мы здесь начинаем наконец касаться того, что это – блестящий внешний фон. Всё, что я вам сейчас сказал, вы найдёте в любом русском эмигрантском учебнике истории. Порядки цифр, они правильные, но те, кто приводит их, порой не видят, что под этим. И вот сейчас, говоря о национальном вопросе, мы впервые коснёмся того, что под этим.

Проблема была не в том, что нерусские земли были присоединены к России силой. Какие-то силой, какие-то не силой, какие-то силой, но 500 лет назад. Дело в том, что, по всем статистическим выкладкам, уровень жизни, уровень продолжительности жизни русского населения был существенно ниже уровня жизни всех почти народов Империи: удмуртов, грузин, поляков, финнов, украинцев[6 - М. Птуха приводит следующие данные по числу лет, которые мог в среднем прожить рождённый в 1896–1897 годах младенец (первая цифра относится к младенцам мужского пола, вторая, через косую черту, – женского. Русские (Великороссы) – 27,5/29,8; чуваши – 31,0/31,0; татары – 34,6/35,1; белорусы – 35,5/36,8; украинцы – 36,3/39,9; евреи – 36,6/41,4; башкиры – 37,2/37,3; молдаване – 40,5/40,5; литовцы – 41,1/42,4; эстонцы – 41,6/44,6; латыши – 43,1/46,9. (М. Птуха. Смертность 11 народов Европейской России. С. 37–38. Цит. по: Б. Н. Миронов. Социальная история России. СПб., 2000. Т. 1. С. 208.).Для сравнения: в это же время перспективная продолжительность жизни в Швеции для мужчин составляла 52 года, а для женщин – 55,5 года. Так что главный народ Империи – Великороссы – получал от Империи меньше всего выгод и в наибольшей степени платил за её существование собственной жизнью. Срок ожидаемой жизни у русских мужчин в 1897 году был ниже, чем у неандертальцев (33–35 лет).]. И это вызывало неуважение к русским в среде народов Империи. Царь-то русский, но тоже непонятно, насколько русский по крови. А тогда кровь имела большое значение по всей Европе: кровь и почва. Самое главное, что уважения к русской культуре, как к главной, как к объединяющей культуре, не было у народов России. Это ясно показал Учительский съезд.

И это ясно показывала Дума. Потому что первые две Думы, выбранные по более демократическому закону, получили в своём составе довольно мощные группы национальных фракций – польской, украинской, литовской, мусульманской. И все они были настроены на максимальное обособление от России. Не на независимость, но на культурное обособление. О независимости особо не говорили по той простой причине, что экономически было выгодно жить с Россией. Россия была гигантским рынком сбыта. Из той же Польши, промышленно самой развитой части Империи, основные продукты шли в эту гигантскую, огромную, необъятную Россию и потреблялись в основном русским или любым другим населением за пределами Царства Польского. Во Франции, в Германии польская продукция была не так уж и востребована, своей хватало. Поэтому экономически национальные фракции с Россией рвать не хотели, но культурно хотели от неё отгородиться. Очень важный симптом.

Пожалуй, ещё надо сказать о двух положительных, очень важных моментах. Это, конечно, беспримерное развитие самоуправления. Сейчас, когда у нас самоуправления нет, а то, что есть, – это такая же фикция, как парламент, люди вообще не представляют, что такое самоуправление, мы должны взглянуть назад, в русское земство, в городское самоуправление. Я, безусловно, думаю сделать в будущем специальную лекцию, посвящённую земству и городскому самоуправлению. Там я расскажу о многих вещах намного подробнее. В январе 1914 года празднуется 50-летие русского земства. 9 января 1864 года Александр II подписал указ о городском самоуправлении. Эти празднования проходят очень торжественно по всей России. На них присутствует и Государь, хотя земства весьма оппозиционны власти. Но тем не менее не забудем одну непреложную вещь, которую сейчас абсолютно все забыли. Русское земство и городское самоуправление не входили в систему государственной власти. Александр III пытался включить земство в эпоху Контрреформ в систему государственной власти, но сначала она не входила, а потом её вновь практически вывели из этой зависимости и окончательно вывели земство из-под государственной власти законами 1912 года о воссоздании мирового суда. Земство – независимый институт, собирающий свои налоги, занимающийся своими делами, образованием, медициной, дорогами, улучшением сельского хозяйства, статистикой. В этом земства достигли огромных успехов. Земский врач, земский учитель, земский агроном, землемер стали важнейшими образами русской жизни, без них она немыслима. В 2011 г. вышел фильм «Жила-была одна баба», где показывается жизнь русской деревни до революции, а потом во время революции. Это абсолютно неверно, что показана жизнь русской деревни такой, как будто там нет никакого присутствия города и цивилизации, только священник, это неправильно. В любой деревне, тем более Тамбовской, а там показана Тамбовская деревня, конечно, присутствовали сельский учитель, агроном, сельский врач, фельдшер, землемер – это были важные в уезде, в волости, в деревне лица, не говоря уже о помещике, который не имел никаких крестьян, только землю, и подчас был довольно бедным человеком, но продолжал жить в усадьбе. Вы все помните по рассказам Ивана Бунина, по воспоминаниям Федора Степуна, что помещичья усадьба и её обитатели вплоть до революции оставались центром европейской культуры в русской деревне. Часто уже в очень тесных отношениях с местными крестьянами жила дворянская семья. Вот поэтому в фильме Андрея Смирнова жизнь предреволюционной среднерусской деревни показана не совсем верно.