Принц Модильяни

На этот раз уже отвечаю я сам:

– Нет. Иногда смерть – это не самое худшее, что может случиться.

Эта фраза, относящаяся к моему отцу, приводит Оскара в замешательство – и одновременно дает ему понять, что не следует продолжать спор.

Кафе Florian

Кафе Florian – один из символов Венеции – расположено в портике на площади Святого Марка. Это одно из самых красивых и элегантных заведений, которые я когда-либо видел. Даже во Флоренции кафе не такие изысканные и декорированные. Красные диваны, мрамор, лепнина, зеркала, камчатные ткани, фрески, статуэтки – чарующее место, источающее атмосферу прошлого и искусства. За без малого два столетия – с 1720 года – здесь побывали Казанова, Гольдони, Каналетто, Фосколо, Байрон, Гете и многие другие.

Мы сидим здесь вместе с Умберто Боччони, Фабио Мауронером, Оскаром, Мануэлем, Арденго и другими студентами Школы обнаженной натуры. Все на меня смотрят, потому что я принес с собой холст, обернутый бумагой. Но даже Оскар не знает, что там внутри.

– Это сюрприз.

Фабио Мауронер улыбается, поднимает бокал и произносит тост:

– За нашего друга Амедео.

Остальные повторяют за ним, все еще не зная причину. Мануэль любопытствует:

– Ну что, Амедео, скажешь нам, в чем дело?

Арденго не выглядит слишком удивленным.

– Это картина, разве не видно?

Мануэль подходит ближе.

– Конечно, это картина. Мы хотим посмотреть, разворачивай.

Я в шутку отнимаю ее у Мануэля.

– Сначала я должен спросить разрешения у заинтересованного лица.

– Как? Это разве не твоя работа? – Оскар изумленно смотрит на меня.

– Да, моя.

– Тогда разворачивай. Посмотрим.

Я обращаюсь к Фабио Мауронеру.

– Фабио, можно?

Я снимаю бумагу и кладу картину на стол так, чтобы всем было видно. Арденго узнает на картине Мауронера.

– Это же Фабио!

– И даже похож. Более того, тот, что на картине, – красивее, – шутит Мануэль, и все смеются.

– Молодец. – Оскар кладет руку мне на плечо.

Мануэль перестает улыбаться и становится серьезным.

– Красиво, но…

Все замерли в ожидании реакции Мануэля, который пытается подобрать правильные слова.

– Я хочу сказать… очень даже ничего. Но…

Я начинаю нервничать.

– Но?

– Это очень… очень… в стиле маккьяйоли.

На какое-то мгновение повисает тишина – и потом Мануэль разражается смехом.

– Я пошутил! У тебя было такое лицо… как будто я тебе сказал, что это отвратительно. Амедео, ты не можешь обижаться на мнение друга.

– Мануэль, ты мудак.

– Да, я знаю… а ты обидчивый. Ты не сможешь быть художником, если будешь расстраиваться из-за критики.

– Я всего лишь парень из Ливорно, а не парижанин, как ты.

– Я чилиец и немного итальянец.

– Знаете, какая характерная черта Амедео? – Фабио Мауронер вступает в разговор. – Он все видит в лучшем свете. Это прекрасно. Я бы тоже хотел таким быть. Представьте: если бы мы все писали усовершенствованную реальность – мы бы сделали мир лучше.

Мануэль хлопает меня по плечу.

– Амедео, ты ему заплатил?

Все смеются, они уже навеселе. Единственный, кто не смеется, – это Оскар. Он крутит в руках тосканскую сигару, сидит в задумчивости, затем поднимается и выходит покурить.

Несмотря на солнце и ясный день, воздух на площади Святого Марка наполнен свежестью. Оскар прислонился к краю портика и смотрит на собор тоскливым и печальным взглядом.

– В чем дело?

Он оборачивается и улыбается мне.

– Я знал, что ты придешь. Ты такой, Амедео. От тебя ничего не ускользает, ты пребываешь в постоянном состоянии тревоги и все время начеку.

– Похоже на критику.

– Видишь? Стоит только что-то сказать, как ты начинаешь защищаться.

– Я замечаю, когда что-то не так. Что случилось?