Лесков – писатель-анекдотист

Лесков – писатель-анекдотист
Ангел Иванович Богданович

«Два года тому назадъ умеръ Л?сковъ, и смерть его прошла почти незам?ченной. Н?сколько обычныхъ некрологовъ, дв?-три широков?щательныхъ статьи, написанныхъ друзьями покойника, – вотъ и все, въ чемъ выразилось вниманiе общества къ писателю, въ свое время д?лавшему большой шумъ…» Произведение дается в дореформенном алфавите.

А. И. Богдановичъ

Л?сковъ – писатель-анекдотистъ

Два года тому назадъ умеръ Л?сковъ, и смерть его прошла почти незам?ченной. Н?сколько обычныхъ некрологовъ, дв?-три широков?щательныхъ статьи, написанныхъ друзьями покойника, – вотъ и все, въ чемъ выразилось вниманiе общества къ писателю, въ свое время д?лавшему большой шумъ. И въ этой холодности общественнаго мн?нiя сказался тотъ общественный судъ, приговоры котораго всегда справедливы, потому что ни подкупить его, ни запугать нельзя. Это былъ приговоръ надъ челов?комъ, дарованiя котораго были растрачены какъ-то зря, безъ пользы для кого бы то ни было. Еще при жизни Л?сковъ былъ уже мертвымъ писателемъ, мало привлекавшимъ вниманiе своими посл?дними произведенiями, хотя они были ни хуже, ни лучше всего, что онъ писалъ раньше. Тотъ же анекдотическiй характеръ содержанiя, та же грубоватая манера въ отд?лк?, та же вычурность, д?ланность языка, излюбленныя словечки, кривлянье и ломанье. Что-то мертвое было всегда въ Л?сков?, но раньше около его имени виталъ н?кiй специфическiй запахъ, затхлый запахъ клеветническихъ изв?товъ доносительнаго характера и лицем?рнаго благочестiя. Постепенно онъ выдыхался, и по м?р? того, какъ жизнь шла впередъ, въ Л?сков? сильн?е сказывались его дв? основныя черты, какъ писателя – анекдотъ и вычурность. Было любопытно читать его анекдоты, но они тутъ же и забывались. Теперь одол?ть дв?надцать томовъ анекдотовъ, заключенныхъ въ тяжелую, неудоваримую форму, это трудъ тяжкiй и неблагодарный.

Писатель-анекдотистъ, такимъ выступилъ Л?сковъ въ литератур? и такимъ же закончилъ свою писательскую д?ятельность. Все, что проходило передъ нимъ, интересовало его лишь съ точки зр?нiя курьезнаго сюжетца. Уловить бол?е глубокое содержанiе жизни, разобраться среди многочисленныхъ теченiй ея, уяснить себ? ихъ смыслъ – на это у Л?скова никогда не хватало ни ума, ни таланта. Его захватывала только вн?шность явленiя, суть же его ускользала всец?ло. Перiодъ общественной жизни, наибол?е богатой содержанiемъ, каковы были шестидесятые годы, отразился въ произведенiяхъ Л?скова въ вид? ряда курьезныхъ анекдотовъ, тщательно нанизанныхъ имъ и подобранныхъ такъ, чтобы все грязное, весь хвостъ, существующiй въ каждомъ движенiи, получилъ въ глазахъ читателя значенiе главнаго содержанiя. Если бы представить себ? такой невозможный случай, что вся богат?йшая литература того времени исчезла, и сохранился бы одинъ Л?сковъ съ его «Соборянами», «Некуда», «На ножахъ», «Загадочною личностью» и прочимъ, – получилась бы прекурьезная для читателя, незнакомаго съ т?мъ временемъ, картина: собранiе невозможныхъ уродцевъ, не только духовныхъ, но физическихъ уродцевъ, какими нехитрая публика заманивается въ разные музеи р?дкостей. Какъ образчикъ, приведемъ описанiе наглаго нигилиста Термосесова изъ «Соборянъ»: «Термосесовъ былъ н?что, напоминающее кентавра. При огромномъ мужскомъ рост? у него было сложенiе здоровое, но чисто женское: въ плечахъ онъ узокъ, въ тазу непом?рно широкъ; ляшки какъ лошадиные окорока, кол?ни мясистыя и круглыя; руки сухiя и жилистыя; шея длинная, но не съ кадыкомъ, какъ у большинства рослыхъ людей, а лошадиная – съ зар?зомъ; голова съ гривой вразметъ на вс? стороны; лицомъ смуглъ, съ длиннымъ, будто армянскимъ носомъ, и съ непом?рною верхнею губой, которая тяжело садилась на нижнюю; глаза у Термосесова коричневаго цв?та; съ р?зкими черными пятнами въ зрачк?; взглядъ его присталенъ и смышленъ». Соотв?тственно этому изображаются и духовныя качества. Персонажи Л?скова вс? уголовные преступники, которые воруютъ, насильничаютъ, жгутъ, убиваютъ, лгутъ, подд?лываютъ подписи и пишутъ фальшивые векселя.

Читая теперь эти ув?систыя произведенiя, диву даешься, гд? авторъ бралъ для нихъ матерiалъ, и какъ-то стыдно д?лается за литературу, въ которой подобная нел?пица выдавалась за настоящую жизнь. Но, познакомившись со вс?ми произведенiями Л?скова, видишь, что Л?сковъ, собственно говоря, ничего не сочиняетъ. Онъ всегда в?ренъ себ? и описываетъ то, что видитъ, но видитъ онъ по своему. У него особый недостатокъ зр?нiя, благодаря которому ему все предоставляется шиворотъ на выворотъ. Такъ, въ посл?днiй перiодъ своей писательской д?ятельности, Л?сковъ увлекся толстовскимъ ученiемъ и началъ подражать Л. Н. Толстому, сочиняя разныя сказанiя на моральныя темы. Содержанiе своихъ сказанiй онъ заимствовалъ изъ «Прологовъ», но что онъ сд?лалъ съ героями «Прологовъ», – это уму непостижимо! Наивную простоту, съ которой старинный бытописатель описываетъ житейскiя явленiя, Л?сковъ превратилъ въ такую нич?мъ не прикрытую наготу, такъ расписалъ, исказилъ, извратилъ и загрязнилъ, что моральный смыслъ преданiй и высокое значенiе ихъ потонули въ мор? разведенной Л?сковымъ грязи. Читая его сказанiя, вы чувствуете, что авторъ наслаждается нескромностью разсказа, не можетъ оторваться отъ н?которыхъ сценъ, любуется ими, всец?ло забывая моральную ц?ль, им?вшуюся въ виду, когда онъ задумалъ сказанiе.

Эта извращенность, присущая Л?скову, сказывается во всемъ, чего бы онъ ни коснулся. Есть у него рядъ разсказовъ изъ кр?постной старины, въ которыхъ онъ выступаетъ, конечно, заклятымъ врагомъ кр?постничества, но и въ нихъ онъ ухитрился выдвинуть на первый планъ особую сторону кр?постничества. Очень характеренъ въ этомъ отношенiи небольшой очеркъ «Тупейный художникъ», въ которомъ разсказанъ, ужасный случай, но такъ разсказанъ, что эта особая сторона заслоняетъ въ глазахъ автора весь ужасъ содержанiя. Въ конц?-концовъ читателемъ начинаетъ овлад?вать подозр?нiе, въ самомъ-ли д?л? авторъ такъ ужъ ненавидитъ кр?постничество? И какъ сказанiя Л?скова подрываютъ в?ру въ искренность его благочестiя, такъ его очерки изъ кр?постного быта заставляютъ заподозрить его взгляды на кр?постную зависимость. «Памва-лицем?ръ», плотоядно скалящiй зубъ въ сказанiяхъ, такъ и чудится изъ-за негодующаго автора, сурово осуждающаго старину, отъ н?которыхъ сторонъ которой онъ не можетъ оторваться.

Это двоедушiе Л?скова лишаетъ художественной ц?льности вс? его большiя вещи и маленькiе разсказы. Онъ постоянно колеблется и жмется, наконецъ, размахнувшись, д?лаетъ скачекъ и всегда попадаетъ въ лужу грязи, брызги которой пятнаютъ его лучшiя вещи, какъ, напр., очеркъ «Соборяне». Описанiе быта духовенства, фигуры дьякона Ахилла и отца Захарiи очерчены очень живо, но лукавый б?съ, копошащiйся въ душ? Л?скова, и тутъ подтолкнулъ его руку, которая, вырисовывая идеальнаго священника Туберозова, сд?лала н?сколько скверныхъ кляксовъ, исказившихъ лицо этого главнаго представителя высокаго духовнаго сана, какъ онъ представляется Л?скову. Фигура получается д?йствительно внушительная и для автора очень характерная, т?мъ бол?е, что устами Туберозова говоритъ постоянно самъ Л?сковъ. Туберозовъ, по иде?, является представителемъ воинствующаго духовенства. Для этого у него вс? данныя – умъ, энергiя, стойкость духа и непреклонная в?ра. Чего бы, казалось, больше? Н?тъ, Л?сковъ не выдерживаетъ и прибавляетъ къ этимъ высокимъ качествамъ н?что, ужъ совс?мъ гаденькое и низменное, заставляя Туберозова писать доносъ и еще превозноситься этимъ, – «ибо я русскiй, и деликатность съ такими людьми долженъ считать за неум?стное» (р?чь идетъ о полякахъ). Такое непониманiе и неразборчивость въ самыхъ простыхъ вещахъ встр?чаются у Л?скова на каждомъ шагу. Л?сковъ даже не догадывается, что челов?ку, столь высокому по нравственному типу, какъ его Туберозовъ, никоимъ образомъ не придетъ въ голову доносъ. Но если сопоставить «Памву-лицем?ра», проявившагося въ сказанiяхъ Л?скова, и скрытаго кр?постника, притаившагося въ преданiяхъ о «Старыхъ годахъ села Плодомасова», съ этимъ доносомъ, то не получится никакого противор?чiя, не въ художественномъ образ? Туберозова, а въ Л?сков?, выглядывающемъ изъ-за Туберозова.

Нравственная нечистоплотность автора, разс?янная въ этихъ дв?надцати томахъ, на каждомъ шагу дающая себя чувствовать, д?лаетъ чтенiе его произведенiй очень тягостнымъ. Получается такое впечатл?нiе, какъ отъ затхлой, давно не пров?триваемой комнаты, гд? накопилась масса грязи и сору, въ которомъ попадаются вещи интересныя и заслуживающiя вниманiя. Но докопаться до нихъ – нелегкiй трудъ, и когда на нихъ натыкаешься, настроенiе оказывается уже до того испорченнымъ, что вм?сто художественнаго впечатл?нiя испытываешь досаду, зач?мъ эти хорошiя вещи сюда попади? Таковы, напр., его произведенiя «Овцебыкъ» и «Запечатл?нный ангелъ». Первое принадлежитъ къ числу раннихъ произведенiй Л?скова. Оно предшествовало его «Некуда», посл? котораго Л?сковъ словно съ горы покатился. Второе явилось какъ бы въ одинъ изъ св?тлыхъ моментовъ, бывающихъ у каждаго челов?ка. Какъ художественное произведенiе, «Запечатл?нный ангелъ» выше по форм?, зам?чательно выдержанной, обнаруживающей талантъ, если не крупный по разм?рамъ, за то оригинальный. «Овцебыкъ» глубже по содержанiю. Его портитъ только обычная манера Л?скова говоритъ кривляясь, съ ужимочкой, приглядкой, оглядкой и присядкой.

На этой манер? стоитъ остановиться. Г. Сементковскiй, которому принадлежитъ критико-бiографическая статья о Л?сков?, приложенная къ изданiю его полнаго собранiя сочиненiй, причисляетъ Л?скова въ первокласснымъ нашимъ писателямъ. «Если мы назовемъ, – говоритъ г. Сементковскiй, – Гончарова, Тургенева, Островскаго, Достоевскаго, Писемскаго, Салтыкова, Л. Н. Толстого, то Л?сковъ присоединяется къ этой блестящей плеяд?, какъ талантъ не во всемъ имъ равный, но въ н?которыхъ отношенiяхъ имъ не уступающiй и превосходящiй ихъ въ другихъ». Чувствуя, должно быть, что хватилъ н?сколько гр?ха на душу, г. Сементковскiй привлекаетъ къ отв?ту г. Венгерова, заимствуя у него опред?ленiе особыхъ достоинствъ Л?скова: «Подходя н?которыми сторонами таланта къ Островскому, Писемскому и Достоевскому, онъ ни одному изъ этихъ великихъ мастеровъ русскаго слова не уступаетъ по чисто-художественнымъ силамъ… Ни у одного русскаго писателя н?тъ такого неисчерпаемаго богатства фабулы… Въ т?сной связи съ богатствомъ фабулы находится сконцентрированность беллетристической манеры Л?скова… Наконецъ, не много знаетъ Л?сковъ соперниковъ въ русской литератур? по колоритности и оригинальности своего языка». Дал?е г. Сементковскiй жал?етъ, что Л?скова до сихъ поръ не понимали. «Къ нему прикидывали лишь м?рку собственныхъ воззр?нiй и симпатiй т? или другiе критики, и такъ такъ Л?сковъ подъ эту м?рку не подходилъ, оц?нка его не могла быть ни справедлива, ни уб?дительна. Надъ Л?сковымъ до сихъ поръ произносила судъ не русская литературная критика, а та или другая партiя».

Мы привели этотъ отзывъ, чтобы выяснить лучше нашу точку зр?нiя на Л?скова. Не станемъ отрицать, что Л?скову въ свое время доставалось отъ литературныхъ противниковъ. Съ т?хъ поръ страсти утихли и говорить теперь о партiйности, конечно, никто не станетъ. И вотъ теперь мы см?емъ утверждать, что съ художественной точки зр?нiя Л?сковъ не только не можетъ быть сравниваемъ съ «блестящей плеядой» приведенныхъ г. Сементковскимъ писателей, но и съ писателями второклассными, потому что онъ не художникъ. Какъ мы выше сказали, онъ – анекдотистъ, а вс? эти 12 томовъ его сочиненiй въ большей части просто собранiе грубыхъ, часто пошлыхъ анекдотовъ. Если выд?лить изъ этой груды такiя произведенiя, какъ «Соборяне», «На краю св?та», «Запечатл?нный ангелъ», «Овцебыкъ», въ общемъ не бол?е одного тома, все остальное – если можно такъ выразиться, – ничто иное, какъ «скверный анекдотъ» въ русской литератур?, на половину уже забытый теперь, а еще одно-два покол?нiя, и его забудутъ такъ же основательно, какъ забыли барона Брамбеуса, многотомное собранiе сочиненiй котораго выдержало въ свое время не одно изданiе, а теперь мирно покоится на полкахъ библiотекъ. А между т?мъ, и Брамбеусъ былъ писатель не безъ таланта, и у него найдутся страницы, которыя и теперь можно прочесть не безъ удовольствiя. Но художественной критик? съ нимъ д?лать нечего.

То же самое и Л?сковъ. Онъ не художникъ, и чувство красоты, м?ры и художественной правды ему совершенно чуждо. Его большiя произведенiя, въ которыхъ н?тъ свойственнаго другимъ его вещамъ специфическаго запаха клеветы, именно «Обойденные» и «Островитяне», такъ мертвенно-скучны, что читать ихъ н?тъ возможности. Мы ув?рены, что огромному большинству читателей эти вещи, составляющiя въ отд?льномъ изданiи ц?лый томъ, вполн? неизв?стны. И нельзя сказать, чтобы он? были хуже другихъ произведенiй Л?скова. Он? нисколько не уступаютъ по литературнымъ достоинствамъ его знаменитымъ романамъ «Некуда» и «На ножахъ». Тотъ же тягучiй слогъ, болтливый тонъ въ передач? подробностей, та же смута въ голов? автора, т? же безплодныя потуги на глубину, и жалкое остроумiе, заставляющiе читателя красн?ть за автора. Отсутствiе м?ры зд?сь сказывается въ необычайныхъ достоинствахъ героевъ и героинь. Но это качество Л?скова лучше просл?дить на вещахъ, бол?е изв?стныхъ читателямъ, хотя бы по наслышк?.

Самое крупное произведенiе Л?скова по разм?рамъ – романъ «На ножахъ», занимающiй въ полномъ собранiи два тома, почти 1.000 страницъ. На ряду съ романомъ «Некуда», это произведенiе является кульминацiоннымъ пунктомъ творчества Л?скова. Въ нихъ онъ высказался весь, съ откровенностью, близкой къ цинизму. Теперь намъ трудно уже прочувствовать весь эффектъ этихъ романовъ. Настроенiе, съ которымъ они должны были бороться, прошло давно, и мы можемъ оц?нивать ихъ только съ точки зр?нiя исторической правды, потому что, какъ художественныя вещи, они ниже самой непритязательной критики. Въ этомъ отношенiи обличительные романы Маркевича, не смотря на всю бездарность его, много выше. У Маркевича больше литературности, чувствуется рука бол?е опытная въ обработк? деталей, и подчасъ встр?чаются прямо-таки умныя вещи, какъ, напр., характеристика Гамлета въ роман? «Четверть в?ка назадъ» (кажется, такъ, если не ошибаемся). У Л?скова на 1.000 страницъ въ роман? «На ножахъ» н?тъ ни одной, на которой читатель, утомленный безконечнымъ пустословiемъ и клеветничествомъ автора, передохнулъ бы и запасся новыми силами для дальн?йшаго странствiя по этой пустын?. Не думаемъ, чтобы для этого романа нашлись теперь читатели-добровольцы, чтенiе же его по обязанности рецензента наводитъ примирительный сонъ. «Некуда» много лучше, такъ какъ въ немъ собрана ц?лая куча пикантныхъ анекдотовъ увеселительнаго свойства, развлекающихъ читателя, хотя и не окупающихъ потери времени.

Прилагая къ этимъ романамъ историческую м?рку, приходится сказать, что Л?сковъ, благодаря отм?ченному выше недостатку зр?нiя, не осмыслилъ явленiя, происходившаго на его глазахъ. Если не обращать вниманiя на личное озлобленiе, чувствующееся на каждомъ шагу, то собранные имъ факты или ничтожно мелки, или зав?домо лживы. Невозможно допустить a priori чтобы среди передовой части тогдашняго общества, молодежи въ особенности, были исключительно мерзавцы, шуты и сумасшедшiе. Напр., герой романа «На ножахъ» совершаетъ сл?дующiя преступленiя: обманомъ устраиваетъ обыскъ и арестъ своего прiятеля, продаетъ (буквально – за 9.500 р.) его въ мужья одной нуждавшейся въ муж? дам?, держитъ негласно кассу ссудъ, воруетъ письма и подд?лываетъ рядъ векселей, соблазняетъ трехъ д?вицъ, наконецъ, чтобы ув?нчать зданiе, убиваетъ мужа своей любовницы. Остальные герои соревнуютъ съ нимъ, и въ общемъ получается картина какой-то «черной ямы», кишащей извергами естества, съ которыми мужественно, но безусп?шно борются идеальные герои консервативнаго типа. Насколько прогрессисты черн?е чернилъ, насколько ихъ противники прикрашены вс?ми совершенствами. Суздальская манера письма, преобладающая у Л?скова вообще, развертывается зд?сь во всю ширь. Современный вкусъ этого уже не выноситъ, и что бы ни говорили панегиристы, гг. Сементковскiе и Венгеровы, такое художество неприлично сопоставлять съ произведенiями «великихъ мастеровъ русскаго слова». Стыдно тревожить великiя т?ни Тургенева, Достоевскаго и Салтыкова по поводу л?сковскаго шутовства.

Потому что Л?сковъ – шутъ въ душ?. «Ни слова въ простот?, а все съ ужимкой» – такова его характерная особенность, какъ колоритнаго писателя. Въ большихъ его вещахъ, благодаря чрезвычайной водянистости, эта особенность не такъ зам?тна. Ее зд?сь подавляетъ болтливость. Но небольшiе его разсказы, начиная съ вычурныхъ заглавiй, сплошное ломанье и кривлянье. Даже въ лучшихъ вещахъ онъ не можетъ удержаться, чтобы не выкинуть веселенькаго кол?нца, въ большинств? случаевъ пошловатаго. Напр., въ «Запечатл?нномъ ангел?», безспорно самомъ лучшемъ, по выдержанности, разсказ? Л?скова, и тутъ онъ совс?мъ зря, безъ всякой нужды, взялъ да и отмочилъ такое кол?нцо насчетъ «русской красоты». «У насъ, – говоритъ разсказчикъ, – въ русскомъ настоящемъ понятiи насчетъ женскаго сложенiя соблюдается свой типъ, который, по нашему, гораздо нын?шняго легкомыслiя соотв?тственн?е, а совс?мъ не то, что кочка. Мы длинныхъ цыбовъ точно не уважаемъ, а любимъ, чтобы женщина стояла не на долгихъ ножкахъ, да на кр?понькихъ, чтобъ она не путалась, а какъ шарокъ всюду каталась и посп?вала, а цыбастенькая поб?житъ да споткнется. Змiевидная тонина у насъ тоже не уважается, а требуется, чтобы женщина была пон?дрист?е и съ пазушкой, потому оно хоть и не такъ фигурно, да зато материнство въ ней обозначается, лобочки въ нашей настоящей чисто-русской женской пород? хоть пот?льн?е, помясист?е, а за то въ этомъ мягкомъ лобочк? веселости и прив?та больше. То же и насчетъ носика: у нашихъ носики не горбылемъ, а все будто пипочкой, но этакая пипочка, она, какъ вамъ угодно, въ семейномъ быту гораздо благоув?тлив?е, ч?мъ сухой гордый носъ. А особливо бровь; бровь въ лиц? видъ открываетъ, и потому надо, чтобы бровочки у женщинъ не супились, а были пооткрытн?е, дужкою, ибо къ таковой женщин? и заговорить челов?ку повадлив?е и совс?мъ она иное на всякаго, къ дому располагающее впечатл?нiе им?етъ. Но нын?шнiй вкусъ, разум?ется, отъ этого добраго типа отсталъ и одобряетъ въ женскомъ пол? воздушную эфемерность». Не правда ли, см?шно? Но это еще лучшее кол?нцо, иного значенiя, кром? см?хотворнаго, и не им?ющее. Иное д?ло, когда Л?сковъ ихъ откалываетъ и по поводу, и безъ повода, такъ ради зубоскальства, какъ напр., въ разсказ? «Полунощники», въ которомъ его невозможный, по опред?ленiю г. Венгерова – «колоритный», языкъ доведенъ до виртуозной искаженности. Приводимъ н?сколько образчиковъ этой «колоритности» изъ упомянутыхъ «Полунощниковъ»: «Ажидацiя», «долбица умноженiя», «пять изъ семьи – сколько въ отставк?», «женихъ весь огурцомъ а-ля-пузе», «од?тъ а-ля морда», «мимоноски строилъ съ морскими голованерами», «въ подземельномъ банк? портежъ сд?ланъ», «инпузорiя въ пространств?», «мать-Переносица», «постановъ вопроса», «красоты видъ въ род? англичанскаго фасона, но съ буланцемъ», и все прочее въ томъ-же род? на протяженiи семи слишкомъ листовъ. Въ смысл? коверканья русскаго языка Л?сковъ не им?етъ соперниковъ, – это совершенная правда. Даже г. Лейкинъ передъ нимъ долженъ спасовать. Вычурность и кривлянье видны изъ самыхъ заглавiй, въ род?: «Несмертельный Голованъ», «Овцебыкъ», «Однодумъ», «Очарованный странникъ», Чертогонъ», «Котинъ доилецъ», «Пустоплясы», «О квакереяхъ» и т. п. Благодаря этой ломк? языка, Л?скова крайне тяжело читать. Словно по груд? ?дешь, и тебя постоянно кидаетъ изъ стороны въ сторону. Къ этому надо прибавить постоянныя попытки на остроумiе, зам?няемое острословiемъ, отчего, въ конц? концовъ невыносимо тошно становится. Такъ и хочется прикрикнуть на автора: «да брось ты ломаться, говори попросту!» Но Л?сковъ не въ силахъ остановиться. Болтливый пустословъ, онъ размазываетъ до безконечности свои анекдотики, въ которыхъ и заключается его «богатство фабулы».

Попробуемъ теперь свести наши зам?чанiя о произведенiяхъ Л?скова и нарисовать въ общихъ чертахъ его литературную физiономiю. Писатель, одаренный талантомъ и наблюдательностью, но безъ Бога въ душ?. Циникъ по складу ума и сластолюбецъ по темпераменту, онъ лицем?ръ, прикрывающiйся высокими словами, въ святость которыхъ не в?ритъ. Онъ многое вид?лъ, многое наблюдалъ, но не осмыслилъ вид?ннаго и слышаннаго, и потому далъ рядъ искаженныхъ, зат?йливыхъ узоровъ и ничего правдиваго. Онъ не каррикатуристъ, но и не сатирикъ. Для каррикатуры у него недоставало веселья и остроумiя, для сатиры – ума и гражданской доблести. Онъ просто острословъ и суесловъ. Перефразируя характеристику, которую устами дьякона Ахилла онъ д?лаетъ излюбленному своему герою Туберозову, можно сказать о Л?сков?: «въ мiр? б? и мiра не позна», – и потому эти дв?надцать томовъ его сочиненiй – храмина разсыпанная. Въ безобразной груд? ея обломковъ, среди кучи ненужнаго хлама и сора попадаются удивительныя вещи – и ничего ц?льнаго, ничего запечатл?ннаго печатью высшаго дара, одухотвореннаго высшей правдой, согр?таго добротой и в?рой, – словомъ, ничего, чему было бы суждено «пройти в?ковъ завистливую даль».

Requiescat in pace![1 - Миръ праху его!].

    Январь 1897 г.
    Годы перелома (1895–1906). Сборникъ критическихъ статей.
    Книгоиздательство «Мiръ Божiй», Спб., 1908

notes

Примечания

1

Миръ праху его!