Момент перелома в художественном отражении. «Без дороги» и «Поветрие», рассказы Вересаева

Момент перелома в художественном отражении. «Без дороги» и «Поветрие», рассказы Вересаева
Ангел Иванович Богданович

«Разсказы г. Вересаева, появившiеся сначала въ «Рус. Богатств?» и другихъ журналахъ, сразу выд?лили автора изъ с?роватой толпы многочисленныхъ сочинителей очерковъ и разсказовъ, судьба которыхъ довольно однообразна – появиться на мигъ и кануть въ лету, не возбудивъ ни въ комъ ожиданiй и не оставивъ по себ? особыхъ сожал?нiй. Иначе было съ разсказами г. Вересаева…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

А. И. Богдановичъ

Моментъ перелома въ художественномъ отраженiи. – «Безъ дороги» и «Пов?трiе», разсказы Вересаева.

Разсказы г. Вересаева, появившiеся сначала въ «Рус. Богатств?» и другихъ журналахъ, сразу выд?лили автора изъ с?роватой толпы многочисленныхъ сочинителей очерковъ и разсказовъ, судьба которыхъ довольно однообразна – появиться на мигъ и кануть въ лету, не возбудивъ ни въ комъ ожиданiй и не оставивъ по себ? особыхъ сожал?нiй. Иначе было съ разсказами г. Вересаева. Каждый изъ нихъ р?зко выд?лялся и особымъ настроенiемъ автора, и содержанiемъ, и манерой обработки сюжета. Словомъ, оригинальность автора выступала несомн?нно, давая право над?яться, что въ лиц? г. Вересаева литература получитъ новую незаурядную силу. Теперь, собранные вм?ст?, эти очерки и разсказы не только не ослабляютъ прежняго впечатл?нiя, но въ значительной степени усиливаютъ его. То, что въ каждомъ изъ нихъ было отрывочно и лишь нам?чалось отд?льными чертами, выступаетъ въ сборник? въ совокупности, дополняясь взаимно и создавая въ общемъ вполн? опред?ленное настроенiе, которое, начиная съ первыхъ страницъ, все усиливается, оставляя читателя подъ впечатл?нiемъ чего-то сильнаго и новаго.

Главное содержанiе сборника составляютъ собственно дв? вещи – пов?сть «Безъ дороги» и непосредственно дополняющiй ее очеркъ «Пов?трiе», появляющiйся въ печати первый разъ. Небольшiе разсказы – «На мертвой дорог?», «Товарищи», «Прекрасная Елена», «Порывъ» «Загадка», пом?щенные въ начал? сборника, служатъ какъ бы введенiемъ, въ которомъ нам?чены «лейтъ-мотивы», употребляя терминъ вагнеровской музыки, – руководящiя начала, развертывающiяся зат?мъ въ ц?лую картину душевнаго настроенiя въ пов?сти «Безъ дороги».

Въ первомъ очерк?, «На мертвой дорог?», по выдержанности, пожалуй, лучшемъ во всей книг?, читателя съ первыхъ строкъ охватываетъ впечатл?нiе мертвой неподвижности, которою в?етъ отъ прекрасно набросанной картины выжженой солнцемъ степи и уб?гающей вдаль заброшенной линiи жел?зной дороги. Эта линiя когда-то кип?ла жизнью, центромъ которой былъ нын? выработанный рудникъ, угольная шахта, гд? сотни рабочихъ бодро стучали кайлой, выбрасывая на поверхность живительный уголь. Теперь зд?сь тишина и опустошенiе: бурьяномъ поросли рельсы и шпалы, жизнь идетъ мимо, мимо тянутся скрипучiе обозы, мимо снуютъ толпы рабочихъ, а сторожъ, неподвижно покуривающiй трубку и тоскливо посматривающiй на свою мертвую линiю, уб?гающую въ глухой уголъ, гд? зiяетъ глубокая шахта, еще усиливаетъ впечатл?нiе пустоты и мертвенности. Изр?дка забредаетъ въ сторожку унылый путникъ укрыться отъ палящаго солнца, какъ, напр., мечтатель Никитинъ. шахтеръ, задавшiйся ц?лью своими «плантами» въ самое сердце поразить т?хъ, кто небрежетъ о здоровьи и жизни шахтеровъ, либо загнанная дождемъ богомолка, пов?ствующая о чудесахъ богоспасаемаго града Іерусалима. «И степь, безсильно выгор?вшая подъ солнцемъ, и л?нивый, душный воздухъ, и негодующiя с?тованiя сторожа, все дышало ч?мъ-то такимъ тоскливымъ, разслабляющимъ и безнадежнымъ… Странно было думать, что гд?-нибудь теперь св?жо и прохладно, что есть на св?т? добрые, д?ятельные, неунывающiе люди…»

Въ сл?дующемъ разсказ?, «Товарищи», та же мертвая тишь и безотрадная тоска, только в?етъ ею не отъ мертвой дороги, а отъ мертвыхъ людей, когда-то бодрые и радостные, они составляли живую дружную семью молодежи, кип?вшую мечтами, надеждами и планами, теперь, заброшенные службою въ одинъ изъ безчисленныхъ русскихъ городишекъ, они тянутъ лямку, кто по акцизу, кто учителемъ, словомъ, вс? чиновники, либо добываютъ себ? средства мало привлекающимъ ихъ трудомъ. «Еще работы въ жизни много, работы честной и святой», припоминается одному изъ нихъ слова юношеской п?сни. Гд? же она, эта «честная и святая работа»? «Онъ думалъ о томъ, что уже ц?лыхъ два года прожилъ въ Инсарск?, эти два года пролет?ли страшно быстро, какъ одна нед?ля, а между т?мъ воспоминанью не на ч?мъ остановиться: дни вяло тянулись за днями, скучные, безсмысленные; опротив?вшая служба, безконечныя прогулки, выпивки и тупая тоска, изъ которой н?тъ выхода, которая стала его обычнымъ состоянiемъ…» То же испытываетъ каждый изъ его товарищей, и, собираясь вм?ст?, они въ глазахъ другъ у друга читаютъ ту же тоску, то же сознанiе безц?льности жизни, такой далекой отъ юношеской радости бытiя. Что же привело ихъ вс?хъ къ такому безотрадному существованiю? Почему мечты разбились при первомъ столкновенiи съ д?йствительностью, въ которую наши герои не сум?ли внести ни искры изъ прежняго огня, гор?вшаго въ сердцахъ огня свободы, чести и высокихъ душевныхъ порывовъ? «Въ семь?, въ школ?, – уныло размышляетъ одинъ изъ нихъ,– намъ никто никогда не говорилъ о нашихъ обязанностяхъ… Не воруй, не лги, не обижай другихъ, не, не, не… вотъ была мораль… Мы думали спокойно прожить съ этой моралью, какъ жили наши отцы. И вдругъ приходитъ книга и обращается къ намъ съ неслыханно-громаднымъ запросомъ: она требуетъ, чтобы вся жизнь была однимъ сплошнымъ подвигомъ. Но гд? взять для этого силъ? Книга этихъ силъ дать не могла, она ихъ предполагала уже существующими… И вотъ результатъ: она только искал?чила насъ и пустила гулять по св?ту съ больною сов?стью…»

Минуя сл?дующiе разсказы – «Порывъ», «Прекрасная Клена», «Загадка», какъ бы иллюстрирующiе это мертвое настроенiе неподвижной жизни, перейдемъ къ центральной пов?сти сборника «Безъ дороги», гд? отрывочныя настроенiя предыдущихъ разсказовъ слагаются въ опред?ленную и выдержанную картину опустошенной души. Предъ нами два типа – в?ков?чные, старые типы русской интеллигенцiи: онъ – уже истрепанный жизнью, изв?рившiйся въ «великiя слова» и «имена» и сознающiй себя въ этой жизни «безъ дороги»; она – вся трепетъ и ожиданiе, уже воспрiявшая въ себя отраву «книжной пропов?ди» о подвиг? и готовая ринуться по первому указанiю. Ей нуженъ «вождь» и «пророкъ», за которымъ она могла бы сл?по пойти, а онъ, умудренный опытомъ жизни, прежде всего не в?ритъ всякимъ вождямъ и всему, что отдаетъ пророческими упованiями. Можно бы подумать, что изъ столкновенiя этихъ двухъ типовъ разыграется обычная любовная драма, какихъ тысячи заполняютъ русскую литературу, и тогда въ пов?сти г. Вересаева мы бы им?ли тысяча-первую, можетъ быть и хорошо написанную, но не вносящую ничего новаго. Авторъ гораздо самостоятельн?е и оригинальн?е.

Драма разыгрывается и гораздо ужасн?е всякихъ любовныхъ перипетiй. Предъ нами драма одного изъ русской интеллигенцiи, захваченнаго жизнью врасплохъ въ тягостную минуту переходной эпохи, когда старое нажито, истрепано въ конецъ, а новое еще даже не мелькнуло вдали.

Пов?сть написана въ вид? дневника, и герой самъ раскрываетъ «корни и нити» душевнаго разлада, который неминуемо долженъ былъ привести къ тому или иному трагическому концу. Больной и усталый онъ попадаетъ въ деревню, въ родственную ему дружную семью, жизнерадостная молодежь которой, еще не оперившаяся и не испробовавшая себя въ жизни, но кипящая вс?ми силами нетронутой молодой души, вызываетъ невольное сравненiе, заставляетъ оглянуться назадъ и подвести итоги его собственному прошлому. Эти итоги неут?шительны.

«…Да, мало хорошаго вспомнишь за эти прожитые три года. Сид?ть въ своей раковин?, со страхомъ озираться кругомъ, вид?ть опасность и сознавать, что единственное спасенiе для тебя – уничтожиться, уничтожиться т?ломъ, душою, вс?мъ, чтобы ничего отъ тебя не осталось… Можно ли съ этимъ жить? Невесело сознаваться, но я именно въ такомъ настроенiи прожилъ вс? эти три года. «Зач?мъ я отъ времени завис?ть буду? Пускай же лучше оно зависитъ отъ меня». Мн? часто вспоминаются эти гордыя слова Базарова. Вотъ были люди! Какъ они в?рили въ себя! А я, кажется, настоящимъ образомъ въ одно только и в?рю, это именно въ неодолимую силу времени. «Зач?мъ я отъ времени завис?ть буду»! Зач?мъ? Оно не отв?чаетъ; оно незам?тно захватываетъ тебя и поведетъ, куда хочетъ; хорошо, если твой путь лежитъ туда же, а если н?тъ? Сознавай тогда, что идешь не по своей вол?, протестуй вс?мъ своимъ существомъ, оно все-таки д?лаетъ по своему. Я въ такомъ положенiи и находился. Время тяжелое, глухое и сумрачное со вс?хъ сторонъ охватываетъ меня, и я со страхомъ вид?лъ, что оно посягаетъ на самое для меня дорогое, посягаетъ на мое мiросозерцанiе, на всю душевную жизнь… Гартманъ говоритъ, что уб?жденiя наши – плодъ «безсознательнаго», а умомъ мы лишь подыскиваемъ къ нимъ бол?е или мен?е подходящiя основанiя; я чувствовалъ, что тамъ гд?-то, въ этомъ неуловимомъ «безсознательномъ», шла тайная, предательская, нев?домая мн? работа, и что въ одинъ прекрасный день я вдругъ окажусь во власти этого «безсознательнаго». Мысль эта наполняла меня ужасомъ: я слишкомъ ясно вид?лъ, что правда, жизнь – все въ моемъ мiросозерцанiи, что если я его потеряю, я потеряю все.