В области женского вопроса

В области женского вопроса
Ангел Иванович Богданович

«Женскiй вопросъ давно уже утратилъ ту остроту, съ которой онъ трактовался н?когда об?ими заинтересованными сторонами, но что онъ далеко не сошелъ со сцены, показываетъ художественная литература. Въ будничномъ стро? жизни, когда часъ за часомъ уноситъ частицу бытiя незам?тно, но неумолимо и безвозвратно, мы какъ-то не видимъ за примелькавшимися явленiями, сколько въ нихъ таится страданiя, которое поглощаетъ все лучшее, св?тлое, жизнерадостное въ жизни ц?лой половины челов?ческаго рода, и только художники отъ времени до времени вскрываютъ намъ тотъ или иной уголокъ женской души, чтобы показать, что не все зд?сь обстоитъ благополучно, что многое, сд?ланное и достигнутое въ этой области, далеко еще не р?шаетъ вопроса, и женская личность еще не стоитъ на той высот?, которой она въ прав? себ? требовать, чтобы чувствовать себя не только женщиной, но и челов?ческой личностью, прежде всего. Художественной литератур? мы обязаны т?мъ, что женскiй вопросъ, все разрастаясь и углубляясь, заставляетъ задумываться и равнодушныхъ къ нему зрителей…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

А. И. Богдановичъ

Въ области женскаго вопроса

Женскiй вопросъ давно уже утратилъ ту остроту, съ которой онъ трактовался н?когда об?ими заинтересованными сторонами, но что онъ далеко не сошелъ со сцены, показываетъ художественная литература. Въ будничномъ стро? жизни, когда часъ за часомъ уноситъ частицу бытiя незам?тно, но неумолимо и безвозвратно, мы какъ-то не видимъ за примелькавшимися явленiями, сколько въ нихъ таится страданiя, которое поглощаетъ все лучшее, св?тлое, жизнерадостное въ жизни ц?лой половины челов?ческаго рода, и только художники отъ времени до времени вскрываютъ намъ тотъ или иной уголокъ женской души, чтобы показать, что не все зд?сь обстоитъ благополучно, что многое, сд?ланное и достигнутое въ этой области, далеко еще не р?шаетъ вопроса, и женская личность еще не стоитъ на той высот?, которой она въ прав? себ? требовать, чтобы чувствовать себя не только женщиной, но и челов?ческой личностью, прежде всего. Художественной литератур? мы обязаны т?мъ, что женскiй вопросъ, все разрастаясь и углубляясь, заставляетъ задумываться и равнодушныхъ къ нему зрителей, и участниковъ въ общей борьб? за лучшее будущее. Изъ ц?лаго ряда художественныхъ произведенiй посл?дняго времени, затрогивающихъ женскiй вопросъ, мы остановимся на н?которыхъ, гд? онъ поставленъ въ бол?е чистомъ, безприм?сномъ вид? и потому съ особою силою бьетъ по нервамъ.

Въ этомъ отношенiи безспорно на первомъ м?ст? мы должны поставить небольшой, но полный жгучаго страданiя очеркъ, скор?е даже б?глый эскизъ, картинку, схваченную на лету, г. Вересаева. "Про?здомъ" {"Образованiе", № 1.} – она такъ и называется, какъ бы съ ц?лью подчеркнуть, что предъ нами явленiе, примелькавшееся автору, какое мы можемъ наблюдать на каждомъ шагу, почему и не стоитъ его расписывать: достаточно его указать, и каждый самъ дополнитъ все недостающее въ картин? изъ личныхъ наблюденiй.

Важно одно – дать главный пунктъ въ картин?, отм?тить центральную точку, изъ которой исходятъ лучи, осв?щающiе и осмысляющiе все остальное. И въ этомъ смысл? картина г. Вересаева вполн? законченное произведенье, представляющее ц?лую драму челов?ческой жизни, одной изъ многихъ, можно не обинуясь сказать – безчисленныхъ жизней.

Даны два особо выпуклыхъ момента въ жизни женщины – сначала предъ нами "она" нев?стой, зат?мъ "она" женой и матерью. Въ противопоставленiи этихъ двухъ моментовъ и выясняется драма. Студентъ Ширяевъ и его нев?ста Катерина Николаевна, оба сверкающiе вс?ми красками молодого чувства и жизнерадостности, и докторъ со своей женой Марьей Серг?евной, подавленные и отцв?тшiе, какъ растенiя, которыхъ осенью хватилъ раннiй морозъ. А между т?мъ оба они еще молоды, но кажутся какъ бы не въ расцв?т? силъ, а въ конц? жизненнаго пути, когда тяжкiе итоги давятъ плечи и сгибаютъ спину. Вначал? – поэзiя, блескъ, игра бьющей черезъ край отъ полноты силъ души. Спустя десять л?тъ вотъ какое настроенiе, вызывающее сл?дующiе разговоры.

"– Скажи, пожалуйста, ты вид?лъ книгу… Какъ ее, Викторъ Михайловичъ? Да, "Проблемы идеализма"… Вид?лъ ее? – спросила Марья Серг?евна доктора.

– Вид?лъ, – неохотно пробурчалъ докторъ.

– Удивительное д?ло! – нервно засм?ялась Марья Серг?евна. – А я даже и не знала ничего, ничего даже и не слыхала про нее.

– Кто же въ этомъ виноватъ? – докторъ пожалъ плечами.

– Вотъ и подумай, кто въ этомъ виноватъ… Отъ кого я что-нибудь могу услышать, кром? тебя? Весь день торчу въ кухн? и д?тской, забочусь, чтобъ теб? об?дъ былъ во время и чтобы д?ти теб? не м?шали спать посл? об?да… Откуда же я могу узнать?

– Ну, пошло! – нахмурился докторъ и тяжело вздохнулъ.

– Да, пошло!.. "Общенiе", "совм?стная духовная жизнь"… Какiя красивыя слова, какъ прiятно употреблять ихъ въ умныхъ разговорахъ! Со стороны можно подумать, какой новый челов?къ, съ какими новыми требованiями отъ брака! А на пов?рку выходитъ – обыкновенный мягкот?лый интеллигентъ, нужно только все прежнее.

Она говорила нервнымъ, сп?шащимъ голосомъ, какъ-будто нарочно старалась не дать себ? времени одуматься. Ширяеву было неловко. Въ глазахъ доктора загорался мрачный неврастеническiй огонекъ, онъ тоже уже терялъ желанiе замять ссору и не дать ей разгор?ться хоть при чужомъ челов?к?.

– Скажи, пожалуйста, причемъ тутъ мягкот?лость? – спросилъ онъ, враждебно глядя на жену.

– Нужно только все прежнее, – продолжала Марья Серг?евна. – Чтобъ жена рожала д?тей, заботилась о провизiи и о дровахъ и устраивала уютъ, а чтобъ самому спокойно пользоваться жизнью… Господи, настоящiе пауки, право. Приникнутъ къ женщин? и сосутъ, и высасываютъ умъ, запросы, всю духовную жизнь. И остается отъ челов?ка одна родильная машина".

Смущенный этими горькими р?чами, студентъ Ширяевъ "смотр?лъ на Марью Серг?евну и думалъ: в?дь, были же были у нея эти ясные, славные глаза, съ какими она снята на групп?… Обманывала ли ими жизнь, какъ она обманываетъ людей мимолетною д?вическою прелестью, или тутъ погибло то, что не могло и не должно было погибнуть? И почему тогда оно погибло такъ легко и такъ безвозвратно?"

И счастливый влюбленный студентъ, ругнувъ про себя доктора "русакомъ проклятымъ", ув?ренъ, что въ "ихъ жизни ничего подобнаго не повторится". "Люди ищутъ новаго счастья и ждутъ, что къ нему притти также легко, какъ къ старому; а жизнь и дремуча, и не раздвигается сама собой въ гладкую дорожку; кто хочетъ новыхъ путей, долженъ выходить не на прогулку, а на работу".

Такъ-же, какъ эта докторша, чахнетъ въ пов?сти г-жи Дмитрiевой ("Руск. Бог.", январь-февраль) "Тучки" кончившая консерваторiю, жена земскаго начальника "Барбарисыча", Евгенiя Ивановна. Правда, ее хоть д?ти ут?шаютъ, но и она чувствуетъ, какъ жестоко д?йствительность разошлась съ мечтами ея д?вическихъ л?тъ.

"– Вотъ, Дора, вы все гоните, гоните меня на сцену… Разв? можно отъ нихъ (д?тей) уйдти?

Дора Яковлевна смутилась, покрасн?ла и брови ея нахмурились.

– Я и не говорила никогда, что вамъ надо уйдти отъ нихъ, – р?зко возразила она. – Разв? артистка должна быть непрем?нно монахиней? Вотъ уже несогласна и несогласна! Это мужчины выдумали, что ужъ если женщина вышла замужъ, такъ и сиди на привязи у семейнаго очага, а сами то они преспокойно женятся и плодятъ д?тей, да в?дь не м?шаетъ же имъ это быть и учеными, и писателями, и артистами, и… земскими начальниками! – неожиданно прибавила она и сама разсм?ялась.

Евгенiя Ивановна тоже улыбнулась, но улыбка у нея вышла какая-то неловкая, точно ей совс?мъ не было см?шно и нужно было только показать, что см?шно, и что она сама не прочь надъ собой посм?яться.

– Вы еще совс?мъ не понимаете жизни, Дора, – сказала она, поглядывая то на Дору, то на Надежду Григорьевну своими красивыми, немножко усталыми глазами. – Хотя вы об? и ученыя д?вицы, но ничего-ничего вы не понимаете. Ахъ, милыя мои, я тоже мечтала, когда мн? было 20 л?тъ. Мы познакомились съ Борисомъ Борисычемъ въ вагон? жел?зной дороги… Я ?хала въ консерваторiю, а онъ въ университетъ. Ахъ, какъ мы хорошо говорили, если бы вы знали!.. Мы не спали вою ночь, и какiе были планы, какiя мечты, какiя огромныя д?ла мы хот?ли д?лать!.. А вотъ прошло 10 л?тъ… и Борисъ Борисычъ – земскiй начальникъ, а я мать троихъ д?тей… и только!.."

"Быть экономкой и нянькой – и больше ничего!.. Мать троихъ д?тей – и только!" Эти и имъ подобныя жалобы, какъ заключительный аккордъ, звучатъ въ масс? произведенiй, посвященныхъ женской жизни не только въ русской литератур?. Припомнимъ мать и сестру героини романа Елены Белау "Полуживотное", напр., гд? съ особой р?зкостью и горечью авторъ подчеркиваетъ этотъ обидный конецъ женской жизни. Или въ роман? "Сотрудница", гд? попытки жены стать товарищемъ мужа тоже кончаются неудачей.

Мы слышали эти жалобы столько разъ, что он? усп?ли уже достаточно намъ наскучить, и уже не обращаемъ на нихъ вниманiе. Но въ посл?днее время начинаютъ звучать уже и новыя нотки, на которыхъ стоило бы остановиться.

Кто же виноватъ? Жизнь такъ устроена, говоритъ докторъ въ очерк? г. Вересаева. Надо искать новыхъ путей, зам?чаетъ про себя влюбленный студентъ. Какiе же эти пути? Намекъ на нихъ есть въ упомянутомъ роман? Белау, въ которомъ Изольда не подчиняется общей дорог? для д?вушекъ – выдти замужъ, рожать д?тей – и только. Ей удается отвоевать себ? свой уголокъ въ мiр? искусства и она увлекается гордыми мечтами о самостоятельномъ творчеств?. Но ей помогло отчасти счастливое обстоятельство – неожиданное богатство, а также искра таланта, не давшая ей опошл?ть и опуститься. Авторъ, однако, не довелъ ея жизни до полнаго завершенiя и удовлетворенiя, заставивъ ее трагически покончить съ жизнью, хотя и съ гордой надеждой, что въ конечномъ итог? поб?да останется на женщиной, которая сум?етъ сама проложить свою дорогу къ счастью.