Ангедония

Хорошая, умная девочка.

И от этой мысли на душе становится ещё тревожнее.

Казалось бы, миссия выполнена. Ублюдок ушёл, ребёнок в безопасности. Но внутри – ни капли спокойствия, лишь тревожная вибрация и щемящее чувство незавершённости. Я глубоко вдыхаю пропитанный грязью и тоской воздух Браунсвилла, пытаясь заглушить этот внутренний вой. Почему? Почему я, всегда ставившая свои интересы выше чужих, не могу просто уйти?

Не найдя в себе ответа, кроме какого-то древнего, животного инстинкта, я с раздражённым выдохом бегу за уже удаляющейся Мелани.

– Не слишком поздно гулять одной? Район, мягко говоря, не для вечерних прогулок, – я смотрю ей прямо в глаза, пытаясь передать всю серьёзность ситуации без лишних страшных подробностей. – Позвони родителям, пусть встретят. Или вызови такси.

– Мама на сутках… а такси я никогда не вызывала. Это наверное дорого, – в её голосе слышится робость.

– Но у тебя же сейчас есть… – я обрываю себя, заметив панику в её глазах. Она боится потратить деньги. Боится гнева матери, упрёков. Эта знакомая, унизительная бедность, которая заставляет рисковать собой, лишь бы не тратить лишнее.

Щемящее чувство в груди сжимается туже.

– Знаешь что? Забудь. Я вызову такси. Тебе не нужно платить. Но ты дашь мне слово, что сразу поедешь домой и больше не будешь одна болтаться по ночам. Обещаешь?

– Обещаю, – она отвечает, а потом с детской непосредственностью спрашивает: – А вы?

Её вопрос, такой простой и искренний, застаёт меня врасплох.

– А я большая девочка, – на моём лице появляется та самая, редкая, невымученная улыбка. – Уже сама завязываю шнурки и всё такое.

Я взъерошиваю её непослушные волосы. Она смеётся – звонко, по-детски беззаботно. И этот звук, будто луч света в грязном переулке, на секунду разгоняет всю мою внутреннюю тьму. В груди расцветает хрупкое, тёплое чувство, которого я не знала, казалось, целую вечность. И я смеюсь вместе с ней, по-настоящему, даря ей ту самую искреннюю улыбку, которую не позволяла себе много лет.

Убедившись, что машина с Мелани скрылась за поворотом, а приложение «Убер» показывает её плавное движение к дому, я наконец выдыхаю. Недавно пережитые эмоции были для меня в новинку и отняли неожиданно много сил и энергии, хоть и подарили приятное послевкусие. Чтобы поскорее добраться до дома, решаю срезать путь через тёмный, узкий проулок.

Боль, жгучая и точечная, взорвалась в затылке. Удар пришёл сзади – острый, оглушающий, заставивший мир на миг погаснуть.Я, спотыкаясь, полетела вперёд, инстинктивно выставив перед собой руки. Асфальт грубо ободрал ладони, но рефлексы, выточенные годами тренировок и страха, сработали безотказно. Шок и боль я переварила почти одновременно, оказавшись на четвереньках, с гудевшей головой.

– Ты, конечно, старовата и не в моём вкусе, – противный, писклявый голос, слишком высокий для мужчины, прорвался сквозь шум в ушах. – Но ты сама напросилась.

Последовавший скрипучий смех погладил моего внутреннего зверя против шерсти. И он, дремавший до этого, внезапно проснулся, потребовав крови. Последняя фраза стала той самой красной тряпкой, что спустила его с цепи. Я сжала кулаки, чувствуя, как крошки асфальта впиваются в ободранную кожу. Подняла взгляд.

Передо мной стоял он. Тот самый урод, от которого я спасла Мелани. Невысокий, тщедушный, прятавший свою хилость под мешковатой толстовкой. Типичный ублюдок, охотящийся на тех, кто слабее – на детей. Мысль о том, сколько душ он уже сломал, вонзилась в меня острее любого ножа.

Медленно поднялась на ноги, игнорируя ноющую боль в затылке. Он был всего на пару сантиметров выше меня. В его руке поблёскивал клинок, а на губах расползлась мерзкая, ублюдочная улыбка, полная гнилой уверенности. Взгляд обещал боль и страдания. Он был самонадеян. Слишком.

Ярость, чёрная и густая, закипела во мне, опаляя изнутри. Мне даже не нужно оружие, чтобы справиться с этой мразью. Я позволила ему думать, что он победил, когда он набросился, прижал меня к шершавой кирпичной стене и приставил холодное лезвие к горлу. Наши взгляды встретились. В его глазах, маленьких и тёмных, как крысиные норы, плескалась тупая ненависть и похоть.

И, о да, он был уверен, что уже выиграл.

– А что, по-другому тебе не дают? – мои слова прозвучали тихо, но с ледяной чёткостью.

Его лицо побагровело, рука с ножом задрожала от бессильной злобы. Неужели я задела его жалкое, хрупкое эго? Сладкая, тёмная волна удовлетворения накатила на меня.

Так приятно.

Он грубее вдавил меня в стену, лезвие впилось в кожу, почти пуская кровь. Почти. Его свободная рука потянулась к моим леггинсам.

Ну, хватит играться.

Пора развлекаться.

Моё движение было одним, отточенным и смертоносным взмахом. Левая рука перехватила его запястье с ножом, выворачивая сустав с оглушительным, сочным хрустом, пока правая с силой отталкивает его щуплое тело. Он захрипел, и я услышала, как нож с лязгом отскакивает по асфальту. Он согнулся пополам и там его лицо уже встречает мое колено и в эту же секунду мой локоть со всей силы обрушился ему в основание черепа.

Его крик – визгливый, полный боли и страха – был самой сладкой музыкой, что я слышала за долгое время. Он рухнул на колени, захлёбываясь рыданиями, умоляя остановиться.

Какой жалкий. Я ещё даже не начала.

Я схватила его за шиворот и силой подняла на ноги. Ссутулившись, он стал ещё ниже, ещё ничтожнее. И тогда я обрушила на него град ударов. Кулаки, привыкшие к боли, молотили по лицу, по рёбрам, по мягким тканям. Он не сопротивлялся, лишь мычал и захлёбывался собственной кровью. Это немного разочаровывало – я жаждала борьбы, а получила избиение. Но мысль о том, что это существо ломало жизни десятков таких же, как Мелани, наполняла каждый удар праведной, карающей силой.

В завершение я схватила его за плечи, удерживая в полубессознательном состоянии, и с диким, животным рывком вогнала колено ему в пах.

Раз. Другой. Ещё.

Я повторяла это снова и снова, пока чёрная ярость не перестала пульсировать в висках и не сменилась леденящим, безразличным спокойствием. Чувство исполненного долга, горькое и безрадостное, расцвело в груди.

Когда я разжала пальцы, его тело безжизненно шлёпнулось в грязную лужу. Я сделала шаг назад, склонив голову набок, и холодно, без тени сожаления, полюбовалась своей работой. Внизу живота зашевелилось знакомое, тёмное удовлетворение, разливаясь по телу тягучей волной. Уголки губ сами потянулись вверх – я улыбалась. Широко и некрасиво, стоя над окровавленным телом в тёмном переулке.

Я чувствовала себя заново рождённой. Мне определённо нужно было что-нибудь побить.

И давно.

Развернувшись на пятках удалилась с места преступления. Вытерла окровавленные руки о бордовые леггинсы – так удачно выбранные сегодня в цвет мести и крови. Накинула капюшон, скрывая лицо, и достала телефон.

Сила, которая прорвалась сквозь меня, оставила после себя ступени в душе – следы, по которым теперь обратно не пройдёшь и которых не сотрешь. Я знала, что это изменит меня, потому что увидела, на что способна. Мир любит думать, что женщина – это жертва по умолчанию. Я только что нарушила этот сценарий. И теперь мне предстоит жить с горьким знанием: иногда справедливость – это не прощение, а акт безжалостного возмездия.

Я набрала номер Марка и, не дав ему сказать ни слова, прежде чем страх или раскаяние успели меня настигнуть, заявляю:

– Я в деле.