Теорема существования. Инвариант

– Чтоб легче потом на дольки поломать было, – пояснила я, – давай отвара попьем, как раз застынет.

Мы поставили чайник, заварили отвар.

– Кстати о сладостях, или не кстати, – усмехнулась я и почесала скрата за ухом, отчего тот благодарно хрюкнул, – куда мы денем вот этого товарища? Вастабу поручим заботиться о брате нашем меньшем, или Ильнииру?

– Может с собой взять?

– А кормить в дороге мы его, чем будем?

– Сам найдет, – рассмеялся Ян, – твоя забота о животном не слишком велика?

– Мы в ответе за тех кого приучили, – я выдержала театральную паузу, – …кормиться за наш счет.

Ян засмеялся. Суся распушил хвост и повернулся ко мне спиной.

– Прости – и, пушистый, я просто переживаю как ты тут без нас останешься, совсем один, – я погладила черную спинку ладонью. Суся по – лошадиному дернул круглыми ушками, и вздохнув забрался ко мне на колени, – я тебе конфету дам, – примирительно предложила я и отломила микроскопический кусочек карамели. Суся снова вздохнул, открыл розовую клыкастую пасть и высунул язык.

– Ага, нужно тебе сложить прямо в пасть, да? – «догадалась» я и положила кусочек конфетки ему на язык, – если ты такой ленивый, может, стоит и разжевать за тебя и съесть?

Суся торопливо захлопнул пасть и принялся жадно разжевывать кусочек.

– И ты тоже сладкоежка, – я снова погладила скрата по пушистой черной спинке, – меня окружают поедатели сладкого.

– Вот и говори, что он ничего не понимает, – засмеялся Ян, – а мне конфету? – он так же как Суся открыл рот и высунул язык. Я положила кусочек еще теплого сладкого лакомства ему на язык и поинтересовалась:

– Ну как?

– Шладко, – Ян с хрустом сжевал конфету, – еще!

– Низзя! Попа слипнется! – я краем глаза заметила как у скрата округляются глаза и он свернувшись клубком пытается заглянуть себе под хвост.

– Не переживай, – сдерживая смех успокоил его Ян, – ты же крошку съел.

Я не выдержав, засмеялась, скрат нервно дернул лапой, с гордым независимым видом спрыгнул со стола и пошел из кухни.

– Сусь, не обижайся, я же пошутила, – в ответ мне презрительно распушили хвост, отчего он стал напоминать ершик для мытья посуды и прошествовали за дверь.

– Обидела хорошего мальчика, – попенял мне Ян, – ну ничего, мне конфет больше достанется, – он покосился на дверь, – а этого капризулю Ильнииру вручим, пусть охраняет постоялый двор.

***

– Ты сладкое будешь? – я протянула Яну кусочек конфеты.

– Обязательно, – он потянулся ко мне и поцеловал, – сладкая.

– Не хулигань, – я надела ему на голову венок, – вот, теперь ты – Лель.

– Лель это что? – поинтересовался он.

– « Лель пригожий, Надолго ли любовь твоя, не знаю ;Моя любовь до веку и до часу последнего, голубчик сизокрылый!» – процитировала я, – « Снегурочка» это. Сказка про ожившую девушку из снега, пастушка Леля, Мизгиря который бросил свою невесту Купаву, влюбившись в Снегурочку.

– И что было дальше? – Ян поправил венок.

– Грустно все было: Снегурочка влюбилась в Мизгиря и растаяла от страсти, Мизгирь с горя утопился, Купаву Лель спас от позора назвавшись её женихом. Кстати вот мы сейчас с тобой венком обменялись, а это в давние времена считалось помолвкой.

– Ага? –оживился Ян, – то есть, теперь, по твоим древним обычаям, мы обручены?

– Ага, – передразнила я рассмеявшись, – считай муж и жена.

– А я не против, – очень серьезно сказал Ян, – если невозможно пожениться по нашим законам, то пусть мы будем мужем и женой по законам ваших Древних. Ты согласна?

– Аээ, как-то это неожиданно, но да, – я поцеловала его и уже твердо добавила, – Я буду любить тебя в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и бедности.

Про « смерть не разлучит» я добавлять не стала, потому что понимала, после смерти Яна, мои чувства к нему не изменятся. И навряд ли его заменит кто-то другой. За короткое время совместного проживания мы успели « влипнуть» друг в друга настолько, насколько вообще можно себе это представить.

Ян повторил за мной

– Я буду любить тебя, в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и бедности, да, мне нравится такая клятва.

И надел венок обратно мне на голову.

– Теперь можете поцеловать свою невесту, Ярран Рош Экита, – я постаралась за шуткой скрыть смущение.

Целовались мы минут пятнадцать.

Потом завтракали уже остывшей кашей, потом целовались, ели конфеты которые несмотря на обсыпку липли к рукам, и снова целовались. Пили отвар, который тоже уже остыл и был крепким до горечи, и целовались. Потом складывали палатку и вообще упаковывали вещи. И. . . целовались.

Потом все-таки собрались и нагрузившись рюкзаками пошли дальше.

– А в дороге петь будешь? – спросил Ян, надевая на плечи рюкзак.

– Я тебе оперный театр что-ли? – поинтересовалась я.

– Ну, пофальшивь, мне, Инь. Подумаешь, чуть-чуть зубы поболят, я потерплю, – он с хохотом увернулся от подзатыльника.

– Ну, ладно, сам напросился, – я зажмурилась и вдохновенно заголосила переводя на ходу:

– Эх, дороги, пыль да туманы,

Холода, тревоги, да степной бурьян,

– А о чем песня? – не очень вежливо прервали меня.

– Ты будешь слушать или вопросы спрашивать? – я открыла глаза и возмущенно уставилась на него.

Такое вдохновение сбил своим любопытством. Мой укоризненный взгляд на него, впрочем, не подействовал.

– Ты так и не сказала о чем песня?