Три четверти тона

На третьи сутки дед ушел в отказ и не захотел бриться. На слова сына: «А Анна Сергеевна велела тебя побрить!» – он покорно сел в кровати и глаза его заблестели:

– А во сколько она приедет?

Через неделю все выдохнули. Включая буфетчицу, которая восхищенно смотрела, как Владимир Алексеевич с аппетитом уминает в больничной столовке очередную тарелку с едой и небрежно косится на стоящего в дверях Лешу:

– Представляешь, Леха… Впервые за последние годы я чувствую вкус еды!

Дед выписался. Леша озабоченно спрашивал меня, какая машина у Егорова.

Я поговорила со своей коллегой Наташей Плаксиной:

– Ты не знаешь, какая у него машина?

– Знаю. И его летняя резина хранится в нашем гараже…

Я отписалась Леше. Его мгновенный ответ насмешил и напугал меня по-настоящему:

– У нее в гараже? Прекрасно! И ключ от гаража можешь достать?! Хотя можно и без ключа, подберем отмычку. Пусть Наталья даст нам фотку кода резины, я куплю такую же новую. Он обрадуется!

– Да ты что?! Нет, конечно!

Дома пианино привычно низко строило гармонию Седьмого вальса Шопена. На три четверти тона ниже, чем нужно. Неправильно и не по камертону. Строило так, что с ним абсолютно невозможно сыграть в четыре руки на другом рояле, которого нет и никогда не будет в гостиной.

За ужином я изумленно рассказала историю про гараж. И с еще большим удивлением увидела спокойную мужскую реакцию в ответ:

– Лучше ключ, конечно. А то вломимся в чужой гараж и оставим кому-то в подарок новую резину!

– Что значит «вломимся»?! Ты о чем? Вы что, с ума сошли? Он же испугается!

– Почему это?

– Он оперирует. И очень устает! И решит, что купил новую резину и забыл про эту покупку! И будет переживать, что чокнулся!

– Да ладно тебе. Просто ключ надежнее, конечно.

– Вы авантюристы! Самые настоящие! Оба! Но я – нормальная. Даже не думайте: адрес гаража я вам не скажу!

– Анечка… Тебе обидно, что мы не берем тебя с собой? Ну хочешь, возьмем, постоишь на шухере?

В голове легко всплыл монолог Ипполита из «Иронии судьбы»: «В нас пропал дух авантюризма! Мы перестали лазить в окна к любимым женщинам!»

Через три месяца Леша с женой Полиной слушали Седьмой вальс Шопена в нашей гостиной:

– …пианино сделано давно, судя по каталогу – между 1895-м и 1910 годом. Строй придется регулярно поддерживать. Ему очень требуется большой ремонт, и оно нестандартно настроено. Ниже, чем должно быть по камертону. Но я не жалею, что мы забрали его себе. Звук очень приятный. Хотя и неправильный…

Секс – наша работа

– Слушай, помоги с переводом моему ребенку, а! Чё-то не идет у меня!

Так мы с Сережкой Шорниковым много лет назад начали одно из ночных дежурств. Серега дежурил тогда в реанимации, а я – в отделении ИБС. Оба отделения были полупустыми, и мы с удовольствием погрузились в английский для Cережкиного сына, взяв себе по зеленому яблоку.

Вечер выдался спокойным: Сережку не вызвали вообще, а меня только один раз выдернул из ординаторской депрессивный пожилой джентльмен с просьбой дать слабительное. Перевод был кривым, мы с Сережкой уставшими, а Сережкин сын жалобно уточнял нам по телефону английские темы и времена, которые они уже успели пройти в школе.

За несколько часов мы вдвоем с Серегой смолотили десяток зеленых яблок, банку шпрот, пакет овсяного печенья и по тарелке больничных макарон, после чего приуныли. Потому что куража над детским текстом так и не случилось и перевод шел тяжело. К полуночи меня вызвала в коридор дежурная сестра Татьяна, которая осторожно спросила:

– А-а-а… Сергей Борисович уйдет к себе или здесь останется?

Спящие где-то внутри головы маленькие чертики осторожно присели в кровати.

– Конечно, останется! А что?

– Ну мне же нужно закрыть дверь в отделение … А он совсем до утра останется?

Чертики подпрыгнули и легко заплясали, отбивая такт хвостами:

– Ну конечно, до утра!

Давясь от смеха, я вернулась в ординаторскую. Серега бился над дурацкой идиомой, пытаясь ее победить:

– Ты чего ржешь?

– Не-не, все отлично! Будешь еще чай?

– Ага, давай!

Перевод сразу пошел живее. Мы победили, что сумели, в детском тексте, и Серега ушел спать к себе, заботливо прокрадываясь мимо двери сестринской.

Ночь прошла без единого вызова, а наутро Танька осторожно постучала в дверь ординаторской. И искренне удивилась, найдя меня там одну.

Так я впервые обнаружила удивительную вещь: спящие внутри моей головы чертики делают реальность вокруг меня необыкновенно легкой.

Шли годы. Репутация не складывалась: работа и секс никак не пересекались. И чертики в моей голове годами дремали, почти не просыпаясь.

– Дорогая, тематика от пупка до коленки – это не твое, – авторитетно заявлял мой друг Максим Бабаев, читая рассказ о том, как я случайно ворвалась в мужскую душевую в бассейне.

Чертики в голове почти потеряли надежду, как вдруг в жизни произошла приятная неприятность: мой старый «ниссан» стал ломаться и по количеству вложенных денег превратился в прожору. Подсчеты затраченных на ремонт средств за последний год ясно говорили, что разумнее взять кредит на покупку новой машины.

Утренняя конференция через пару недель после покупки новенького «мерседеса» приободрила меня. Откашлявшись, Димка Парфенов начал осторожно готовить меня к правде:

– Ань, тут такое дело, даже не знаю, как тебе рассказать…

– Ты о чем?

– Ну мужики на парковке дружно решили, что «мерседес» тебе подарили!

Чертики проснулись и счастливо завизжали, пускаясь в пляс.

– Господи, только не говори, что ты стал биться за мою девичью честь, Дим!