Уровень ZERO – 2. Пейзаж с дождем

– Отсутствует! – обиделась я. – Голова на высоте кружится!

Полторанин расхохотался и на глазах у всех принялся меня целовать. А вечером дома он как-то между прочим сообщил:

– Завтра уезжаю.

Мне стало холодно.

– Ну-ну, – сказал он, гладя меня по волосам, – все будет хорошо! Ты мне веришь?

Я не верила, и Глеб это понял. Подошел к окну и, глядя вдаль, спокойно сказал:

– Как-то не по-человечески у нас, я знаю, но ведь я ни на чем не настаиваю. Ты свободна.

Такого удара я не ожидала. Переспросила:

– На самом деле, свободна?

– Да, – твердо ответил он.

Я увидела напряженный затылок, приподнятые плечи, подошла и молча поцеловала его в шею. Глеб обернулся и сжал меня так, что трудно стало дышать.

Я подняла голову: глаза его были растерянными и по-детски испуганными. Таких глаз не могло быть у самого умного, сильного и надежного человека в мире, мне стало неловко, и я отвела взгляд.

Утром меня разбудил телефонный звонок. Это была Наталья. Недовольным голосом она спросила:

– Ну, что, выздоровела?

– Чего? – не поняла я.

– Ой, ну, не знаю, что у вас происходит, но только Жуков категорически запретил тебе звонить в течение двух дней. Сказал, что у тебя то ли нервное расстройство на почве простуды, то ли простуда на почве невроза. Я, конечно, не поверила, но он пригрозил, что вы больше не возьмете меня ни на одно дело, если я нарушу запрет. Так что, собственно, случилось?

Я поняла, что в Наталье обида борется с любопытством, и пообещала рассказать о своей загадочной болезни позже. А еще почувствовала огромную благодарность к Борьке за то, что он оградил меня на это время от любых звонков.

Я переросла тот возраст, когда каждый вздох при луне обсуждается с подружками, и твердо знала, что на определенном этапе советчиков в сердечных делах не бывает, и лучше со своими чувствами разбираться самой. Наталья же, как выяснилось, хотела, чтобы я составила ей компанию на праздновании юбилея какого-то заезжего ученого-историка. Тот владел информацией, необходимой для ее диссертации. Приглашение было на двоих, но муж Иван под благовидным предлогом ехать на торжество отказался и посоветовал взять меня.

Глеб бесшумно подошел сзади, и я включила громкую связь.

– Ну, поехали! – ныла Наташка. – Я бы тебя обязательно выручила!

Я взглянула на Глеба. Тот быстро написал на газете: «Имя историка?»

– Чижевский, – сказала она и удивленно спросила: – А зачем тебе?

– Я думала – Гумилев, – пояснила я.

– Очень смешно, – пробормотала Наталья.

Глеб сжал мое плечо и кивнул. По знакомому прищуру глаз я поняла, что имя ученого может быть связано с его приездом. И мне стало не по себе.

– Так когда за тобой заехать?

Глеб начертил: «Где празднуют?»

– На даче, – отозвалась Наталья, – в районе Сосновки. Обещали машину прислать. Начало в семь.

– Форма одежды? – поинтересовалась я.

– Ну, какая может быть форма на даче? – с досадой сказала Наталья. – У них все просто: всего два этажа, шашлыки во дворе, костер в лесу. В общем, одежда походная, но пристойная. И макияж не забудь.

Глеб показал мне кулак, потом сунул под нос газету с текстом: «Пусть приедет в 6.30 к ресторанчику на реке „Три рака“. Это рядом с Сосновкой».

Я удивилась и прочитала текст по телефону.

– А что ты там будешь делать? – изумилась Наталья.

– Тебя встречать.

– Ну и ладно, не хочешь объяснять, и не надо. Заеду, как договорились, только не подведи меня.

Я положила газету и молча пошла на кухню. Глеб догнал меня, схватил за руку и быстро заговорил:

– Я знаю, о чем ты думаешь. Да, я здесь по делу. Но три дня были нашими, и я их выиграл с невероятным трудом. Поверь, это было сложнее, чем сельскому учителю попасть на три года на Канары. Я нарушил все инструкции. И говорю это не для того, чтобы набить себе цену, просто мы во многом похожи, и ты должна меня понять. Я, наверное, соскучился по покою и ощутил это, только когда узнал тебя. Но я не уверен, что смогу его долго вынести. Но ведь и ты в комплекте со своей поварешкой можешь существовать, максимум, неделю. А за сенсацию вся твоя братия год бы в болоте по шею сидела! Пойми, я приехал на три дня к тебе, а уж потом – по делу!

– Успокойся, – сказала я. – Ты не покоя хочешь, ты просто устал. Мы отравлены адреналином, и от этого никуда не деться. Скажи лучше: когда попрощаемся, ты еще долго будешь в городе?

Это было бы невыносимо: ходить по улицам, знать, что он где-то рядом, и не видеть его. Глеб, ощутив мой страх, покачал головой:

– Я уеду из города, но некоторое время буду недалеко.

– Ты приехал из-за историка? Знал, что Наталья пригласит меня?

Глеб понял, что меня мучило.

– Этого даже я просчитать бы не смог. Просто подумал, что речь идет об ученом, который интересовал нас в связи с одним делом. Хотя фамилия Чижевский меня тоже озадачила.

– Я могла бы помочь?

– Даже не вздумай! – отрезал Глеб. – А не то двое суток не слезешь с лошади! И, кстати, будь осторожней с незнакомыми людьми.

Потом мы пили кофе, и, как самый ценный приз в мире, день опять был нашим. И тогда я узнала, что счет жизни можно вести на мгновенья. И за каждое не жаль отдать жизнь.

После обеда Полторанин отлучился, и я не спрашивала, зачем. Вернулся с охапкой хризантем, бросил к моим ногам, сказал:

– Собирайся, такси ждет!

Через час мы были на пристани, где на бревенчатом настиле над водой стояли столики, дымился мангал, и деревянную будку, увешанную фонариками, украшала вывеска «Три рака». Рядом покачивались катамараны. Глеб пообщался с краснолицым здоровяком и подозвал меня.

– Как же давно я мечтал об этом! – жмурясь от удовольствия, он запихал меня в плавучее средство, сел рядом, и мы поплыли вдоль берега. Метров через триста причалили к пляжу. Глеб осторожно извлек меня из катамарана, бросил плащ на песок, и мы под тихий лепет реки молча любовались ее медленным течением, разбивая камешками стеклянную гладь.